Она откинула голову назад, руки ее опустились. Она закрыла глаза и послала в небо воздушный поцелуй.
- Луна, милая луна! - прошептала она. - Сделай это для меня, и я стану твоей рабыней; я буду делать все, что ты захочешь!
Неожиданно воздух наполнился чарующими звуками невидимого оркестра. Виола не удивилась, и не замерла. Под медленную музыку сарабанды, она принялась покачивалась и перемещаться. Ритм музыке задавали маленькие барабаны и протяжные звуки волынки. Воздух наполнился пряными, дурманящими ароматами. Виоле казалось, что она видит отблески пастушеских костров и слышит отдаленный рев диких зверей, обитателей пустыни. Она повела руками по волосам и позволила им рассыпаться по плечам, двигаясь в такт музыке. Ее тело медленно плавно покачивалось из стороны в сторону, ее атласные туфельки скользили над серебристым песком...
Зазвенели тарелки, и музыка внезапно прервалась. Виола широко открыла глаза. Грациозным жестом она поправила волосы, и властным движением вскинула голову.
- Музыку! Еще музыку! - повелительным тоном произнесла она.
Вновь зазвучала музыка. На этот раз это был танец-каприз, с ведущей партией скрипок, веселый, легкомысленный, живой. И опять ее глазам предстало видение. Старый король пристально смотрел на нее, король, на чьем сморщенном лице были заметны следы распутно проведенной жизни. Придворный, с большим носом, суетился вокруг него и бормотал: "О великий! Если бы вам вернулась ваша молодость!" Это было странное видение. Музыкальный темп все ускорялся и ускорялся; она кружилась, передвигалась, совершая различные па; и танец ее был легок, как свет, обжигающим, как огонь, плавным, как речной поток.
Еще мгновение - и музыка смолкла. Виолу охватил ужас. Она бросилась бежать с освещенной лунным светом площадки, сквозь деревья, по темным проходам лабиринта, не понимая, куда бежит, и неожиданно для самой себя оказалась перед железными воротами. Она снова побежала, через сад, почти не останавливаясь, чтобы перевести дыхание, пока, наконец, не достигла дворца. Восточная сторона неба уже начинала светлеть; празднество во дворце заканчивалось. Как только она вошла в залу, к ней направился принц Хьюго.
- Где ты была, Виола? - строго спросил он. - Что заставило тебя покинуть праздник?
Она топнула изящной ножкой.
- Я не собираюсь отвечать на подобные вопросы, - заявила она.
- Мне кажется, у меня есть право услышать ответ, - сказал принц.
Она рассмеялась.
- Впервые в жизни... - и ответила: - Я танцевала.
Принц отвернулся и безнадежно вздохнул.
* * *
Шли месяцы. Постепенно Виолу охватывал все больший и больший страх, что случившееся не отпустит ее. Каждый месяц, как только наступало полнолуние, хотела принцесса того или нет, она находила себя в лабиринте, окруженная его таинственными стенами, на странной танцевальной площадке. И когда она оказывалась там, снова звучала музыка, и она снова танцевала, глядя на луну. Когда это случилось во второй раз, она подумала, что поступила так по своей собственной прихоти, а музыка всего лишь плод ее воображения. В третий раз она испугалась, она поняла, что сила, приходящая к луне по мере ее роста, имеет над ней неодолимую власть. Страх за год, возрастая с каждым месяцем, превратился в ужас, каждый раз музыка играла все дольше и дольше - и с каждым разом все меньшее и меньшее удовольствие получала принцесса от танцев. Холодной зимней ночью луна позвала ее, и она пришла, несмотря на пар ее дыхания, замерзавший в воздухе, несмотря на то, что окружавшие ее танцевальную площадку деревья выглядели черными голыми скелетами. Она никому не смела ничего рассказать, хотя скрывать отлучки становилось все труднее. Но, казалось, что-то оберегает ее, и она всегда возвращалась в свою комнату после полуночных танцев не будучи никем замеченной. С каждым месяцем зов становился все более властным. Однажды, когда она стояла, коленопреклоненная, перед алтарем в своей маленькой часовне во дворце, то вдруг осознала, что слова молитвы, знакомые с детства, уходят из ее памяти. Он поднялась и зарыдала, но ее звали, и она не могла противиться этому зову. Принцесса вышла из часовни и пошла вниз по дворцовому саду. Как безумная, танцевала она в эту ночь!
Свадьба должна была состояться весной. Но уже сейчас она становилась все нежней и нежней с Хьюго. У нее возникла ничем не обоснованная надежда, что, как только они поженятся, она все ему расскажет, и он сможет защитить ее, потому что - она всегда это знала, - он был бесстрашен. Она так и не смогла полюбить его, но старалась скрывать это, уверяя себя, что в будущем все изменится. Однажды он признался ей, что как-то раз попытался найти путь к центру лабиринта, но потерпел неудачу. Она ответила слабой улыбкой. Если бы только она смогла не подчиниться зову! Но ей никогда не удавалось этого сделать.
В ночь перед бракосочетанием она отправилась спать и спокойно уснула, подумав, что это ее последняя ночь без Хьюго. На небо взошла полная луна и Виола вдруг проснулась, с неодолимым желанием сию же секунду бежать, лететь на танцевальную площадку. Казалось, кто-то нашептывает ей: "Быстрее, быстрее!" Она накинула плащ, сунула ноги в атласные туфельки и поспешила на зов. Никто не видел и не слышал ее ни на мраморной лестнице дворца, ни на террасе, ни в саду; она бежала так быстро, как только могла. Колючки впивались в ее плащ, но она резкими движениями высвобождалась, разрывая материю; острый камень порвал туфельку, нога ее окрасилась кровью, но она не останавливалась. Как камень, сорвавшись с утеса, все падает и падает вниз, пока не достигнет прибоя, как мотылек, покидающий свое пристанище в уютной прохладной темноте ночи летит, чтобы найти свою смерть в огне лампы, при свете которой вы читаете поздним вечером, - так и у Виолы не было выбора. Луна требовала ее. Луна безжалостно влекла ее в жестокий круг блестящего песка и неумолимой музыки.
Музыка звучала в ночи, легкая, искристая. Виола сбросила плащ и стала танцевать. И как только она сделала это, то заметила тень, появившуюся на краю Луны. Эта ночь была ночью затмения. Она не знала этого. Танец пьянил ее. Она все была в белом, и лицо ее также казалось белым в лунном свете. Каждое мгновение было наполнено поэзией и грацией.
Музыка звучала, не прекращаясь ни на мгновение. Она устала, смертельно устала. Ей казалось, что прошли часы; тень почти совсем скрыла лик Луны, стало темно. Она едва различала окружающие площадку деревья. Но она все танцевала, кружилась, подпрыгивала, переступала, увлекаемая беспощадной музыкой.
Наконец, она остановилась, остановилась тогда, когда Луна совершенно скрылась в тени, и вокруг стало совершенно темно. Но остановилась всего лишь на мгновение, а потом началось все сначала. На этот раз зазвучала медленная, напоенная страстью мелодия вальса. Она не могла сопротивляться, и вновь принялась танцевать. Но стоило ей сделать движение, как крик ужаса вырвался из уст ее, потому что в беспросветной мгле, окутавшей принцессу, ее подхватили и закружили горячие руки невидимого партнера...
* * *
Поиски пропавшей принцессы продолжались весь следующий день. Лишь вечером принц Хьюго, с лица которого не сходила мрачная тень беспокойства, в своих поисках достиг железных ворот лабиринта и приметил на камне рядом с ними капли крови. На воротах также было кровавое пятно. Так, следуя этим указаниям, оставленным пораненной ногой Виолы, он оказался в центре лабиринта на площадке, служившей ей ареной. Здесь было пусто. Однако песок по краям площадки был взрыхлен, словно кто-то перемещался по нему длительное время. Но ему долго не удавалось найти отдельного следа. Наконец, ему это удалось - два четко отпечатавшихся следа - крошечной атласной туфельки и большого раздвоенного копыта.
ЗЕЛЕНЫЙ СВЕТ
Мужчина взглянул на женскую фигуру, лежащую на диване. Маленькие серебряные часы на камине принялись отбивать время; он терпеть не мог этого звука. Он подскочил, как сумасшедший, схватил часы, бросил их на пол и растоптал. Затем опустил шторы, открыл дверь и прислушался; на лестнице никого не было. Тишина казалась ему невыносимой, столь же невыносимой как и звук мгновениями раньше. Он попробовал свистнуть, но во рту пересохло, и все, что ему удалось - издать смешной шипящий звук. Закрыв за собой дверь, он сбежал по лестнице и вышел на улицу. Женщина на диване не двигалась и не издавала ни звука. День клонился к вечеру; лучи заходящего солнца проникли сквозь зеленые шторы и окрасились ужасным цветом, который, казалось, имело лицо женщины на диване. Из темных уголков помещения выбрались мухи и принялись суетиться, ползать и жужжать. Одна, очень маленькая, подлетела к обнаженной полоске женской руки; теперь казалось, что по руке ее движется маленькое черное пятнышко.
На улице, мужчина шагнул с тротуара на проезжую часть; послышался крик и проклятия кебмена, кто-то подхватил мужчину под руки и втащил обратно на тротуар, не очень любезно посоветовав быть внимательнее. Мужчина постоял с минуту, отер рукой лоб. Нет, этого он делать не будет. Настал критический момент, момент, когда, в первую очередь, ему необходимо абсолютное спокойствие и ясность мысли; но сейчас, едва он пытался прийти в себя, перед его мысленным взором вставала картина - белое лицо и отблески зеленого света на нем. Его сердце рвалось из груди, ему казалось, что биение его разносится далеко по улице. Он чувствовал биение пульса, он считал вслух его удары, стоя на тротуаре, и лишь спустя время осознал, что несколько зевак, среди них двое-трое мальчишек, смотрят на него с ухмылкой. Кто-то подал ему шляпу, она свалилась в тот момент, когда его втащили обратно на тротуар; он этого не заметил. Он взял шляпу и нащупал несколько монет, чтобы дать их своему благодетелю. Он нашел полкроны и полпенни, он держал их в руке и смотрел на них, не понимая, зачем их достал. Потом вдруг вспомнил, и протянул мальчишке. Тот расхохотался, затем бросился бежать; его товарищи помчались за ним, и он слышал, как они кричали на бегу:
"Как бы этот тип не разорался из-за пары монет!" - кричал один, - "Еще бы! Он пьян - а это все, что у него осталось!" - отозвался другой.
И опять он говорил себе, что не будет этого делать. Он не будет думать о прошлом, ужасном прошлом. Он не должен думать о будущем - о плане спасения. Он должен сосредоточиться на настоящем, пока не найдет такого места, где сможет побыть один. Да, Риджент-Парк вполне подходящее место, тем более, что он рядом. Он стряхнул со шляпы грязь, надел ее и пошел. Он думал о том, как движутся его ноги, и выбирал лучший способ, как пересечь дорогу, и как ему не столкнуться с другими людьми, и как вести себя так, чтобы от них не отличаться. Все эти обычные вещи, обычно бессознательные и автоматические, сейчас требовали от него значительных умственных усилий.
Пока он шел, мысли его, казалось, обрели некоторую ясность. Он нашел место в Риджент-Парке, где мог бы лечь на траву, и никого не было рядом, и никто не мог видеть его. "Теперь, сказал он сам себе, мне нужно немного сосредоточиться - и я могу это сделать". Мысли его потекли в прошлое, все быстрее и быстрее, к ревности, что сжигала его сердце, к тому способу, который он избрал для ее успокоения, и его реализации; и здесь течение их замедлилось. Он снова вернулся в тот вечер, когда потерял контроль над собой и...