Я намеренно начала ужин поздно вечером, чтобы девочки были в постели, когда мы ели. Их было всего двое, так что, к счастью, их уложили в семь. Было почти восемь, когда я накрыла на стол и позвала Джереми, чтобы тот пришёл и поел.
Я старалась сделать это как можно романтичнее, но трудно приготовить цыплёнка и пельмени. Я зажгла свечи на столе и настроила свой плейлист через беспроводные динамики. На мне была одежда, но под ней нижнее бельё. То, что я делала не так часто.
Пока мы ели, я пыталась завязать с ним беседу.
— Я думаю, что Честин теперь полностью приучена к горшку, — сказала я ему. — Воспитатели помогли ей в детском саду.
— Это хорошо, — сказал Джереми, листая телефон одной рукой и поедая другой.
Я подождала немного, надеясь, что то, что было на его телефоне, отойдёт на задний план. Когда этого не произошло, я поудобнее устроилась в кресле и снова попыталась привлечь его внимание. Я знала, что разговор о девочках был его любимой темой.
— Когда я забирала их сегодня, воспитатель сказала, что на этой неделе она выучила семь цветов.
— Кто? — сказал он, наконец-то встретившись со мной взглядом.
— Честин.
Он уставился на меня, бросил телефон на стол и откусил ещё кусочек.
В чём, чёрт возьми, его проблема?
Я видела гнев, который он пытался подавить, и это заставляло меня нервничать. Джереми никогда не расстраивался, а когда расстраивался, я почти всегда знала, почему он расстроен, но сейчас всё было по-другому.
Я больше не могла этого выносить. Я откинулась на спинку стула и бросила салфетку на стол.
— Почему ты злишься на меня?
— Я не сержусь. — Он сказал это слишком быстро. Я рассмеялась.
— Ты жалок.
Он прищурился и наклонил голову.
— Что??
Я наклонилась вперёд.
— Просто скажи мне, Джереми. Хватит этого дерьмового молчания. Будь мужчиной и скажи мне, в чём твоя проблема.
Его кулаки сжались и разжались. Затем он встал и кинул тарелку через стол и, она разбилась об стену столовой. Я никогда не видела, чтобы он выходил из себя. Я застыла с широко раскрытыми глазами, когда он вышел из кухни.
Я слышала, как он хлопнул дверью нашей спальни. Я посмотрела на беспорядок и поняла, что мне придётся убрать его после того, как мы помиримся, чтобы он знал, как сильно я его ценю. Даже, если он был главным грёбаным придурком.
Я задвинула стул и пошла в спальню. Он расхаживал взад-вперёд. Когда я закрыла за собой дверь, он поднял голову и остановился. Он так старался в этот момент привести свои слова в порядок — всё, что ему нужно было сказать мне. Как бы я ни злилась на него за то, что он бросил еду, которую я так усердно готовила для него, мне было неприятно, что Джереми расстроился.
— Это происходит постоянно, Верити, — сказал он. — Ты постоянно говоришь о ней. Ты никогда не говоришь о Харпер. Ты никогда не рассказываешь мне, чему Харпер научилась в садике или, как у Харпер идут дела с приучением к горшку или, все те милые вещи, которые говорила Харпер. Это Честин, всё время, каждый день.
Дерьмо. Даже несмотря на то, как я стараюсь это скрыть, он всё равно это видит.
— Это неправда, — сказала я.
— Это правда, и я пытался держать рот на замке, но они становятся старше. Харпер заметит, что ты относишься к ней по-другому. Это несправедливо по отношению к ней.
Я не знала, как выбраться из этого затруднительного положения. Я могла бы защищаться, обвинить его в чём-то, что мне не нравится, но я знала, что он прав, поэтому мне нужно было найти способ заставить его думать, что он не прав. К счастью, Джереми отвернулся от меня, и это дало мне время подумать. Я посмотрела вверх, как будто я обращалась к Богу за советом. Глупо, девочка. Бог не поможет тебе выбраться из этого.
Я осторожно шагнула вперёд.
— Не то, чтобы мне больше нравилась Честин. Она просто… умнее Харпер. Он оборачивается, злясь ещё больше, чем до того, как я открыла рот.
— Честин не умнее Харпер. Они совсем другие, но Харпер очень умная.
— Я знаю, — сказала я, делая ещё один шаг к нему. Я старалась говорить тихо. — Любимый, я не это имела в виду. Я хотела сказать, что легче для меня, это то, что Честин делает всё, что любит. Она оживлена, как и я. Харпер нет. Я не делаю из этого шоу. Она похожа на тебя в этом смысле.
Его взгляд был непоколебим, но я была почти уверена, что он купился на это, поэтому я продолжила.
— Я не давлю на Харпер, когда она в таком настроении, так что да, я больше говорю о Честин. Иногда я больше сосредотачиваюсь на ней, но только потому, что я понимаю,
что это два разных ребёнка, с двумя разными наборами потребностей. Я должна быть двумя разными матерями для каждой из них.
Я хорошо умела говорить всякую чушь. Вот почему я стала писателем.
Гнев Джереми медленно таял. Его челюсть не была так напряжена, когда он провёл рукой по волосам, принимая во внимание то, что я только что сказала.
— Я беспокоюсь о Харпер, — сказал он. — Больше, чем следовало бы. Я не думаю, что относиться к ним по-разному — это правильная вещь, чтобы идти вперёд. Харпер может заметить разницу.
Месяц назад один из работников детского сада выразил мне беспокойство по поводу Харпер. Только в тот момент, когда Джереми выразил свою заботу о ней, я вспомнила, что она говорила мне об этом. Она сказала, что думает, что мы должны проверить её на синдром Аспергера. Я совсем забыла об этом, до этого момента во время моей борьбы с Джереми. И слава богу, я вспомнила, потому что это был идеальный способ поддержать мою защиту.
— Я не собиралась говорить об этом, потому что не хотела, чтобы ты волновался, — сказала я ему. — Но одна из их воспитательниц сказала мне, что мы должны проверить Харпер на Аспергер.
В этот момент беспокойство Джереми возросло в десять раз. Я постаралась, как можно быстрее подавить это беспокойство.
— Я уже вызвала врача. — По крайней мере, я позвоню завтра. — Они перезвонят, когда появится свободное место.
Джереми вытащил свой телефон, отвлекшись на потенциальный диагноз.
— Они думают, что Харпер страдает аутизмом? Я забрала у него телефон.
— Не надо, ты будешь волноваться до самой встречи. Давай сначала поговорим со специалистом, потому что интернет — это не то место, где мы должны искать ответы для нашей дочери.
Он кивнул и притянул меня к себе, чтобы обнять.
— Прости, — прошептал он, уткнувшись мне в голову. — Это была дерьмовая неделя.
Сегодня на работе я потерял крупного клиента.
— Тебе не нужно работать, Джереми. Я зарабатываю достаточно денег, чтобы ты проводил больше времени дома с девочками, если тебе так будет легче.
— Я сойду с ума, если не буду работать.
— Может, и так, но это будет очень дорого — отдать троих детей в детский сад.
— Мы можем позволить себе… — он сделал паузу, отступая назад. — Ты сказала…
три?
Я молча кивнула. Я, конечно, врала, но мне хотелось, чтобы настроение этой ночи
испарилось. Я хотела, чтобы он был счастлив. И он был так счастлив, когда я сказала ему, что снова беременна.
— Ты уверена? Я думал, ты не хочешь больше.
— Пару недель назад я была небрежна с таблетками. Ещё рано. Очень рано. Я узнала об этом сегодня утром. — Я улыбнулась. Потом я улыбнулась ещё шире.
— И ты этому рада?
— Ну конечно же. А ты?
Он немного посмеялся, потом поцеловал меня, и всё вернулось на круги своя. Слава
Богу.
Я сжала его рубашку в кулаке и ответила на поцелуй всем своим существом, желая,
чтобы он забыл о нашей ссоре. По моему поцелую он понял, что я хочу большего, чем просто поцелуй. Он снял мою рубашку, потом свою. Он поцеловал меня, пятясь к кровати. Когда он снял с меня брюки, то увидел лифчик и трусики, которые я надела для него.
— Ты носишь нижнее бельё? — спросил он. Джереми опустил голову мне на шею. — И ты приготовила моё любимое блюдо, — сказал он разочарованно. Я не понимала, почему
его голос звучал разочарованно, пока он не отстранился, убрал волосы с моего лица и сказал:
— Ты пыталась сделать сегодняшний вечер особенным, а я всё испортил.
Чего он не понимает, так это того, что он никогда не сможет испортить мне ночь, когда она закончится его любовью ко мне. Сосредоточившись на мне.
Я покачала головой.
— Ты ничего не испортил.
— Я так и сделал. Я бросил свою еду и кричал на тебя. — Он приблизил свои губы к моим. — Я всё тебе компенсирую.
И он это сделал. Он трахал меня медленно, целуя всё время, по очереди посасывая каждый сосок. Если бы я кормила грудью, он бы так же наслаждался ей?
Я сомневалась в этом. Даже после близнецов, моё тело было почти идеальным. Если не считать шрама на животе, самые важные части меня всё ещё были в порядке. Всё ещё довольно твёрдо. А Джереми между моих ног всё ещё был крепким и тугим.
Когда он подвёл меня к самому краю, он вышел из меня.
— Я хочу попробовать тебя на вкус, — сказал он, двигаясь вниз по моему телу, пока его язык не раздвинул меня.
— Конечно, ты хочешь попробовать меня на вкус. — сказала я. Пожалуйста.
Он оставался между моих ног, пока я не кончила. Дважды. Когда он начал ползти вверх по моему телу, он остановился у моего живота и поцеловал меня там. Потом он снова был внутри меня, его губы на моих. — Я люблю тебя, — прошептал он между поцелуями. — Спасибо тебе.
Он благодарил меня за то, что я беременна.
Он занимался со мной любовью с такой заботой, с таким состраданием. Почти стоило притвориться беременной, чтобы он снова полюбил меня. Чтобы вернуть нашу связь.
Если и было что-то хорошее, что девочки внесли в нашу жизнь, так это то, что Джереми, казалось, любил меня больше всего, когда я была беременна. Теперь, когда он думал, что я собираюсь подарить ему третьего ребёнка, я уже чувствовала, как его любовь снова умножается.
Была небольшая часть меня, которая была обеспокоена неправдивой беременностью, но я знала, что у меня есть варианты, если я не забеременею на этой неделе. Выкидыши так же легко подделать, как и беременность.
XVI
ГЛАВА
Шла неделя за неделей в автобиографии Верити, и, читая её, я страдала от скуки из- за этой монотонности. Глава за главой повторялось детальное описание секса с Джереми, и мало что было написано о детях. Несколько предложений она написала о рождении Крю, но потом она снова писала о том, какой был секс с Джереми после рождения ребёнка.
Дошло до того, что я стала ревновать. У меня нет особого желания читать о том, как Джереми хорош в постели. Сегодня утром я быстро взглянула на одну главу, и, в конце концов, решила всё-таки приступить к работе. Закончила писать план по первой книге и показала его Кэри для того, чтобы он проверил. Он сказал, что отправит редактору
«Пантем», потому что он ещё не читал ни одну книгу Верити и не знает, достаточно ли этого. Пока я не узнаю от них ответ, я действительно не хочу начинать кидать наброски по второй книге. Если редактор захочет изменить что-либо, это будет напрасная работа с моей стороны.
Я здесь практически две недели. Кэри говорит, что они посмотрели на план, и на днях я должна получить аванс. Как только я получу известие от «Пантем», мне, вероятнее всего, придётся работать дальше. Я сделала всё, что могла в кабинете Верити. Я бы уже ушла куда-то дополучение моего аванса, а так мне идти некуда.
Сегодня я зашла в тупик из-за того, что работа исчерпала мои силы на протяжении этих двух недель. И я могла бы прочитать больше о Верити в её автобиографии, но я сейчас не в настроении читать, как она делает минет своему мужу.
Я скучаю по телевизору. Я не ступала в их гостиную с того момента, как приехала сюда две недели назад. Выхожу из кабинета Верити, и готовлю себе большой стакан попкорна, затем сажусь на диван в гостиной и включаю телевизор. Я заслуживаю немного побыть ленивой, потому что завтра мой день рождения, но я не планирую говорить об этом Джереми.
То и дело поглядываю на лестницу, потому что со стороны гостиной открывается отличный вид, но Джереми нигде нет. Я почти не видела его последние пару дней, и мы оба знаем, как мы были близки к поцелую в ту ночь, и как неуместно это было бы, поэтому мы избегаем друг друга.
Я переключаю канал на HGTV* и устраиваюсь на диване. Я уже минут пятнадцать смотрю, как ремонтируют дом, и вдруг вижу Джереми, спускающегося по лестнице. Он останавливается на полушаге, увидев меня в гостиной. Затем он спускается, подходит ко мне, садясь на диван. Джереми сидит достаточно близко, чтобы протянуть руку и взять несколько штук попкорна, но достаточно далеко, чтобы нам не угрожало прикоснуться кдруг другу.
— Ну и что? Нашла что-то интересное? — говорит он, положив ноги на кофейный столик.
— Конечно! Разве не видно? — смеюсь я.
На этот раз он хватает больше попкорна, держа их в руке.
— Верити смотрела телевизор, когда вела блог писательницы. Она говорила, что это иногда рождало новые идеи в её голове.
Я не хочу говорить о Верити, поэтому быстро меняю тему.
— Сегодня, я закончила делать наброски. Если они будут одобрены завтра, то, вероятно, уеду через пару дней.
Джереми перестал жевать и взглянул на меня.
— Да?
Кажется, он не выглядит счастливым из-за моего отъезда отсюда.
— Да. Спасибо, что разрешил мне остаться дольше, чем требовалось. Он не отводит взгляд.
— Дольше, чем требовалось? — Он снова начинает жевать и смотреть телевизор. — Не думаю, что прошло достаточно много времени.
Я не понимаю, что он имеет в виду. Если он думает, что я недостаточно поработала, находясь здесь всё это время или, он думает довольно-таки эгоистично, так как провёл мало времени со мной.
Иногда, особенно сейчас, я чувствую, как сильно его тянет ко мне, но, с другой стороны, кажется, что он изо всех сил старается отрицать любое притяжение между нами. И я это понимаю. Но, так ли он собирается провести всю оставшуюся жизнь? Отказаться от заботы женщины, которая является лишь оболочкой, на которой он женился?
Я понимаю, что он давал клятвы, но какой ценой? Всю свою жизнь? Люди женятся, предполагая, что они будут жить долго и счастливо. Что происходит, когда одна из жизней обрывается, но другая продолжает сосуществовать всю оставшуюся жизнь?
Это несправедливо. Я знаю, если бы вышла замуж за Джереми, и он был бы в затруднительном положении, я бы не хотела, чтобы он чувствовал себя никем. Но я не уверена, что была бы так зависима от человека, как Верити.
Шоу заканчивается и начинается другое. Несколько минут никто из нас не издал ни звука. Дело не в том, что мне нечего сказать, а наоборот. Я просто не знаю, моё ли это место.
— Я не так много знаю о тебе, — говорит Джереми. Его голова откинута на спинку дивана, и он небрежно смотрит на меня.
— Ты когда-нибудь была в браке?
— Нет, — говорю я. — Я была близка к этому, но этого не случилось.
— Сколько тебе лет?
Конечно, он спросил бы меня об этом, когда я стану старше через час.
— Ты не поверишь мне, если я скажу. Он стал смеяться.
— Почему это?
— Мне будет тридцать два. Завтра.
— Ты лжёшь.
— Я не лгу. Могу показать водительские права.
— Хорошо, но я тебе не верю.
Я закатываю глаза и иду в спальню для того, чтобы взять свой кошелёк. Я беру водительские права и отдаю их ему.
Джереми смотрит и качает головой.
— Какой дерьмовый день рождения, — говорит он. — Тусуешься с людьми, которых едва знаешь, и работая целый день.
Я пожимаю плечами.
— Если бы я не была здесь, то осталась бы одна в квартире.
Он ещё мгновение смотрит на мои водительские права. Когда Джереми проводит большим пальцем по моей фотографии, меня бросает в дрожь. Он даже не прикоснулся ко мне — он прикоснулся к моим грёбаным водительским правам, и это меня возбудило.