— Но я не собираюсь продавать свои акции! — повторила она, и в голосе её появились металлические нотки.
Салтыков, видя её непреклонность, сел на постели и нервно закурил.
— Танюшка, ну зачем тебе этот контрольный пакет?
— А тебе зачем? — парировала она.
— Ну, как... Это же такая ответственность... Я...
Нечаева отложила зеркальце в сторону, и, отыскав свою водолазку, принялась её натягивать.
— Андрюш, я понимаю твоё стремление завладеть контрольным пакетом акций нашей компании, но своего решения менять не собираюсь. По-моему, мы уже давно обговорили наши с тобой условия. И ты на них пошёл. Сейчас что тебя не устраивает?
Поняв, что с Нечаевой лебезить бесполезно, Салтыков сказал как есть:
— Я мужик, и я хочу быть главным.
Нечаева расхохоталась.
— Ну-у, дорогой мой, здесь я тебе ничем помочь не могу. Я тебе не Олива там какая-нибудь. Уж извини.
— При чём здесь Олива? — разозлился Салтыков.
— А что тебя так заело? Может, ты уже жалеешь, что ушёл от неё ко мне? — Нечаева взяла у него из рук сигарету и глубоко затянулась, — Ну так возвращайся к ней. Я тебя не держу.
— Я не собираюсь к ней возвращаться!
— А почему нет? — продолжала издеваться Нечаева, — По-моему, вы с ней идеальная пара. С ней ты можешь сколько угодно включать мужика. Тебе ведь это так важно для самооценки...
— Но я её не люблю. Я хочу быть с тобой!
— Ну тогда ладно, — сказала она и шутливо нажала ему на кончик носа, — Но акции я тебе всё равно не продам. Даже и не надейся.
Глава 17
Огуречный рассол в стакане, вытянутый Оливой во время святочных гаданий в Архангельске, не только ей одной дал о себе знать. Пока она лила слёзы у себя в Москве по поводу своей неудавшейся судьбы, у многих её друзей началась в этом году какая-то повальная непруха в жизни.
Гладиатор, сдав зимнюю сессию, опять возобновил свои тренировки, при том что ухитрялся ещё и работать на двух работах. После разрыва с Волковой он с головой ушёл в учёбу, в спорт, в зарабатывание денег, и взял на себя так много дел, что у него и минутки не оставалось свободной. Постоянная занятость, конечно, избавляла его от переживаний и скрадывала пустоту личной жизни, но в то же время она сильно выматывала его. Было трудно, иногда просто хотелось всё бросить к чёртовой бабушке, но не зря же Гладиатор носил такое громкое имя — оно просто обязывало его ни в коем случае не сдаваться и бороться до последнего. И он, сцепив зубы, боролся, несмотря на то, что спал от силы четыре часа в сутки и буквально валился с ног от чрезмерного напряжения и усталости. Олива часто говорила ему, что его беда в том, что он сам создаёт себе трудности, ставя перед собою ложные цели, которые в итоге не оправдывают затраченных средств. Но Гладиатор стоял на своём крепко — недаром же железный Арни с детства был его кумиром. Только переоценил он свои силы, свои возможности — ведь даже машина при чрезмерной эксплуатации даёт сбои, что уж говорить о живом человеке. Гладиатор не высыпался, из-за перегрузки не всегда справлялся со всеми своими делами, и поэтому стал нервным, дёрганным, злым как цербер. Проблемы нарастали как снежный ком, он боролся и устранял одни — тут же возникали другие. Кончилось всё тем, что ему запороли медкомиссию, вследствие чего не дали рабочую визу в Европу — психиатр нашёл отклонение.
— Мне б твои проблемы, — с затаённой злобой писала ему Олива в редких беседах по аське.
— Махнёмся? Не глядя, — мрачно шутил Гладиатор.
— Мне всё равно хуже, чем тебе. Тебя, Слав, как меня, через хуй не кидали...
— Откуда ты знаешь, кидали или нет. У меня ни сил, ни времени нет над этим запариваться. Да и не чувствую я ничего. Деперсонализация и дереализация, кажется, это называется...
— Это как? — не поняла Олива.
— Видишь всё в двухмерном изображении. Плоско. Как будто мир отдельно, а ты отдельно.
Не всё гладко было и у Кузьки. Целый месяц он ходатайствовал по поводу возмещения средств на новый движок для портала Агтустуд. В конце концов, после всех этих нервотрёпок и многочисленных обиваний порогов, ему таки удалось добиться своего — так и тут незадача: портал всё равно безвозвратно умер — никто уже не интересовался форумом, не создавал новых тем, не дискутировал, как в былые времена. Лишь два-три человека ещё копошились еле-еле на форуме, как редкие муравьи на кучке пепла от сгоревшего муравейника. Несмотря на все старания Кузьки улучшить портал, усовершенствовать его главным образом с технической точки зрения, Агтустуд стух окончательно. То ли потому что форум, раскрученный в своё время Салтыковым, который, хоть и был скотиной, но — талантливой скотиной, попал теперь в плохие, бездарные руки Кузьки, и он, сам того не ведая, пустил всё по пизде. А может, просто ушла эпоха форумов, и Салтыков словно интуицией своей чуял это и поймал правильный момент, приняв решение передать ещё живой, но уже обречённый на гибель форум другому.
— Ну, что? — злорадно писала Олива Кузьке, — Как поживает твой форум "Агтустух"?
— Не смешно, — обижался Кузька.
— А по-моему, очень даже смешно. У меня даже идея есть для твоего баннера с логотипом: AgtuStuX. Всего-то одну букву в конце поменять. Попробуй!
— Уймись уже, а? Займись лучше чем-нибудь полезным.
— Займусь, займусь, не волнуйся.
«Так займусь, что мало вам не покажется...» — подумала Олива про себя.
Глава 18
Самолёт из Питера минута в минуту приземлился в аэропорту Шереметьево. Перекинув через плечо свою дорожную сумку, Майкл сошёл с самолёта и с внутренним трепетом огляделся по сторонам.
Москва… Как много в этом слове! Для Майкла Москва была почти то же, что для Оливы Архангельск. Тут он впервые побывал прошлым летом, тут получил за один день впечатлений больше, чем за всю свою жизнь. И, конечно, именно здесь, в Москве, Майкл встретил свою любовь… Даже не одну, а целых две: сначала Настю, потом Юлю. Вот только что с обеими потом облом вышел...
Но теперь, как ни странно, ситуация повернулась так, что у Майкла появилась надежда вернуть сразу обеих. Ведь Настя, разочаровавшись в Гладиаторе, теперь снова общалась с Майклом по интернету, а Юля, узнав об этом, почувствовала нечто похожее на ревность. Непонятно, то ли ей действительно захотелось вернуть Майкла, то ли стала испытывать муки совести за то, что было в Питере, но так или иначе, узнав, что он приезжает в Москву, решила дать Майклу ещё один шанс.
И вот теперь в Москве его ждали не одна и не две, а целых четыре подруги. Архангельские друзья Майкла, которые со школьных лет знали его как увальня, теперь даже завидовали ему: вот как он их всех переплюнул!
— У Москалюши нашего в Москве целый гарем из четырёх жён, — шутил Салтыков, — Поехал наш султан в Москву свой гарем окучивать...
— Да уж, где тебе теперь с Москалём тягаться, — поддевал его Павля, — Москаль-то наш, однако, покруче тебя будет!
Майкла, конечно, очень смущали все эти шутки. Ему самому было даже немного неловко от того, что в Москве у него две девушки, и он ехал встречаться с ними обеими, не считая ещё двух своих подруг, Яну и Оливу. И вот теперь Майкл, как ребёнок в магазине игрушек, не мог разобраться, кого же всё-таки выбрать: Юлю или Настю. Он уже давно ломал голову над этой дилеммой, и, хоть Олива и Салтыков в один голос советовали ему не париться над этим вопросом, а наоборот наслаждаться тем, что у него в Москве не одна девушка, а целых две — ведь в мусульманских странах нет ничего плохого в том, чтобы иметь одновременно несколько жён, Майкл всё равно чувствовал в этой ситуации что-то не то. И когда он сошёл с трапа самолёта и ступил на московскую землю — сильное волнение охватило его.
На Комсомольской его встретила Юля. Олива тоже хотела поехать встречать Майкла, но Юля попросила Яну отговорить её, сославшись на то, что ей бы хотелось этот вечер провести с Майклом наедине, без посторонних. Оливу, признаться, это очень сильно задело и обидело — она же как-никак тоже была подругой Майкла, а теперь появляется какая-то девка — и привет родному дому? Она же сама их познакомила — и теперь, стало быть, можно её «задвинуть»? Это было последней каплей, примешавшейся к полной чаше обиды и горя, постигшего её в этом году, и, поскольку у Оливы и так в последнее время глаза были постоянно на мокром месте, тут она не выдержала и разревелась окончательно. Это произошло на работе, прямо после разговора по аське с Яной. И тут, как назло, Оливу вызвал к себе в кабинет начальник. Она быстро вытерла слёзы и понесла ему папку с письмами, стараясь спрятать от него своё зарёванное лицо. Однако проницательный шеф заметил и спросил, что случилось. Получив ответ, он только и произнёс:
— Да-а… Мужика тебе надо, вот что. Время-то уходит…
И Олива, задетая за живое, с трудом удержалась, чтобы не вылететь из кабинета пулей.
Тем временем Майкл и Юля гуляли по Москве. Майкл с восторгом озирался вокруг себя — весенняя Москва кружила голову, в Питере ещё деревья голые стоят, а тут — листики уже зелёные, пушистые с золотистой пыльцой почки верб, их сводящий с ума аромат… И девушка рядом, совсем близко… Такая маленькая, хрупкая, утончённая, как сама весна, как эти нежные листики на деревьях… Ему страстно захотелось обнять её, поцеловать. Подойдя к скамейке в парке, они сели. Майкл приблизил своё лицо к ней, зажмурился, поцеловал в губы…
Поцелуй продолжался где-то полминуты. Эти полминуты показались Майклу раем и пролетели для него как одно мгновение. Затем Юля вырвалась.
— Поехали со мной в гостиницу, — выпалил Майкл, окончательно потеряв голову.
— Нет, нет… Я совсем забыла — мне пора домой… — Юля нервно посмотрела на часы.
Майкл поймал её за руку.
— Почему ты всё вхемя от меня убегаешь? Что не так?
— Миш, прости, — Юля виновато погладила его по щеке, — Ты хороший, ты очень хороший. Но...
— Ладно, понял, не духак, — сухо сказал он, убирая её руку, — Не нхавлюсь, так и скажи.
Юля отвела взор и, пробормотав, что провожать её не надо, поспешно скрылась в толпе.
Глава 19
Выплеснув обиду в разговоре с подругой, Олива немного успокоилась, как вдруг зазвонил её мобильник.
— Майкл?! — удивилась Олива, — Ты щас где? Разве ты не с Юлей?
— Юля домой поехала, — расстроенно пробубнил Майкл, — Я не стал ей навязываться, не хочет — как хочет…
— Так рано? — изумилась Олива, — Вы что, поссорились?
— Да нет… Пхосто я её поцеловал, а она схазу убежала… Не знаю. Что-то я не так сделал, что ли…
— Приезжай, — коротко велела Олива и повесила трубку.
— Ну чего там? — спросила Яна, как только Олива переговорила с Майклом.
— По ходу дела, твоя подружка дала от него стрекача. Бедный Майкл! Что ж ему всё время так не везёт-то…
— Да уж… Одно слово — Медвед!
— Медвед-то Медвед, — вздохнула Олива, — Только вот что мы теперь с этим Медведом делать будем — ума не приложу…
— Медвед — это вам не просто так, — глубокомысленно изрекла Яна, — Медведом надо заниматься!
— Как?
— Как-как, кверху каком! Одеть его помоднее, научить манерам — и будет парень хоть куда! Жаль только, — добавила Яна, — Что слишком уж трудная это работа…
— …Из болота тащить бегемота, — мрачно закончила Олива.
На следующий же день Яна с Оливой вплотную занялись Медведом. Перво-наперво девчонки потащили его в ЦУМ — выбирать ему одежду. Майкл сначала противился — ему идеи подруг казались бесполезными бабскими глупостями.
— Ты что, хочешь, чтобы и Волкова от тебя сбежала? — напустилась на него Олива, — А она тоже сбежит при таком раскладе. Так что лучше не упирайся, а делай, как мы говорим!
— Ой ладно… Ну что вам за дело! — с кислой миной отмахивался Майкл, — Нохмально я одеваюсь… И потом, внешность не главное…
— Нет, Миш, для девушек внешность главное, — мягко убеждала его Яна, — Как говорится, по одёжке встречают, по уму провожают, — и, выбрав джинсы, сняла их с вешалки, — Примерь-ка, кажется, твой размер…
Майкл тяжело вздохнул и, с кислой миной взяв джинсы, пошёл в примерочную.
— Майкел! А Майкел! — крикнула Олива, спеша к нему через весь зал и ещё издали потрясая выбранной в сумочном отделе совершенно невозможной авоськой, — А как тебе такая сумочка?
Майкл вспыхнул — хоть прикуривай. Он уже и так готов был от стыда сквозь землю провалиться, а тут ещё и эта насмехается над ним…
Однако труды девушек над внешностью Майкла не пропали даром. Кроме джинсов и модной сумки, они заставили его купить мужской дезодорант и парфюм, а после магазина повели в парикмахерскую. Майкл психовал, упирался, но упорство подруг взяло своё — и к концу дня Майкла стало просто не узнать.
Куда подевался тот, прежний недотёпа-Медвед, похожий на куру-гриль в своих штанах пузырями, заправленных в футболку? Куда подевался неуклюжий, лохматый, с торчащими в разные стороны вихрами Медвед? Теперь на месте былого Медведа стоял офигительный парень, похудевший, с модной стрижкой, преобразившей всё его лицо, одетый с иголочки, свежевыбритый, вкусно пахнущий дорогим парфюмом.
— Ну вот, теперь тебя и Волковой показать не грех, — заметила Яна.
— Да ну… — краснея, пробормотал Майкл, — Скажешь тоже…
Однако Настя напомнила о себе сама, позвонив Майклу на мобильный. Они договорились встретиться вдвоём в кафе в центре Москвы. Майкл поехал на встречу с Настей, а Олива с Яной остались одни.
— Пошли ко мне, — предложила Олива.
— Что там у тебя делать-то, — проворчала Яна, которая, после отъезда Майкла была не в духе.
— У меня пицца есть, правда замороженная, но вкусная.
Это меняло дело.
— Ну ладно, раз пицца, то так уж и быть, — согласилась Яна.
— Я знаю, обжора, чем тебя приманить, — развеселилась Олива, — Специально для этого случая запаслась пиццей. А то ведь так тебя ко мне домой и калачом не заманишь…
А в это время Майкл и Настя сидели за столиком кафе друг против друга. Откровенно говоря, преображённая внешность Майкла произвела на Настю сильное впечатление. Она не видела его почти год и теперь, сидя напротив него, смущалась и краснела от охватившего её волнения. Майкл же, глядя на вспыхнувшую багряным румянцем Настю, нервно теребящую в пальцах свой светлый локон, напротив, испытывал странное чувство какого-то разочарования.
«Интересно, почему она так покраснела? — думал он, — Неужели от выпитого коктейля?.. Как странно всё… И её я любил, а теперь мы лишь друзья, но я весь этот год видел её под другим углом... Наверное, я всё-таки Юлю больше люблю…»
«Надо же, какой Мишка лапочка стал… — думала, в свою очередь, Настя, — Вот влюбиться можно! Как же это я не замечала, какой он?.. А теперь всё уж, и у него другая девушка…»
— Эх, Мишка, Мишка, — вздохнула она, — Где ж ты раньше-то был…
— Так я и был, — сказал Майкл, — И я был, и ты была. Но вхемя и хазлука над нами хохошо похаботали…
— Может быть, — согласилась Настя, — Но знаешь, Мишка, ты из всех парней, наверное, единственный, кто меня не разочаровал.
А Майкл сидел и угрюмо молчал. Эта встреча с Настей, о которой он столько мечтал, уже была ему не нужна.
Глава 20
Поздно вечером Майкл поехал на Третьяковскую, где ждала его в центре зала Олива. Настроение у него было усталое и опустошённое. Новые джинсы нестерпимо жали ему живот, от парфюма с непривычки болела голова, к тому же он не привык к такому гламурному виду, и ему казалось, что все на него смотрят, и смотрят с осуждением: вот, мол, вырядился, модник… А что бы сказали родители, если б увидели его… И так уже ворчат — что-то ты, сын, в Москву зачастил, тоже взял моду туда таскаться... Лучше б диссертацией занялся…
Знали бы они… Нет, зачем им это знать! Родители никогда не поняли бы его и пришли бы в ужас, если б знали, какую жизнь он тут ведёт. Отец, старый профессор, воспитывал его в строгости, не позволяя ничего лишнего — что ты, упаси Господь, какие развлечения? Никаких тряпок, никаких клубов — ты должен учиться, учиться и учиться! Девушки?! Да ты что — и думать забудь! Даже близко не подходи — карьеру, учёную степень загубишь на корню! Вот защитишь кандидатскую, докторскую диссертацию, тогда… Работаешь, зарабатываешь много? Шестьдесят тысяч? Вот будешь зарабатывать тысяч сто, а то и двести, тогда и поговорим, а пока всего этого не добился — ты ещё сопляк зелёный… Жениться?! Вот будет тебе лет тридцать-сорок, тогда, может быть…
Утопические взгляды родителей Майкла повергали в шок всех его друзей. Может, потому что они сами поженились в сорок лет, а Майкла родили и того позже, вот и впаривали ему в голову свои понятия о жизни. Они воспитывали его, чтобы он учился, делал карьеру, и в принципе их труды не пропали даром — Майкл единственный из всей компании, не считая Волковой, учился в аспирантуре, и при этом ещё работал на двух работах — в конторе отца и в университете лекции читал студентам. Да только вот, заботясь о его образовании и интеллектуальных способностях, родители упустили очень важную деталь — внешний вид и сексуальную безграмотность сына. В этом плане Майкл, что и говорить, был дуб дубом…