— Я этого не говорила, — ответила я, недоумевая, почему, почему из всех возможных книжек я именно эту в руки взяла. — Так ты нашёл то, что искал?
— Ты про классификацию миров? — Элар вальяжно обнял меня за талию и ткнулся носом в мой висок, шумно вздохнув при этом. — Да ну её. Давай лучше о «Камасутре» поговорим. Этот философский трактат, на мой взгляд, гораздо интереснее.
Снова ох.
Одни испытания сегодня на долю моего духа и силы воли. Ситуация хуже некуда! Бро в больнице, я понятия не имею, как там она и малыши, но при этом не о ней переживаю, а о том, что на мне майка старая и трусы с лифчиком от разных комплектов!
Увернувшись от крепких рук, я выхватила из загребущих лап куратора книжку и с решительным видом устроилась на лектусе. А этот мерзавец, вместо того, чтобы воспользоваться вторым, опустился рядом со мной — непозволительно, головокружительно близко — и, тихонько посмеиваясь, произнёс:
— Значит, в другой раз.
Вполне допускаю такое развитие событий. После того, как Бро поправится, и нам популярно объяснят, что тут происходит, как мы здесь очутились, ну и, по меткому выражению Бро, какого хрена.
Какого хрена я не расспросила о том, что представляет из себя должность (или всё-таки титул?) дюк, и что, собственно, курирует этот куратор? Он, если мне не изменяет память, что-то о каком-то Камне вещал.
До того, как Бро стало плохо.
Игнорируя тепло, исходящее от мужского тела — от непозволительно близкого мужского тела! — я какое-то время пыталась вчитаться в предисловие, в котором автор занудно вещал о бесконечности каждого из существующих миров и об ошибочных попытках философов и исследователей заключить его в рамки, ограниченные как формой, так и содержанием. По мнению учёного, раз и первое, и второе находится в постоянном движении, думать о таких вещах совершенно бессмысленно.
А потом поняла, что всё это бессмысленно, что не могу я читать эту книжку, какой1 бы полезной она не была, когда в голове сумбур, а все мысли совершенно о другом.
— Элар?
— Да, Вель? — Он наклонился вперёд, обдавая тёплым дыханием волоски на моём затылке. — Возникли вопросы?
— Один, — прокашлявшись и поворачиваясь лицом к мужчине, призналась я. — А вы мобильную связь, совершенно случайно, не считаете тоже чем-то невозможно прекрасным?
— Что? — Элар посмотрел на меня с таким выражением лица, словно я предложила ему совершить что-то из ряда вон выходящее. Отобрать конфетку у младенца, убить котёнка, съесть на обед печень Венеры Милосской, которая осталась за стойкой администрации.
— Понимаешь, вот это всё, конечно, очень интересно. — Я потрясла совершенно неуместной сейчас «Классификацией». — И я обязательно прочту обо всём. Когда-нибудь потом. Но прямо сейчас я только о сестре могу думать. О том, как мы попали сюда и почему — тоже, но о Брошке всё-таки больше. И вот мне представилось, если этот… Йонас… — Я слегка запнулась, впервые произнося имя темнокожего лекаря. — Если он захочет с нами срочно связаться, то…
— Переживаешь, значит. — Элар перебил, подводя итог моей короткой речи и странно хмурясь при этом, словно пытался принять какое-то не очень приятное решение. Отобрать конфетку у младенца, убить котёнка, съесть печень Венеры Милосской.
Я виновато улыбнулась, злясь из-за того, что веду себя, как школьница, ей-Богу! Заискиваю перед понравившимся мне мужиком. Хорошо хоть не извиняюсь за то, что волнуюсь из-за сестры!
— Конечно. А как иначе?
— Иначе? — он поджал нижнюю губу, а потом тряхнул волосами, принимая решения. — Можно и иначе, раз по пути наименьшего сопротивления ты отказываешься идти.
И я не то что спросить, что он имеет в виду, я даже до конца оформить эту мысль не успела, потому что в следующий момент Элар…
И я не то что спросить, о чём он говорит, я даже до конца оформить эту мысль не успела, потому что в следующий момент Элар качнулся ближе, окончательно уничтожая то небольшое расстояние, что ещё было между нами, одной рукой прижал меня к лежаку, чтобы мне в голову не взбрело удрать, а пальцами второй обхватил мой подбородок, поднимая и слегка поворачивая мою голову. Я моргнула и, как сомнамбула уставилась ему в глаза.
В них светились и пульсировали звёзды, манили своей загадочностью, обещали сказку и всё-всё-всё. Они завораживали и нервировали одновременно, заставляя меня дрожать, кажется, от нетерпения. От затянувшегося ожидания и совсем чуть-чуть от первобытного страха, желанного, потаённого, который сидит глубоко-глубоко в каждой из нас. Страха перед сильным зверем, который видит тебя насквозь, предугадывая каждое твоё движение. И не скрыться от него, не убежать, потому что бежать на самом деле никуда-то и не хочется.
Ладонь Элара скользнула на мой затылок, пальцы обхватили собранные в хвост волосы. И захочешь — не вырвешься. Впрочем, я и не хотела. Я словно в другую Вселенную провалилась, где нет никого, только я и он.
Не разрывая зрительного контакта, Элар сблизил наши лица. Я почувствовала тепло чужого дыхания на своих губах и это было так чересчур, так слишком, что, не выдержав, я опустила веки.
Никогда и близко ничего подобного я не испытывала, даже тогда, когда мой бывший впервые меня поцеловал.
— Вель…
Это было помешательством каким-то. Колдовством, которое перебросило меня из одного мира в другой и в которое я пока так и не сумела поверить. Сном, волнительным, пугающим и будоражащим. Когда и страшно, и сладко, так сладко, что просыпаться совсем-совсем не хочется…
Запах этого пугающе притягательного мужчины окутал меня незаметно, просочился сквозь поры моей кожи и ударил по мозгу волной дикого возбуждения.
Дичайшего.
Разве так бывает? Чтобы лишь от того, как мужчина произносит твоё имя, у тебя волоски на руках становились дыбом, чтобы мороз по коже, всё сжималось внутри и начинало мелко-мелко дрожать. Я раньше думала, что о таком только в женских романах пишут.
Впрочем, чему удивляться? Откуда мне было знать правду? Мой бывший девственности меня, конечно, лишил, но фактически я ею оставалась до сих пор, ибо он забыл рассказать, в чём же заключается вся прелесть физической любви.
С Эларом всё было иначе. Он меня пока даже не поцеловал, просто смотрел тяжело, пригвоздив к месту своим невероятным «звёздным» взглядом, да царапнул слух вот этим вот Вель…
— Вель, — повторил мужчина, и я почувствовала прикосновение к своей нижней губе. Он провёл по ней пальцем, осторожно стирая лишь ему видимый след. — Скажи, ты тоже чувствуешь это?
Чувствую? Божечки, ЭТО бурлит во мне, как лава в жерле вулкана. Одно неловкое движение — и извержение неизбежно.
— Я не знаю, — солгала я, боясь сказать правду. Уж больно неприлично она бы прозвучала.
— Знаешь, — заявил он, а потом медленно провёл языком по моим губам. — Знаешь.
Я распахнула глаза и, столкнувшись с его диким взглядом, попыталась вздохнуть, но не успела, потому что Элар накрыл мой рот своим и застонал глухо, когда я беспрекословно впустила внутрь его язык.
Если у пламени есть вкус, то это вкус Элара. Жадного и жаркого, беспощадного, решительного. Бороться с ним нет никакого смысла, да я и не собиралась.
И нет. Я не позабыла обо всём на свете. Там, на краю тонущего в желании сознания бился истеричной мыслью страх, звенела тонким колокольчиком тревога, пытаясь напомнить мне, что вот всему этому сейчас не место и не время. Мало того, что я оказалась в другом мире, так вообще не знаю целующего меня мужчину…
Но я отказывалась прислушиваться к гласу разума, потому что внутри меня бурлила и дрожала лава, и только Элар знал, что нужно сделать, чтобы она не успокоилась — ни в коем случае! — чтобы наоборот сожгла дотла нас обоих.
С каким-то первобытным рычанием он содрал с меня майку и застыл, жадно глядя на мою грудь, прикрытую простеньким хлопковым лифчиком. Потрогал пальцем ставший каменным от возбуждения сосок и зашипел, когда я в ответ слегка царапнула его шею.
— Вель… — будто магическое заклинание повторил он и склонил голову.
Лизнул кожу над тканью, провёл языком по плотному материалу, а потом опрокинул меня на лежак, и в мгновение ока — я и пикнуть не успела! — стянул с меня велосипедки вместе с бельём, развёл в стороны мои колени и застыл, бесстыдно и жадно впитывая тёмным взглядом открывшееся ему зрелище.
— Красивая, — поведал осипшим голосом и, прокашлявшись, добавил:
— Ро-озовая. Выглядишь очень аппетитно.
Я вспыхнула от смущения, лицо загорелось так, словно я склонилась к открытой печке, до звона в ушах и стыдных слёз. Дёрнулась, пытаясь то ли сбежать, то ли прикрыться, но Элар протестующе, как пёс, у которого пытаются отобрать сладкую косточку, заворчал и, глянув на меня из-под потяжелевших век, наклонился.
Крылья его носа дрожали, когда он с жадностью наркомана глотал мой запах. Я ещё успела подумать, что такой вот, сейчас, когда обнажённая, яростная жажда заострила черты его лица, он невероятно красивый. А потом Элар, всё ещё удерживая мой взгляд своим осторожно провёл языком, будто снимая пробу, и я зажмурилась крепко-крепко, до серебристых точек перед глазами, и закусила губу, чтобы не закричать. И не услышала — скорее, почувствовала смешок.
А затем снова язык. И губы. И пальцы. И рычащий, сводящий с ума шёпот, ласкающий хрипотцой, проклинающий, умоляющий — безумный и дикий. Как дикая страсть, с которой мужчина укрощал бушующую внутри меня лаву.
Я не знаю, сколько это продолжалось, минуты или часы — может быть вечность. Элар умело доводил меня до точки, где, казалось бы уже невозможно остановиться, но снова и снова останавливался. И всё говорил, говорил что-то проникновенным голосом, уговаривая меня, умоляя…
— Что? Что? — хныкала я, хватаясь за покрытые белоснежной рубашкой плечи.
— Пожалуйста, — умоляла, бесстыдно вдавливая руками его голову себе между ног. — Пожалуйста!
Я и сама толком не знала, о чём прошу. Откуда мне было? Но лава сжигала меня изнутри, бурлила, требуя выхода, а сама я с нею не справлялась — не умела. Элар же умел, я видела, но отчего-то отказывал мне в этой малости, будто наказывал за что-то.
— Вель…
— Да! Да! Да! — в отчаянии я почти рыдала, непрестанно облизывая искусанные губы. — Прошу!
— Сейчас, сейчас, сладкая. Открой глазки, посмотри не меня. Видишь?
Я моргнула, пытаясь сфокусировать взгляд.
Какой же он красивый, мой Элар! Влажные волосы прилипли ко лбу, а в потемневшем от возбуждения взгляде пьяно бьётся чёрное безумие.
— Вот тут вот подпиши, моя девочка, и мы полетаем. Мы с тобой так полетаем, как никогда. Я обещаю.
— Да… — улыбнулась я прозвучавшему в мужском голосе жаркому обещанию и безмолвно обхватила пальцами протянутую мне перьевую ручку.
— Вот здесь… — Элар прижал кончик пера к бумаге и нежно прикусил кожу над моей ключицей. — Давай же, малышка. Давай. Хочу тебя, хоть умри. Ну?
И тут внезапно из комы вышел мой мозг и заголосил, словно сошедшая с ума автомобильная сигнализация, усмиряя лаву и прогоняя без сожаления и без жалости, и страсть, и желание, и похоть.
А ещё миг спустя, когда о меня всё-таки дошло, что здесь и сейчас случилось, закричала и я. Громко. Срывая и без того охрипшее от моей несдержанности горло. Отталкивая Элара, царапаясь, вырываясь, ужом выкручиваясь из его стальных объятий, которые внезапно из желанных стали самыми ненавистными в мире.
***
Лектус — разновидность античной мебели, ложе, на котором возлежали древние греки и римляне во время пиршеств (симпосиев и конвивиумов), трапез и бесед.
Стола — у древних римлян одежда замужней женщины: туника, которая надевалась поверх исподней одежды (tunica interior) и доходила до лодыжек. Снизу к столе пришивалась оборка, называвшаяся instita; шейное отверстие обшивалось пурпуровой каймой. Рукава столы достигали локтей и не были сшиты, а закреплялись рядом застёжек. Если внутренняя туника имела рукава, то у столы их не было. Стола обхватывалась поясом значительно выше талии, при этом образовывался ряд складок.
Глава 4. Не мы такие, жизнь такая
Элар поначалу, отстаивая утраченные позиции, пытался меня целовать, уговаривал срывающимся голосом, потом просто держал, пока я колотила его, куда попало и обзывала такими словами, каких, наверное, даже Бро никогда не слышала. А чуть позже, когда силы во мне всё-таки закончились, и я разрыдалась от стыда и от обиды, — отпустил.
— Прости.
Из всей одежды на мне оставался только лифчик, но честное слово, из-за этого последнего не павшего бастиона я чувствовала себя ещё более обнажённой. Будто не тело моё было бесстыдно оголено, а душа распахнута до самого кровоточащего сердца.
Прижала к груди коленки, обхватила их руками, судорожно пытаясь отыскать взглядом майку и остальную одежду…
Хотя к чему эта запоздалая скромность? Всё, что хотел, Элар уже увидел. Рассмотрел. Изучил во всех подробностях, можно сказать.
Как же стыдно, Божечки!
— Вель…
— Вел-ик-слава! — прошипела я, яростно стирая вкус этого проклятого имени со своих губ. — Не велькай мне тут.
Мужчина скрипнул зубами и, сглотнув, будто у него в горле пересохло от невыносимой жажды, посмотрел на меня тяжёлым жёстким взглядом.
— Я буду называть тебя так, как считаю нужным, малышка. — Оскалил зубы в злой усмешке, а я зашипела рассерженной кошкой. — Но сейчас, в качестве исключения готов пойти на уступки. Понимаю…
Меня чуть не стошнило от этого нечеловеческого великодушия, а мужчина, заметив, как меня перекосило, пробормотал:
— Прости, что так получилось. Я… сорвался.
— В жопу себе свои извинения засунь, — шмыгнув носом, предложила я и, заметив валявшуюся на полу майку, поднялась с лежака.
Элар отвернулся. Посмотрите-ка, галантный какой…
— Чем угодно могу поклясться, заходить НАСТОЛЬКО далеко, я не планировал.
А, нет. Нормально всё, никакой галантности.
— С-скотина. — Я набросила на себя майку и с такой злостью дёрнула за подол, пытаясь натянуть её как можно ниже, что отчётливо послышалось, как трещат швы. — Пошёл ты, вместе со всеми своими планами.
Злясь и краснея, я оглядывалась по сторонам, пытаясь отыскать остальную одежду, но она, как назло, отказывалась попадать в поле моего зрения.
— Пошёл ты… — повторила я, а Элар повернулся, вздохнул, тяжело и грустно, даже пожалуй немного устало, и покачал укоризненно головой, и подал мне мою одежду, которую, как оказалось, всё это время держал в руках.
— Видеть тебя не желаю, — прорычала я, яростно напяливая бельё и путаясь в узких штанинах велосипедок. — Отведи меня назад в больницу. Я на крылечке поживу, пока Бро не выпишут…
Элар смерил меня холодным взглядом.
— И что потом? — поинтересовался он. — Потом куда вы пойдёте? Вы не дома. И вернуться туда в ближайшие дни вам с сестрой не светит. Раз уж Камень захотел вас здесь, назад отпустит не быстро.
Я сжала губы и промолчала. Нет, если бы мне было что, я бы выдала на-гора, но сказать мне было нечего, ибо положение у нас с Брошкой было аховое. Идти нам, действительно, было некуда.
Впрочем, молчание я хранила не только по этой причине. Я выжидала, надеясь, что на эмоциях или от злости Элар проговорится и скажет что-то важное. Спрашивать его о чём-то напрямую я больше не собиралась. Точно не после того, как он пытался…
С трудом проглотила горькую слюну и, сложив руки на своих коленях, присела на лектус. На ДРУГОЙ, не на тот, где… всё произошло.
— Успокоилась? — Элар сел напротив и брезгливо сморщил нос, когда я молча предложила ему оценить всю элегантность, длину и тонкость средних пальцев моих обеих рук.
— Значит, нет, — констатировал он. — Ну, что ж. Будем работать с тем, что есть. Давай сделаем вид, что я поверил в то, что ты не переигрываешь, что на самом деле обиделась и что в твои планы не входило охомутать кого-нибудь из местных.
— Чего? — Не смогла удержать в себе, возмутилась вслух. — Ты рехнулся? — Пальцем у виска покрутила. — Какое охомутать? В каком месте я переигрываю? В том, где у меня случайно при себе не оказалось мачете и я от избытка чувств не отхерачила тебе твою собственную хомуталку?