— Ох ты, — палец Аньки подцепил резинку трусов, отпустил, и Акула получил легкий, но чувствительный щелчок по животу. Сидя верхом на мужчине, чувствуя, как его руки вкрадчиво обнимают ее бедра, а член в шелковых трусах, прямо под ней, быстро наливается кровью, Анька думала только об одном — как бы ее не вытошнило прямо на грудь Акуле. Его прикосновения, которые она так долго с трепетом вспоминала, теперь были ей омерзительны, ее колотило и подкидывало, словно ее кожи касались раскаленные повода, и она начинала понимать Лося, который с таким остервенением мыл руки после того, как дотронулся до Ингрид.
«Все кончится, и я ляжки вымою кипятком, с хозяйственным мылом!» — клялась себе Анька, еле сдерживаясь чтоб не плюнуть в лицо мужчины.
— Так может, нам снова, — вкрадчиво прошептал Акула тоном рокового соблазнителя.
— Снова? — холодно отозвалась Анька. — Но ты меня обидел. Очень сильно. Ты меня бросил; а потом еще и оскорблял… ты был о-о-очень, очень плохим мальчиком…
Она склонилась над Акулой, словно намереваясь его поцеловать; от его губ пахло табаком и шампанским, и Анька почувствовала, как ее мутит от отвращения — так ярко вспыхнули в ее мозгу воспоминания.
— Так накажи меня, плохая девчонка, — в тон ей ответил Акула.
Его руки противно, суетливо обшаривали ее бедра, трепали куртку, стягивая ее с Анькиных плеч, старались стащить колготки, и Анька едва не завывала, обмирая, когда ей казалось, что он уже запустил свои руки ей под одежду и касается голой кожи. Она с остервенением вцепилась в его запястья и с силой отняла его руки от своего тела, подняла их над головой, придавила к мягкой подушке.
«Только б принял за заигрывания, — молилась она, удерживая его руки одной своей и лихорадочно нащупывая в кармане наручники другой рукой. — Господи, только б не соскользнул…»
— Паршивый мальчишка, — сквозь сжатые зубы рыкнула Анька, — я отхлещу тебя плеткой! Где твой ремень? Повернись-ка ко мне задницей, и я тебе устрою…
— О, в какие интересные игры ты научилась играть! — жарко зашептал Акула, изо всех сил стараясь поцеловать Аньку. Его мокрые губы неловко ткнулись в ее, и Анька едва сдержалась, чтобы не вытереться с остервенением. Однако на поцелуй его ответила, старательно имитируя страсть и изо всех сил удерживая себя на месте. Акула должен поверить, что она воспылала к нему страстью. Он должен лежать смирно, чтобы ей удалось его зафиксировать…
А еще она вдруг услышала, как утекает ее время. Ей, возящейся с Акулой, казалось, что за дверью слышатся шаги Лося, и от страха, что он застанет ее в такой двусмысленной ситуации, чуть не напрудила на живот мужчине.
«Лосик, милый, не спеши! — молила она, представляя, как тот стоит в московской пробке, холодными глазами рассматривая поток машин, и лицо у него при этом мертвое и злое. — Всего пятнадцать минут! Мне больше не надо!»
— Негодяй, маленький паршивец! — шипела она, от нервного возбуждения почти не понимая, что несет, отчаянно запуская руку в карман и вытягивая розовые меховые наручники. Одно кольцо удобно защелкнулось на металлическом поручне над головой Акулы, второе мгновенно обняло его запястье.
— Эй, что за шутки?!
На губах его все еще блуждала улыбка, в глазах стояло ничего не понимающее выражение, когда Анька и вторую его руку ловко зафиксировала пушистым гламурненьким розовым наручником.
— Ты что, серьезно играешь в БДСМ? — дрогнувшим голосом спросил Акула, стыдливо стискивая колени, как девственница перед маньяком. Анька, тяжело отпыхиваясь, выпрямилась, свысока глядя на Акулу, убрала с лица волосы, откинулась назад, любуясь делом своих рук, и неспешно сползла с его распростертого тела.
— Я — нет, — холодно и резко ответила она. — А вот ты сейчас сыграешь.
Она неспешно выудила из кармана телефон, хотя руки ее и дрожали от пережитого волнения, набрала номер и негромко бросила: — Он готов, одноклубнички. Пора повеселиться!
— Эй, ты что, с ума сошла?! — взревел Акула, из всех сил дергая прикованными руками и стараясь ногой достать до Аньки. Но та легко отпрыгнула от него, хохоча во всю глотку. — Отпусти меня, сучка! Да я тебя…
— Это я тебя сейчас, — рыкнула Анька, ощущая хищную жажду крови. Акула все еще брыкался ногами, но девушке удалось его обойти, увернуться от его конечностей, и ее острые ноготки впились в его лицо, больно стиснули его щеки, сплющили губы. Ее глаза глянули в его, и Акула на миг затих, испуганный, потому что ему показалось — над ним склоняется разъяренный Миша. — Я сейчас так тебя отделаю, красавец, что ты неделю ровно сидеть не сможешь…
— За что?! — прохрипел он, и Анька брезгливо оттолкнула от себя его лицо, вытерла обслюнявленные пальцы об одежду.
— Зачитать тебе полный список твоих прегрешений? — небрежно ответила она. — Изволь. Регину помнишь? А-а-а, вижу, помнишь. Ее дочка тебя папой называла. Девочек соблазненных помнишь? Не всех, поди, но помнишь же? Я — одна из них. И Лося…
Анька нервно сглотнула, вспомнив Лося, с остервенением отмывающего в парящем кипятке руки.
— Ты, скотина, так больно делаешь, — с отвращением произнесла Анька. — Вот так запросто — так больно! Говоришь, нету у тебя бабы, от которой ты по стенам бегаешь? Сейчас будет! И не одна, а пятеро!
В двери постучали, и целая толпа ввалилась в номер к онемевшему от ужаса Акуле.
— Сладкий мой, ты неважно выглядишь, — пропела Машка обалдевшему Акуле своим божественным голосом, сбрасывая с плеч шубу прямо на пол. — Мальчики, дайте что-нибудь!
Что-нибудь оказалось кляпом в рот, веселеньким розовым шариком, замаскированным под соску младенца. Акула задрыгался, как эпилептик, но Машка, присев на краешек его ложа страдания, навалилась на него грудью, и заворковала, уговаривая:
— Ну, открой ротик, хороший мой, открой! А то я возьму твой телефончик, сниму с тебя трусики, сфотографирую и выложу в твой Инстаграмчик. Вот так, вот хороший мальчик!
Акула выл, яростно грызя розовый шарик, пока Машка деловито фотографировала его — беспомощного, с полными глазами слез, — на свой телефон.
— Маэстро, — скомандовала Анька, — музыку!
Девчонки с веселым визгом налетели на несчастного Акулу и в один миг стащили с него трусы. Вереща от восторга, они фотографировали его, голого, извивающегося, с заткнутым ртом, и хохотали, показывая пальцами на скукожившийся вялый член.
Зеленка появилась в руках мстительниц внезапно, и Акула взвыл, чувствуя, как холодная жидкость льется ему на живот и в пах.
— Феерично! — выдохнула Анька, отступая на шаг и фотографируя. — Акула трансформируется в крокодила. Впервые в истории.
Если б не кляп во рту, то рев Акулы разнесся бы по всем этажам, когда одна из мстительниц, долго и упорно приглаживающая на его лбу восковую полоску, одним рывком лишила несчастного бровей.
— Не плачь, сладкий, — сквозь зубы процедила Анька, — мы тебе новые нарисуем. Хочешь?
Акула не отвечал. Он бессильно рыдал, когда одна из девушек, от усердия высунув язык, маркером рисовала ему брови как у Брежнева.
— Дай-ка мне, — попросила Анька, протягивая руку за маркером.
На мгновение ее глаза встретились с глазами Акулы, красными от слез, стыда и злобы, и Анька поистине дьявольски усмехнулась.
— Что, — пошипела она злобно, аккуратно присаживаясь рядом с дрыгающимся Акулой, — позвал Лося-то, чтоб меня припозорить? Позва-ал; по глазам вижу. Сейчас он приедет, — Анька ободряюще подмигнула Акуле. — Может, даже тебя освободит.
Легко, самым легкомысленным почерком, она написала на голой груди Лассе «Аня была тут! Чмоки!». И нарисовала смайлик.
— А теперь, — произнесла она, поднимаясь, — гвоздь программы?
Веселой толпой, умирая со смеху и пачкаясь в непросохшей зеленке, коей вылито было много, девчонки натянули на Акулу веселенькие розовые кружевные стринги и сетчатые чулки, так популярные среди жриц древнейшей профессии. Отступив, каждая из них направила на Акулу камеру, и к нему на кушетку с обеих сторон прилегли стриптизеры в полицейской форме.
Покручивая дубинками, привычно улыбаясь на камеру, они прижимались обнаженными мускулистыми торсами к извивающемуся, очумевшему от ужаса Акуле, и девчонки визжали от восторга.
— Вы арестованы, — эротичными голосами, с томным придыханием, шептали стриптизеры ему сразу в оба уха, поглаживая обтянутые розовыми кружевами выпуклости своими резиновыми дубинками. — За вашу преступную, невозможную сексуальность…
Девчонки едва не катались по полу, визжа и хохоча, когда эротичные копы оттягивали резинку розовых стрингов и отпускали ее, звонко шлепая по упругому Акульему телу.
Пожалуй, никогда еще Акула не был так рад розовым трусам на своей заднице.
— Ладно, веселитесь, — мельком глянув на часы, произнесла Анька. — Сейчас Лось заявится… а я обещала быть у него в офисе.
Она снова запустила руку в карман, но на сей раз — во внутренний, ближе к сердцу, — вытащила пачку денег и помахала ею у Акулы перед носом.
— Рыпнешься, — грубо сказала Анька, — и все твои фотки попадут в прессу. Во все газеты. В почтовые ящики твоих знакомых. Всем. Я могу это устроить. Ты, лошара, просто не знал, с кем связался!
Она шагнула к столу, положила гонорар стриптизеров на белую скатерть.
Послание ревнивому Лосю было оставлено, и Анька чувствовала себя как Золушка, убегающая с бала. Она успела, убежала от принца, оставив его наедине с самой интересной интригой в его жизни. Чтобы не столкнуться с Лосем, она нарочно не стала пользоваться лифтом. Ее каблучки звонко пересчитывали ступеньки, и с каждым шагом ей становилось все легче и легче дышать. Она снова услышала шаги Лося, но теперь их звук ее не пугал. Похихикивая, она представляла, как Лось открывает дверь, рассчитывая увидеть ее в постели Лассе, и видит собственного блудливого брата в розовых трусах и прикованного, с ее автографом на груди.
— У меня своеобразное чувство юмора, — шепчет она, падая на заднее сидение в такси. — Привыкай или умри, сохатый! Плачу пятерку! Только быстро, быстро!
Глава 19. Правда
Когда Лось переступил порог своего офиса и закрыл за собой двери, перед его взглядом предстала Анька. Нахохлившись, словно замерзшая птичка на ветке, она сидела на его рабочем столе, закинув ногу на ногу, и курила, пуская дым в потолок. Как и обещала, она была в его офисе ровно в шесть.
Глаза ее были спокойны, сухи и сейчас, именно сейчас поражали своим сходством со взглядом Миши. Она внимательно и молча наблюдала, как Лось неспешно раздевается и вешает свое пальто в шкаф, как разматывает шарф и приглаживает и без того тщательно причесанные волосы.
— Ну, — агрессивно рыкнула Анька, небрежно туша сигаретку в хрустальной пепельнице, — поймал меня, да? Накрыл? Нужно больше доверять мне, милый. Я же тебе сказала — ничего у меня с твоим братцем быть не может. Я не дешевая профурсетка. У меня гордость есть; ум; чувства. И я тебе не из тех беззащитных девочек, которые задирают лапки и плачут, чуть что. Я и отомстить могу. Понял?
— Понял, — покладисто ответил Лось, приближаясь к Аньке. В его серых глазах танцевали смешинки, хотя губы его не улыбались, и Анька почувствовала, как с ее плеч сваливается огромная тяжесть, как ее мышцы, напряженные почти до каменной твердости, вдруг разом ослабевают, и приходит громадная усталость, от которой хочется свернуться клубком, свалиться на бочок и уснуть. Победа! Она обыграла обоих братьев, одному устроив ад, а второму доказав как нельзя более понятно, что не собиралась ему изменять. Но разговор еще не окончен, и она удерживает себя усилием воли, гордо задрав подбородок и вызывающе глядя в лицо Лосю.
— Лассе идет розовый цвет, — заметил Лось, чуть улыбаясь краешком губ. Но Анька не собирается сдаваться так просто.
— Сама выбирала, — огрызается она вызывающе.
— Ты давно это задумала? — скорее уточнил, чем спросил Лось, и Анька кивнула:
— Да. В тот день, когда ты сговорился с папой. Задумала и исполнила.
Лось задумался, чуть кивнул головой.
— Квиты, — признавая Анькину победу, произнес он. Но и этого ей было мало.
— С ним я разобралась, — все так же агрессивно продолжила она. — Теперь с тобой.
Лось удивленно приподнял брови.
— Милый, — зловеще проворковала Анька. — Если ты действительно хочешь чтобы мы были вместе, тебе придется доверять мне. Тебе придется говорить со мной, и да — тебе придется объясниться. Если, конечно, ты… хочешь, чтоб мы были вместе, — голос Аньки предательски дрогнул, но она тряхнула головой, прогоняя унылую тоску, и снова гордо выпрямила спину. — Я не Ингрид. Как бы я тебя не любила, я не тряпка. На шею вешаться не стану, ныть и валяться в ногах — тоже. Не нужна — переживу. Лассе дал мне отличный мастер-класс по выживанию. Так что давай решим прямо здесь и сейчас. Да — да, нет — нет, и разбежимся с миром…
Лось не дал ей договорить. Он подошел вплотную и, встав прямо напротив нее, заглядывая в ее сердитое лицо.
— Да, — с вызовом ответил он, сунув руки в карманы брюк.
— Что — да? — вкрадчиво произнесла Анька, устраиваясь поудобнее. — Я знаю, ты умеешь говорить. Милый, я хочу насладиться твоим голосом, так что прошу — давай развернутые ответы.
— Так и ты, — в тон ей ответил зловредный Лось, не собираясь уступать ей ни в чем, — задавай конкретные вопросы.
Анька с трудом проглотила стоящий в горле ком и чуть кивнула головой. У Лося было редкостное качество, которое Анька не встречала ни у кого — он умел вовремя и очень кстати не уступать, и эта неуступчивость ясно давала понять, что он относится к Аньке на равных. Не будет лживого сюсюканья, не будет щадящего вранья. Будет первая серьезная ссора, первый — и самый серьезный! — разговор. Что ж, отлично…
— Отлично, — хрипло проговорила она. — Тогда я скажу так: Анри, мне не понравилось то, что я видела. То, как ты гонял жену. Ты напугал меня, Анри. И объяснений твоей ярости нет. Я слышу в ответ на свои вопросы какие-то нелепые байки про кружевные трусы, но это же смешно! Я тебя знаю достаточно, чтобы понять — не можешь ты подряд несколько лет злиться на это! А ты говоришь, что у нас все серьезно. Ты говоришь, что собираешься прожить со мной жизнь. Но как я буду жить с тобой, Анри, зная, что ты в любой момент, за любую провинность можешь меня… так же?.. Как?!
Лось, поблескивая спокойными глазами, смотрел сверху вниз, в бледное лицо волнующейся, как девчонка, Аньки, и его губы чуть подрагивали.
— И это ты сейчас говорила о доверии? — язвительно заметил он. — То есть, просто поверить, что я адекватен и имею… причину так себя вести — этот вариант ты не рассматривала? Я просто не хотел, чтобы тебя это касалось. Эта грязь…
— Но если мы вместе, то меня касается все, что связано с тобой. Милый, — пропела Анька мелодичным голосом, чуть качнув головой, — объяснения!
— Хорошо, — непривычно оживленно ответил Лось и, как показалось Аньке, встряхнулся, словно сбросив с плеч тяжелый груз.
— С самого начала.
— Да, хорошо, — Лось, как показалось Аньке, стыдливо опустил лицо, чуть тронул нос, явно смущаясь оттого, что говорить придется долго и откровенно, но все же начал: — Я был женат на Ингрид. В тот самый год, когда Лассе облажался.
— О, какие слова мы знаем…
— Я знаю русский язык очень хорошо. Не перебивай. Ты сама хотела знать — так что слушай. Да, Ингрид намного старше меня. Да, она была успешной моделью. Очень красивой, очень востребованной. На подиуме это была не женщина — богиня. Фрейя. И она казалась мне не пустышкой, не просто красивой картинкой. Она была остроумной, интересной, очень тонкой женщиной. Не простой; завоевать ее было не просто, и то, что я смог, мне льстило… Я влюбился, как мальчишка. Как щенок.
— Как в меня? — съязвила Анька, у которой на душе от этих слов кошки скребли. Безжалостный Лось кивнул головой:
— Почти, — ответил он, все так же прямо глядя ей в глаза. — Ингрид тоже меня любила. Действительно любила; тогда с меня нечего было взять, всем заправлял Лассе, а он меня деньгами не баловал. Тогда я даже был горд, что между нами она выбрала именно меня. Да, думаю, все же своеобразно она меня любила…