И как назло, дороги назад не помню…
— Велислава, успокойся. — Элар легонько сжал пальцы на моём плече. Он-то и так от меня не отходил ни на шаг, а теперь мне вдруг стало тесно от того, что мужчина будто бы везде. Оплёл плотной сетью — не вырваться. И ведь, вроде же, я в него влюблена — это мы уже выяснили и даже смириться успели, — вроде же должна быть из-за этого самой счастливой в мире. Так почему чувствую то ли досаду, то ли тревогу?.. — За мной, как за куратором, здесь прекрасные комнаты числятся. Идём, ты вся на нервах. Тебе отдохнуть нужно.
— Я бы гораздо лучше отдохнула рядом с Брониславой, — захныкала я, пока дюк, куратор и Элар в одном лице подталкивал меня ко входу в виллу. — Да и она…
— О ней Йонас позаботится так, как ни один из врачей в вашем круглом мире не смог бы.
— Почему это он круглый? — изумилась я.
— По классификации, — терпеливо ответил Элар и, взяв меня под локоток, помог подняться по белоснежным ступенькам. — Есть круглые миры — их обитатели верят, что живут на огромном шаре или внутри него. Есть плоские, есть водные…
У входной двери я остановилась, отказываясь дальше идти. Можно сказать, даже взбрыкнула. От усталости и тревоги, не иначе.
— Так, я не поняла. — Вырвала свой локоть из плена мужских пальцев. — Что значит вот это вот твоё «их обитатели верят»? Их обитатели ЗНАЮТ, что живут на огромном шаре.
— Пусть, — улыбнувшись, легко согласился Элар. Но я по глазам видела, что он бы сейчас согласился с чем угодно, только бы втащить меня поскорее внутрь здания. Что он и подтвердил, как только мы оказались внутри прохладного коридора:
— Если тебе удобнее так думать. На общую классификацию твоё наивное заблуждение никак не повлияет… Кстати, если хочешь, можем пройти в библиотеку. Она здесь преотличная! Там и на классификацию посмотришь, да и на другие материалы по миру.
Сказал, а потом вдруг качнулся вперёд и шумно вздохнул, принюхиваясь.
— Чем от тебя пахнет? Целый час пытаюсь понять. Что-то такое знакомое… Духи? Шампунь?
— Земляничное мыло.
С перепугу и от неожиданности я зачем-то ляпнула правду. Неромантичную и неинтересную. Вот же я дурища…
Элар качнул головой и озадаченно потрогал большим пальцем свою нижнюю губу.
«Будто вкус растирает», — подумала я и почувствовала, как кровь прилила к щекам. Было что-то невозможно неприличное и возбуждающее в том, как мужчина меня нюхал и как теперь откровенно смаковал мой запах.
— Не думаю, — наконец произнёс он. — У земляники розовый аромат, сладкий. А ты пахнешь чем-то голубым или… Может быть, зелёный чай? Лаванда?.. Так чем, Велислава?
Тут уж я вообще не знала, что ответить, а потому зачем-то брякнула:
— Меня так только наш участковый называет, а все остальные Славой или Славкой.
Про Сливку не сказала умышленно, потому что так ко мне обращаться только Бро может. И никаких исключений. Даже если на эту роль претендует мужчина, в которого я с первого взгляда влюбилась.
Хотя не очень-то он и претендовал, если честно.
— Слава — сразу нет, — скривившись, решительно отказался он и понюхал меня ещё раз. А я подумала, что мне везёт как утопленнику, то в подлеца влюблюсь, то в чёкнутого… С другой стороны, я вот тоже могу прийти в «Глобус» и полчаса новые книжки нюхать, безмолвно постанывая от блаженства… — Это имя тебе не подходит.
— А какое подходит? — почему-то прошептала я.
Мы так и стояли посреди полутёмного коридора, никто не вышел нас встретить, никто не поинтересовался о цели визита. Может, у них тут эта система как-то иначе работает. Откровенно говоря, в тот момент подобные нюансы меня мало интересовали. Гораздо важнее было услышать, что же ответит Элар.
— Какое? — переспросил он, вдыхая аромат моих волос, тоже земляничный, между прочим. — Твоё полное имя очень красивое, Вель.
У меня внутри сердца, внутри мозга и внутри живота случилось по микровзрыву, когда он так меня назвал. Взрывной волной задело коленки, и я, опираясь, мазнула ладонью по прохладному камню стены, чтобы позорно не свалиться к ногам этого невероятного мужчины.
Всё-таки правильно я в него влюбилась! Настоящему чувству один маленький заскок с цветами ароматов не помеха.
— Но сокращать его тоже приятно, — доложил он, на этот раз пробуя на вкус не мой запах, а имя. — Мне нравится…
«Мне тоже», — подумала я, заворожённо всматриваясь в посветлевшие до цвета жжёного сахара глаза Элара, в дрожащие и бесконечные, как ночное небо, точки его зрачков.
Может, это меня он, а не Йонас загипнотизировал? Как иначе объяснить, что я рядом с ним превращаюсь в какое-то бесхребетное существо? Идея показалась внезапно здравой, и я мысленно отвесила себе парочку сочных оплеух, но в себя мне помогло прийти не это, а слова Элара.
— Так идём в библиотеку или хочешь пообедать? Тут хорошо кормят. Или отдохнуть? Спальни здесь тоже отличные.
Ох, Божечки мои! Только не в спальни! Я же там совсем совесть и страх со стыдом потеряю!
Я, по-моему, даже задымилась от смущения, будто сковородка с подгоревшими овощами. Не знаю, как только силы в себе нашла, чтобы пролепетать:
— Я не голодна, а библиотека — это отличная идея.
И добавила после секундного замешательства:
— Только я по вашему читать, наверное, не умею.
— С чего бы? — Элар взял меня за руку и повёл по коридору, уверенно открыл одну из дверей, и я зажмурилась от яркого солнечного света. — Говоришь на нашем языке ты просто замечательно, уже даже акцента почти не слышно. А это значит, что адаптация проходит успешно. Бояться нечего.
А вот это новость! Я-то была уверена, что на своём собственном языке говорю, совершенно забыв, если говорить словами классика, «что совы вовсе не то, чем кажутся».
(Прим. автора: Если кто-то вдруг не считает Девида Линча и Марка Фроста классиками, пусть первым бросит в меня камень)
— И что же это за язык? — фыркнула, надо верить, довольно скептически. Ибо уж кто-кто, а человек, закончивший иняз с отличием, уж как-то да сообразит, на каком языке разговаривает и сколько этих языков вообще знает…
Весьма некстати вспомнились «Особенности национальной охоты» и Михалыч с Кузмичом, которые на пьяную варежку так по-заморски шпрехали, что любо-дорого. И настроение и без того не самое доброе, совсем скатилось в какую-то унылую дыру.
Тем временем глаза привыкли к свету, и я смогла осмотреться. Из коридора мы вышли в крытый стеклянным куполом холл, который больше походил на внутренний дворик, ибо тут на ряду со стойкой администратора (классической, как в любом мало-мальски приличном отеле) и креслами для посетителей, был пруд с сонно журчащим фонтаном и с десяток оливковых деревьев, высаженных затейливым садовником прямо в покрытый цветной мозаикой пол.
— Атлантийский, конечно, — ответил на мой вопрос Элар и махнул рукой девушке-администратору, когда та поднялась нам навстречу (Девушка, кстати, была отчаянно похожа на Венеру Милосскую. Ну прямо одно лицо! Причёска, огромный нос, маленькие губы, мужской подбородок, бледная, почти белая кожа — ну, короче, почти всё как в Лувре! Только у копии, в отличие от оригинала, обе руки были на месте, а грудь стыдливо спряталась под белоснежной столой*) — Ничего не нужно. Мы пока только в библиотеку… Впрочем, разбавленного вина и фруктов нам вели туда прислать… А ты думала, мы тут на каком языке разговариваем?
Последний вопрос он задал уже мне, и я переведя на него взгляд, ответила:
— Ну уж точно не на том, который лингвист Марк Окранд для мультфильма придумал! У нас принято считать, что атлантийский язык, как и сама Атлантида — это миф, выдумка. Понимаешь?
— Ну, если тебе так проще адаптироваться, — посмеиваясь, согласился Элар, — то пусть будет миф. Мне не жалко.
Щедрый какой!
И вот бы мне улыбнуться в ответ на его откровенное заигрывание, но я вместо этого насупилась и разозлилась сама на себя.
Да что происходит со мной такое? Может быть, у меня аллергия на новый мир? Какая-ни будь дивная и исключительно редкая, при которой мозг погибает смертью храбрых в неравной борьбе с либидо…
— Но ты, Вель… — Ох! Он снова сделал это! Снова назвал меня этим странно возбуждающим именем. Окей, либидо! 2:0 в твою пользу. — … всё-таки такая выдумщица!
Обняв за талию, Элар вывел меня в коридор, толкнув одну из многочисленных дверей, расположенных по периметру так сильно понравившегося мне дворика с фонтаном.
Я оглянулась напоследок, чтобы хоть взглядом проститься с девушкой-администратором и внезапно задумалась, что же представляет из себя на самом деле дюк. Тот самый, который титул и должность. Чем занимается мужчина, в которого я внезапно взяла и влюбилась с первого взгляда, если работница больничного отеля (Я ведь правильно поняла истинное предназначение этого здания?) вытянулась в струну, провожая нас тревожным взглядом и при этом, кажется, не дыша.
— Можешь говорить и думать что хочешь, щедрый парень. — Я всё-таки сумела вспомнить о том, что у меня есть мозги и высшее гуманитарное образование, и заговорила пусть и не самым спокойным голосом, но зато с нужным количеством здорового цинизма и скепсиса. — Но наша планета действительно шар, а атлантийский язык придумал один лингвист для мультипликационного фильма. Мы на него всей группой в кинотеатр ходили. И никакая классификация не сможет убедить меня в обратном… Кстати о классификации. Дюк — это…
Но задать вопрос о том, кем мой куратор является на самом деле мне не позволили, перебив самым коварным образом:
— Мы, кажется, договаривались, что ты станешь называть меня по имени? Разве нет?
— Пришли, — хмыкнув, объявил Элар. И я, если честно, не поняла, избегает он так разговора или просто совпало случайно.
А вот библиотека в отличие от дворика с фонтаном меня не впечатлила: и получше видала!
Начать с того, что это был обычная комната. Просторная, не спорю, но явно не дотягивающий до гордого звания хранилища книг, хоть их тут и было немало, потому что все стены были заставлены стеллажами, а свет сюда проникал через стеклянный потолок.
— Устраивайся пока. — Элар кивнул в центр помещения и отвернулся к полкам, а я застыла с открытым ртом. Засмотревшись на потолок и стеллажи, кое-кто только сейчас заметил, что в этой, с позволения сказать, библиотеке, не было ни письменных столов, оснащённых настольными лампами, ни удобных стульев, ни неудобных стульев, о которые я за время своего студенчества не одну пару колготок порвала, зато стояли две низкие деревянные кровати, чем-то напоминавшие шезлонг (не ожидавший такой подставы мозг даже подкинул мне правильное слово — лектус*), а между ними, этими лектусами, скромно обозначал своё присутсвие то ли столик с плетёной столешеницей, то ли низенький табурет.
Божечки мои! Я же просила, без спальней и постелей! У меня и без того рядом с этим с этим мужиком шарики за ролики заходят, одно и спасает — по возможности, держать расстояние.
И как прикажете мне делать это лёжа? Да даже если сидя — ложиться же меня никто не заставляет! — формула с тремя величинами в лице меня, Элара и кровати ни к какому положительному результату привести не может.
Но, к счастью, куратор не успел заметить моих тревожных метаний, он возле одного из стеллажей возился, пока я страдала над античной мебелью, мучительно представляя… Нет, мучительно стараясь не представлять всё то, что на этой мебели со мною могли сделать. Во всех смущающих подробностях, между прочим. Я и не знала, что обладаю настолько богатой фантазией. Да если бы моей фантазии кто-нибудь додумался платить зарплату, мы бы с Бро давным-давно из нашей хрущёвки переехали в новенькую квартирку в каком-нибудь Малиновом бору или как там нынче принято модные микрорайоны называть?
Вздохнув, я аккуратно присела на самый краешек лежака, прилежно сложив руки на коленках, и только сейчас сообразила, что, когда Брошке стало плохо, вылетела из дому, в чём была. А была я в видавших виды велосипедках, в пушистых тапках с оленьей мордой, купленных во Flying Tiger в Литве и в поседевшей от старости майке onesize, которую я таскала по дому ещё со времён выпускных школьных экзаменов.
Интересно, я выгляжу настолько ужасно, как мне представляется, или ещё хуже? И радоваться ли мне тому, что в этой странной библиотеке нет зеркала?
Пользуясь тем, что Элар всё ещё не нашёл нужную книжку, я стащила с волос лохматую резиночку и попыталась собрать всю эту мечту парикмахера в какой-нибудь мало-мальски приемлемый хвост, что было достаточно сложно без расчёски и воды.
Природа наделила меня волосами красивого каштанового цвета, на самом деле красивого, никакой ложной скромности. Вот только в комплекте с поразительным цветом (который в зависимости от освещения и поры года менялся от насыщено рыжего до почти чёрного) шла непокорная, как нрав дикого буйвола, структура и внушительное количество. Косы у меня были густые — на трёх модниц бы хватило, а природная завивка со спины делала меня похожей на одну из представительниц темнокожего населения нашей планеты.
«Якобы круглой планеты», — ехидно напомнило подсознание, и я исподтишка глянула на Элара. Не хватало, чтобы мужчина заметил мои манипуляции с внешностью. Ещё подумает, что я для него прихорашиваюсь.
И хотя именно для него я и прихорашивалась, всё равно обрадовалась, обнаружив, что куратор не смотрит на меня с насмешкой, а изучает корешки книг. И я решила, что не прочь заняться тем же. Вскочила с шезлонга (ЛЕКТУСА!) и, подойдя к ближайшему стеллажу взяла первый попавшийся том — хотелось поскорее убедиться, что нет никакого местного атлантийского языка, что Элар всё придумал, преследуя какие-то свои тайные цели, но уже первая страница заставила меня признать собственную неправоту.
Тут на Кузмича с Михалычем не спишешь. Тут самая натуральная амнезия. Да-да, именно она, ибо я не знала, как иначе обозвать явление, когда ты знаешь что-то, а откуда ты это знаешь — не имеешь ни малейшего понятия. В инязе нас чему только не учили! Помимо профильных языков, латынь, греческий, старославянский, Ольга Кривошей даже египетские иероглифы учила, факультативно, а вот я отказалась. И от египетских, и от японских. А всё потому, что руки у меня не из того места, из которого надо, растут, а из прямо противоположного, я и алфавитом-то так пишу, что непосвящённый человек меня сразу в медицинском образовании подозревать начинает. Страшно подумать, что случится, если я начну вместо букв малевать символы, чёрточки и кружочки…
— О! Смотрю, с письменностью у тебя всё отлично, — раздался над моим плечом голос Элара, и я от удивления едва не выронила книгу. — Как я и говорил.
Я мрачно посмотрела на него, раздумывая, как бы поязвительнее ответить и заодно перестать таять от этих невозможных ямочек на щеках. Уверена, мужчина прекрасно знает, как они действуют на слабый пол, и использует их вместо секретного оружия. Очень действенного, если судить по мне. Ибо раньше меня так от мужиков не вело…
— Кстати, ты эту книжку выбрала с какими-то далеко идущими целями или просто самообразовываешься?
Опустив глаза к открытой странице, я медленно (иероглифы хоть и казались знакомыми, но всё равно воспринимались словно чужой язык) прочитала, зачем-то вслух:
— «В любви есть восемь искусств — объятия, поцелуи, царапанье, укусы, способы возлежания, звуки, подражание мужчине и соитие в рот». Ох…
Захлопнула фолиант и глянула на обложку. Ватсьяяна Малланага «Камасутра». Хорошо хоть на картинках не открыла.
— Хочешь сказать, что этот автор принадлежит вашему миру? — прокашлявшись и старательно пряча от Элара смущённый взгляд, спросила я.
— Так он тебе знаком? — Даже глухой услышал бы в мужском голосе удивление и неприкрытый интерес. Я вздохнула и без охоты призналась:
— Так или иначе о нём слышал любой образованный житель нашего якобы круглого мира. Но ты не ответил на мой вопрос. Хочешь сказать, что он тоже из ваших?
— Нет. — Я поставила книгу на полку и нашла в себе силы заглянуть Элару в глаза. Невозможно насмешливые. — Но мы любим и ценим красивые вещи. Физическая любовь между мужчиной и женщиной — это красиво. Книга о чувственной сфере и любовном соединении — восхитительна. Конечно же, мы не отказали себе в удовольствии и перевели её на свой язык. Разве это плохо?