— Мы — подданные королевства Маджи.
— Значит Даниэль и Велирия Кариэнтр… мило. Очень-очень мило… Ромари! Вина нашим гостям… и, конечно, снимите с них веревки. Вы их обыскали?
— Да, милорд — откликнулся вошедший из смежной комнаты рослый детина, который тут же принялся освобождать от веревок Даниэля.
— И что примечательного нашлось при них?
— У того, что зовет себя графом — несколько неизвестных зелий, у девушки — много оружия.
— Оружия?
— Кинжалы, ножи… есть ножны под засапожник, но они пусты.
— Полагаю, ножи отравленные?
— Нет, милорд. Ни один.
— Хм… Кстати, можете снять свои плащи, дорогие гости… здесь достаточно тепло. Ромари, покажите мне зелья.
Лорд внимательно взглянул на флаконы. Содержимое одного из них взболтал, глядя, как оседает на дно изумрудный осадок, другие два рискнул открыть и понюхать. Потом обратился к Даниэлю:
— Что вы можете мне сказать про содержимое этих флаконов, мосье Кариэнтр?
— Последний из них, для наружного применения — не советую поить им кого бы то ни было.
— Полагаю, потому, что это яд?
— При применении внутрь, оно может дать сильное и длительное расстройство желудка.
— А что вы скажете вот об этом?
Эливанс взял в руки рубиново-красный граненый пузырек.
— Это снотворное.
— Любопытно… похоже при помощи любого из этих составов можно убить человека…
— Милорд, человека убить очень легко — его убивает любое излишество. Пожалуй только сироп от кашля ни чем не может серьезно повредить в каком бы количестве его не потребляли.
— Верно сказано, мосье Кариэнтр. Вы, должно быть, увлекаетесь медициной?
— Нет — тяжело вздохнул жрец — медициной увлекалась наша покойная мать, мир праху ее… Она помогала многим семействам нашего графства, некоторые из них не могли оплатить услуги даже деревенского врача. Но однажды она поплатилась за свою доброту. Графиня искала состав, который мог бы излечить редкую разновидность той лихорадки, что пять лет назад убила ее отца. В итоге она сама подцепила эту заразу у кого-то из пациентов и умерла, когда испытала сыворотку на себе. Думала, что нашла выход но, как выяснилось, облегчение было лишь временным. Простите милорд, я…
— Не извиняйтесь граф, у каждого из нас есть свои печальные воспоминания…
Меня освободили от веревок. С удовольствием растирала затекшие запястья, на которых проступили багровые полосы. В тепле меня разморило, да и голод самочувствия не улучшал. Хотелось сесть на один из стульев и задремать под потрескивание поленьев в камине. Тем временем, игра продолжалась:
— Как зовутся ваши земли, милейший?
— Стиллария милорд.
— Это, кажется, болотистая местность к западу от Золотых лесов?
— Прошу прощения, милорд, не хотелось бы упрекать вас в невежестве, но это на юго-востоке по отношению к Золотым лесам…
— Ах, ну конечно! Как я мог перепутать, разумеется, на юго-востоке! Однако, мы с вами обделили вниманием нашу даму… и это непростительное упущение!
Мне пришлось выдавить улыбку и протянуть руку для поцелуя, который лорд с изящным поклоном на ней запечатлел. Манеры — не придерешься. Мне даже не хотелось верить, что этот самый человек готов в любой момент отдать приказ нас убить.
Это напомнило мне день, когда впервые увидела волка на расстоянии вытянутой руки. Он казался настолько красивым, что не верилось в то, что он может меня съесть. Его хотелось погладить, а не бежать прочь без оглядки.
Симпатию того же рода вызывал лорд Эливанс, который задержал мою руку в своей и молвил:
— Я вижу, мадмуазель Велирия замерзла…
— Немного милорд.
— Прошу вас, присаживайтесь — он отодвинул мне стул — вы тоже мосье Кариэнтр. Полагаю, мадмуазель быстрее согреется, если выпьет с нами вина.
— Простите, милорд, но я не пью.
— Что за бред, милая? Не бойтесь, я не собираюсь травить — ни вас, ни вашего любезного брата. Своих врагов я имею обыкновение убивать открыто и предпочтительно в поединке. От убийства исподтишка удовольствия мало.
— Но милорд… я неважно себя чувствую, если выпью вина и …
— Глупости! Раз вы почувствовали себя «неважно», значит вы пили неважное вино, которое вам, скорее всего, предлагал неважный знаток подобного рода напитков. Я же, собираюсь угостить вас старым Аленди сорокалетней выдержки. Доверьтесь моему вкусу, мадмуазель и, даю вам слово, вы не будете разочарованы!
Пока лорд хлопотал над бутылкой красного вина и тремя бокалами эльфийского хрусталя, украдкой послала Даниэлю недоуменный взгляд, указав затем глазами на Эливанса и мысленно спросила:
— «Почему он так на меня смотрит и откуда столько внимания к моей персоне?»
— «Понятия не имею»
— «Если он расспросит нас по отдельности все пропало. Я не настолько хорошо знаю географию Маджи и могу ошибиться, если лорд устроит ловушку, как тебе только что с золотыми лесами»
— «Надо бежать»
— «Как быть с вином? Он наверняка подмешал в него какой-нибудь дряни. Мы не должны пить»
— «Не волнуйся, ты его пить не будешь»
— «А ты?»
— «О! Польщен Вашим беспокойством, Ваше Высочество, но на меня оно не повлияет. Есть сильно хочешь?»
— «Меня ветром от голода носит…»
— «Прекрасно! Устроим голодный обморок в твоем исполнении»
— «Не пройдет»
— «Еще как пройдет! Предложи выпить стоя, за Харальда и постарайся оказаться поближе к Эливансу, остальное — моя забота. Только говори тихо и делай вид, что очень слаба…»
— «Нет уж! Такие фокусы годятся для приличного общества, как я могу быть уверена, что…»
— Угощайтесь граф, прошу вас. Мадмуазель… — лорд Эливанс собственной персоной подал мне бокал. Посмотрела на Даниэля, тот слегка кивнул — невинный жест старшего брата, разрешающего взять бокал, а на деле — сообщника понукающего к действию. Оба смотрели на меня и ждали: двое на одного… нечестный расклад! Деться некуда. Каждый затеял каждый свою игру и у меня не было другого выбора, кроме как сыграть по одному из двух сценариев. Даниэля уже несколько дней знаю, а лорда Эливанса — в первый раз вижу.
— Так и быть милорд. Я уступаю вашей просьбе, но и вас попрошу уступить мне.
Поднялась из-за стола — мужчины тот час вскочили — этикет! Я мысленно улыбнулась. На севере, к женщинам совсем иное отношение. Это приятно.
— Выпьем же за короля нашего Харальда, да продлятся дни его под солнцем и да будет правление его…
Пока произносила тост, медленно сделала пару шагов в сторону лорда. Его улыбка слегка померкла, а рука, словно невзначай, легла на рукоять серебряного кинжала — Эливанс счел, что мы выбрали этот момент для нападения. Этого не хватало!
Чтобы доказать обратное, повернулась к лорду спиной, словно желая обратиться к остальным присутствующим. И будто спиной ощутила, как он убрал руку от оружия. «Молодец!» — услышала похвалу Даниэля — «Теперь, смотри на меня!». Встретила взгляд жреца и почувствовала, что падаю. Мои веки закрылись, а бокал выскользнул из рук. Лорд подхватил меня, еще до того, как раздался звон разбившегося хрусталя.
Не могла пошевелиться, но слышала все, что происходит вокруг. Жрец поспешно поставил бокал и рванулся ко мне. Но его удержали два стража, стоявшие неподалеку, у стены. Эливанс тоже поставил бокал на стол и, подхватив меня второй рукой, осторожно отнес и уложил на диван. Потрепал меня по щекам, отметая все реплики моего обеспокоенного «брата» непоколебимым утверждением:
— Не извольте беспокоиться, мосье Кариентр, у меня имеется достаточный опыт по приведению в себя переутомленных девиц…
— Это не переутомление…
— А что по-вашему?
— Скорее, голодный обморок милорд.
— Неужто ваша сестра морила себя голодом, в целях похудания? — иронично вопросил лорд.
— Отнюдь милорд, но завтрак был очень скуден, у нас недавно кончились припасы…
Тем временем Эливанс стянул с меня куртку, и наткнулся на кольчугу и спросил:
— Последняя мода при дворе Харальда? — стянул с меня и кольчугу тоже, а затем укрыл чем-то похожим на плед.
— Это я настоял. На нас напали на тракте Вианортен, ночью, когда мы возвращались домой из деловой поездки в Сариату. Сняли часовых и перебили всех. Уцелели только мы двое. Нападавшие по виду были воинами Дуата, их было около пятнадцати… Меня в схватке меня оглушили, а потом, видимо, приняли за мертвого. Я успел выбраться из лагеря верхом, до того как на нашу стоянку обрушили лавину с соседнего склона и видел, что они забрали Велирию. Я загнал коня, преследуя этих разбойников. Они не боялись возмездия, думая, что уничтожили всех. Мне удалось отвлечь их и освободить сестру, а потом мы долго шли, пытаясь выйти к тракту. Припасы закончились сегодня утром.
— Но как вам удалось оторваться от погони? — перебил лорд.
— Я устроил в их лагере пожар и огонь добрался до ящиков со взрывчаткой, при помощи которой они и вызывали лавины, заметая свои следы…
— И все они погибли?
— Уверен, что все.
— Надеюсь, вашей сестре не успели причинить вреда?
— Нет, но я успел как раз вовремя.
Больших трудов мне стоило открыть глаза. Подождала, пока стены перестанут качаться и слабым голосом попросила воды.
Меня напоил сам лорд Эливанс, приподняв мою голову надушенной, унизанной перстнями, холеной рукой. Аристократ! Кинжалы и те наверняка носит только для красоты!
Едва успела поблагодарить лорда за воду, как тот появился рядом со мной с подносом еды, готовый кормить с ложечки. Поспешно заверила, что в состоянии справиться сама. В ответ мне неохотно уступили ложку и помогли сесть.
Помощь была излишней, и я задумалась: что-то здесь не так! Я в мужской одежде, уже несколько дней без ванны, во что превратились волосы страшно подумать. Откуда столько внимания к моей персоне? Чего добивается этот холеный лорд?
Под предлогом, что мне нужно хорошенько отдохнуть оставили одну. В замке повернулся ключ, и решила, что мне это определенно не нравится. Даниэль ничего не смог предпринять. Или подумал, что одна и под замком я в большей безопасности, чем рядом с проницательным лордом?
Встала, зажгла свечи и на подгибающихся от усталости ногах, прошлась с канделябром по комнате. Зеркала и гравюры повешены сравнительно недавно — цвет стен под ними не отличается от остальной поверхности. Окно наличествует, но, как я и догадалась, плотно занавешено черной бархатной портьерой.
Дверь смежной комнаты, из которой, когда нас только привели, появился Эливанс, оказалась не заперта. Но отворилась неохотно, с предательским скрипом. Волосы шевельнул неизвестного происхождения легкий сквознячок. Хотя, была убеждена: окна и двери здесь все заперты. Поежилась, поудобнее перехватила канделябр и шагнула во тьму.
Вдруг передо мной замерцали две пары одинаковых желто-зеленых глаз — от неожиданности вскрикнула. Отскочила назад, выставив канделябр перед собой, и чертыхнулась, когда в поисках ножа, нащупала лишь пустые ножны. Застыла в напряжении, готовая защищаться, но неведомые звери, притаившиеся во тьме, не торопились нападать. Огоньки-глаза не мигали, застыв на месте.
Рискнула шагнуть ближе. То, что осветил огонь свечей, заставило истерически хихикнуть. Моими противниками оказались две, вырезанные из черного дерева пантеры, с глазами из драгоценных камней. Милые зверушки украшали углы огромной кровати.
Обошла и эту комнату. Судя по стилю, мебель была примерно полутора- или даже двухвековой давности, но ветхой она не была. Даже время не тронуло, обошло стороной эти вещи… Стало не по себе. Вдруг ощутила себя брошенным ребенком, боящимся темноты, из которой кто-то смотрит недобрым взглядом. Пылающие в свете свечей глаза черных пантер только усугубляли гнетущее впечатление. Покинула комнату, пятясь задом наперед. Было настолько страшно, что не могла повернуться спиной к тому ужасу, что поселился в этом месте.
Плотно закрыла за собой дверь в зловещую комнату. Будь у меня побольше сил, еще бы придвинула к ней что-нибудь — уж очень хотелось отсечь от себя неведомый ужас. Вернула канделябр на место и опустилась в кресло у камина, где не столь давно сидел Эливанс.
Смотрела на пламя, иногда поглядывая на страшную дверь и ждала возвращения лорда. Но усталость все же взяла свое и я уснула мертвым сном. Мне снился жрец, он был вновь связан и отчаянно спорил о чем-то с лордом, но тот не желал слушать.
Потом сон изменился. Я увидела старую часовню посреди кладбища, и маленькую девочку, что сидела на треснувшей могильной плите, рядом с большим склепом. Шел снег, но девочка была одета в довольно легкое платьице, пурпурное, с белым кружевным воротничком. По ее виду нельзя было сказать, что она мерзнет. Казалось, она пребывает в задумчивости или кого-то ждет. Окликнула девочку, но та не обернулась.
Когда подошла вплотную, она поднялась с плиты и, задрав голову, внимательно посмотрела на меня. Ее серебристые глаза, в сочетании с волнистыми каштановыми волосами, которые перебирал ветер, напомнили мне лицо любимого брата… что теперь мне и не брат вовсе. Девочка тихо произнесла:
— Он красивый?
— Кто?
— Твой брат…
— Откуда ты знаешь, что я подумала?
— Я знаю о тебе все, Сильвана, дочь Харальда. Дочерям Вельвы (Дочери Вельвы — провидицы, пророчицы, почитаемые наравне с божествами) положено все знать — она сделала паузу, любуясь замешательством на моем лице — Меня зовут Танарна. Мне известно будущее и поэтому я ждала тебя здесь. Идем со мной.
Девочка протянула мне ладошку и я нерешительно взяла ее руку, которая оказалась сухой и холодной. Танарна повела меня меж могил. Кладбище сменилось узкой тропкой, положенной среди кустов и снега, что привела в ту самую деревню, где обосновалась шайка лорда Эливанса. Танарна остановилась у полуразрушенного храма на холме и указала вперед:
— Посмотри туда, видишь, где начинается лес? Это была северная граница нашего города.
— Города?
— Да принцесса, это город — горько усмехнулась маленькая провидица — и некогда он был прекрасен! Он стоял близко к тракту, ныне именуемым Старым, и торговцы, водившие караваны меж севером и югом останавливались тут. Здесь правил древний графский род, именем которого назван город и ты знаешь это имя принцесса…
— Вардесан — проклятый город и проклятый род — изумлено прошептала, заново оглядывая уцелевшие здания и укрытые снегом руины.
— Не многие помнят о нем теперь. Даже для образованного Широна Эливанса это всего лишь «странная деревушка».
— Но что здесь произошло?
— Слушай… — она немного помолчала и, задумчиво глядя вдаль, сквозь беззвучно падающий снег, начала свой рассказ — Альберт Вардесан был торговцем и однажды, вернувшись из длительной поездки по южным королевствам, он привез сюда шкатулку с огромным бриллиантом, которым расплатился с ним один делец. Меня еще не было на свете, но тогда жила моя бабка Талисия — от нее я получила Дар. У Талисии было видение. Она узнала, что бриллиант проклят одним из могущественных некромантов прошлого, что шкатулку нельзя открывать и доставать из нее камень. Благо, Альберт со времени совершения сделки, еще не открывал ее, храня в своей сокровищнице. Талисия успела предупредить графа о грозящей опасности.
Продать или спрятать подальше такую опасную вещь Альберту не позволял страх, что по его вине бриллиант кому-то навредит. Граф хранил проклятое сокровище у себя, а перед смертью завещал положить шкатулку в его гроб. И всем своим потомкам запретил прикасаться к ней, ибо знал: погибнет ужасной смертью открывший ее и принесет смерть еще многим.
Но нашелся тот, кто нарушил запрет. Внук Альберта — Лиридий — проматывал состояние деда, за всю свою жизнь ни разу не послужив чести семьи. Когда карточные долги и пьянство потребовали новых средств, он вспомнил про драгоценный бриллиант, что дед велел похоронить вместе с ним и не трогать ни при каких обстоятельствах.
Лиридий был пьян, когда ввалился в склеп и вскрыл могилу Альберта. Он открыл шкатулку и то, что произошло дальше, навсегда отбило у него охоту пьянствовать. Вместе с крышкой шкатулки открылся портал в один из демонических миров, откуда тут же стали выглядывать его обитатели. Они не вырвались на свободу только потому что был день.