— Я не знала, как он поступил с вами, — почему-то вырывается у меня.
Будто я оправдываюсь за дружбу с художником и желание выполнить его волю.
Но не жалею о своих словах. Я действительно сочувствую, что Стасу пришлось это пережить. Знаю, что не виновата, но сопереживание обладает над обидой.
Как же ему, наверное, непросто пришлось в детдоме, после того, как видел смерть матери собственными глазами…
Ненависть к художнику была естественна. И, как ни жутко признавать, но я понимаю — у Стаса есть основания недолюбливать и меня. Такое не забывается. Тем более, в детстве.
Осадок наверняка остался и даже копился с годами.
— Он спас тебя. Естественно, что ты была благодарна и хотела помочь, — вопреки моим домыслам, уверенно говорит Стас. Немного помолчав, вдруг добавляет: — И чем больше я узнавал тебя, тем больше убеждался: ты — олицетворение своего имени. Такая же светлая и прекрасная, согреваешь теплом и даришь веру в добро. Меня это раздражало поначалу, я хотел поставить тебя в ситуацию, когда обнажились другие черты. Но теперь не хочу. Я рад, что ты тогда выжила.
Часто заморгав, я делаю глубокий глоток. Мягкое вино почему-то обжигает горло. Дыхание сбивается.
Теперь Стас смотрит на меня, но с каждой секундой мне сложнее взглянуть на него. Не ожидала, что простые слова могут вызвать такое мощное впечатление.
Конечно, эффект этого признания вызван не столько обнажением его эмоций, сколько контрастом с рассказом о случившемся. А ещё с моим подсознательным страхом, что прежний, беспринципный и расчётливый Стас мог быть настоящим. Что он действительно винил меня и хотел мстить. И что всё, что он раскрыл — подготовка к новому, ещё более жестокому и незабываемому испытанию для меня.
Но теперь я знаю наверняка — нет. Он просто объяснил всё, как есть.
Окончательно отпуская всё. И меня.
— Ты… — начинаю, не зная, как сформулировать спутанные мысли.
Но в этом нет нужды — Стас перебивает.
— Ты спросила, удалось ли мне доказать себе, что останусь собой при этих деньгах. Нет. Я стал тем, кого всегда презирал. Вмешался в чужую жизнь. Использовал своё влияние в этих целях. Долго жил ненавистью к погибшему человеку. Новость о его смерти порадовала меня. Чем я лучше? Я стал тем, кого общество по умолчанию ставит выше других. Тем, кто может купить всё. Даже тебя. Я заставил тебя играть по моим правилам.
Стас говорит так же нейтрально, но сквозь слова просачивается такая тоска, что всё вокруг пропитывается ею. Она съедает меня изнутри. Я хорошо чувствую, что ему по-настоящему больно.
Не поверила бы в это раньше, но теперь не могу отрицать очевидное.
И теперь мне понятно, что он имел в виду, когда сказал, что добивался моей ненависти.
Так Стас наказывал себя. Увидев, что я не заслуживала всей той черноты, что поселилась в нём, намеренно отстранял меня от себя. Максимально. При этом — что читалось между строк — испытывал ко мне сильные чувства. Да он чуть ли не возвышал меня.
Я была для него светом, которого никогда не достичь.
«Ненависть — обратная сторона любви»…
Теперь понятна и эта его фраза. Во многом из-за трагедии детства, в глубине души Стас привык считать, что просто не заслуживал любви. Но явно хотел от меня таких же сильных чувств, которые испытывал сам. Оставалась ненависть. Всё лучше, чем равнодушие.
Не выдержав, я встаю и подхожу ближе, глядя на него:
— Стас…
Он отворачивается. Жёстко сжимает губы, ставит бокал на стол.
— Вот только не надо мне сочувствовать. Ты хотела узнать — ты знаешь. Я не нуждаюсь ни в твоём понимании, ни в сопереживании, ни в прощении. Уходи.
Я замираю. Мой порыв был эмоциональный, не до конца мной понятый, но теперь, когда Стас резко пресёк его, становится страшно.
Я знаю точно, наверняка, если сейчас уйду — мы больше не увидимся.
Но что пугает меня больше? Его привычная холодность, выдающая, насколько сильно он закрыт? Или наше неизбежное расставание и моё необъяснимо сильное к нему стремление?
А ведь Стас мог просто рассказать мне про пожар и про то, как и откуда узнал о моей жизни. Лишь по существу, голые факты. Но он раскрыл и предысторию случившегося.
Словно объясняя свои поступки.
Зачем ещё, кроме подсознательного желания быть понятым?..
Глава 14
Время тянется мучительно медленно, будто застывает между нами, заполняя и без того тяжёлую атмосферу. Мы молчим. Он сказал мне уйти и теперь ждёт, когда я сделаю это.
Но я продолжаю стоять в оцепенении. Мне стоило огромных усилий прийти сюда, но чтобы остаться сейчас, когда он прогоняет, надо ещё больше смелости. И тем, что до сих пор здесь, я уже открываюсь намного больше, чем кому-либо ещё.
Хотя, казалось бы, с чего такой вывод.
Я знаю одно: ничего подобного со мной ещё никогда не было. И таких противоречивых эмоций я не испытывала.
До этого момента я объясняла себе свои переживания от нашего разговора тем, что думала только его чувствах, пропитывалась ими. А потому решила, что моё состояние — результат этого.
Но теперь, когда будто физически не могу уйти, понимаю, что здесь и мои чувства играют немалую роль. Я могу продолжать намеренно думать лишь о том, что и как испытывал он. Но это ничего не исправит.
Раз я почему-то не хочу прощаться — пришла пора окунуться в свои чувства. И, что самое волнительное, позволить это сделать ему.
— Прежде чем я уйду, хотелось бы выговориться. Я выслушала тебя, теперь моя очередь, — наконец, решаюсь.
Если Стас и удивляется, ничем не выражает это. Только хмурится, смотрит на меня. Я с трудом не съёживаюсь под тяжестью этого взгляда.
— Хорошо.
Я глотаю ком в горле. Нервно улыбаюсь. Нужна небольшая пауза, чтобы собраться.
Накал самых разных эмоций ведёт к опустошению. Но я должна пропустить это через себя. Чтобы смогла максимально спокойно заговорить.
Расплакаться при нём совсем не хочется.
Стас не торопит. Я сажусь обратно.
— Я не помнила ни тебя, ни случившееся, — через некоторое время говорю я. — Если только очень смутно… Мне было совсем мало лет, и я не возвращалась к этому дню.
Стас словно хочет что-то сказать, но в последний момент передумывает.
А я, заговорив, ухожу мыслями к самому началу. Теперь несложно рассказать, что чувствовала. Слова льются сами.
— Твоё внезапное вмешательство в мою жизнь было для меня совсем непонятным. С самого начала я чувствовала, что где-то тебя видела, но не думала, что всё настолько серьёзно.
Даже споря с ним за картину и испытывая искреннее негодование, я не могла отрицать: Стас воздействовал на меня и иначе. Неловкость, предчувствие чего-то необыкновенного и любопытство в тот вечер на аукционе руководили моими действиями не меньше.
— Я тебе уже говорила, что согласилась на твоё предложение, потому что мне надоела банальность жизни, а твоя сделка была неординарной. Но это не единственная причина, даже кроме желания получить картину. Я почему-то тогда подсознательно почувствовала, что могу тебе доверять.
Я не смотрю на Стаса, но чувствую его взгляд. Не решаюсь бросить ответный. Понимаю, что если опять увижу уже знакомый лёд — не смогу продолжить.
А если вдруг в глазах Стаса будет что-то другое, противоположное… Даже не знаю, что тогда. Рисковать не хочется. Одна мысль об этом ускоряет сердцебиение.
Стас не комментирует сказанное, но в этом нет нужды. Я уверена, что он и так это знал.
Усмехаюсь. Пора переходить к самой тяжёлой части монолога.
— Конечно, потом я начала осознавать, во что вляпалась. Ты ставил меня в самые идиотские ситуации, которые можно было только представить. Но и тогда я даже не могла предположить, что это что-то личное. Думала, что это своеобразное развлечение богача — играть моими эмоциями, манипулировать…
Я пытаюсь говорить максимально нейтрально, но в голове проносится пережитое. Сквозь слова невольно сочится обида.
Поступки Стаса в воспоминаниях всё обостряются: начиная с неловких ситуаций, в которые он ставил меня, заканчивая настоящим унижением и увольнением.
Перед глазами проносятся яркие картинки, становясь всё более ощутимыми. Я заново переживаю моменты.
Странно, но мне удаётся сохранять спокойствие.
— Мысли, что действительно знаю тебя, я прятала глубже…
Вот он забирает всё внимание моих друзей, заставив меня чувствовать себя лишней в кругу близких людей. Жадно и демонстративно целуется с Дашей на моих глазах, флиртует с разными девушками. А вот — расхаживает по моему дому в одном полотенце и смотрит фильм о любви, поглощая взглядом меня…
— Видимо, подсознательно чувствовала, что это не та часть жизни, которую хочу помнить, — машинально продолжаю, полностью поглощённая воспоминаниями.
Вот Стас устраивает мне лучший день рождения в жизни, за мгновение превратившись в чуть ли не самого близкого человека. А вот, в лучших традициях эмоциональных горок, отдаляется, а потом и вовсе топчет моё доверие.
— Я не понимала, до конца никогда не понимала, зачем ты всё это делаешь…
Иногда я ловила его совсем непривычные взгляды. Завораживающие, задумчивые, полные необъяснимой грустной нежности. Даже в начале нашего месяца. И сейчас передо мной вереницей проносятся взгляды Стаса, когда он смотрел на меня перед встречей с друзьями, во время просмотра фильма, когда я впервые надела платье… И это лишь то, что он себе позволял.
Были моменты, когда Стас бросал на меня совсем уж мимолётные взгляды, в которых я едва могла что-то уловить — они ускользали практически сразу. Но волновали не меньше остальных. Больше.
Да даже его холодная ярость после моей выходки с бывшим и последующий поцелуй ошеломляли. Я помню своё состояние в тот момент. Я сказала, что он пугал меня.
«Себя тоже», — ответил Стас тогда.
Воспоминания становятся не только всё более яркими и волнующими, но и осязаемыми.
Стас целовал так, будто не было ничего важнее, чем получить мой отклик. Эти поцелуи были личными в самом сокровенном смысле этого слова. Для обоих. Такое не сыграешь.
Я убеждала себя, что он просто был хорошим актёром. Но то, что я чувствовала тогда, это отрицало.
А то, что услышала сегодня… В мыслях снова звучат слова Стаса обо мне. Олицетворение своего имени.
«Самое страшное, что может случиться с человеком — потеря веры. Я согласен с этим».
Сколько же всего я не замечала! Или просто не хотела видеть…
Круговорот проникновенных взглядов, отчаянных поцелуев, редких моментов его забвения и сегодняшних слов выливается в твёрдое и уверенное:
— Но теперь я знаю.
Я ведь поняла ещё тогда, когда он объяснил, почему добивался моей ненависти.
— Тебе пора, — жёстко говорит Стас.
Видимо, он понимает — я готова озвучить это.
Его возражение не может остановить меня. Только не сейчас.
— Ты любишь меня, — говорю я, осмелившись посмотреть на него.
Взгляд Стаса привычно отчуждённый. Маска словно срастается с ним. Усмешка — реакция на мои слова.
Но меня теперь не обмануть.
— Ты действительно меня любишь, — сказав это снова, глядя на него, окончательно убеждаюсь. — Можешь отрицать это передо мной, но ты знаешь, что я права.
Стас допивает остатки вина прямо из бутылки. Молчит некоторое время. А я не решаюсь сказать что-то снова. Да и в этом нет нужды. После сделанного мной вывода важнее услышать Стаса.
— Что ты хочешь? — вдруг спрашивает он.
Я ожидала любой другой ответ, отрицание или даже согласие, но никак не этот вопрос. Хотя он не вызывает сложностей. Теперь, когда я окончательно поняла его чувства, стало проще и со своими. Страх отпадает, они открываются.
— Я совсем тебя не знаю. Ты не позволял себе быть настоящим ни со мной, ни с кем-то ещё. Но… Я не хочу прощаться. Я хочу исправить это.
Слежу за его лицом, говоря это. Стас не прячет взгляд, но безэмоциональная маска не дрогнула. Он явно научился закрываться.
— Хочешь сказать, что прощаешь мне всё? — небрежно и почти даже грубовато бросает Стас.
Но мне видно, что на самом деле ему очень важен ответ.
После всего сказанного и мной, и им я не могу больше злиться. Да и он давал понять, что жалел о своих действиях.
— А ты просил прощения? — вместо ответа спрашиваю я.
Теперь всё зависит от него. Оставлять меня в своей жизни, или окончательно замкнуться.
Выбор непрост. Для этого Стасу надо отпустить прошлое и простить себя.
Пауза не такая долгая, но я словно физически чувствую, как закрытый циник борется с настоящим, совсем другим, Стасом. С тем, который всегда был, но так редко позволял себе проявляться.
Я почти не дышу и не шевелюсь. Будто боюсь спугнуть его любым лишним звуком. Хотя Стас явно погрузился в себя.
Тишина не давит, но держит в напряжении.
— Прости, — наконец выдыхает он. – Прости меня…
В этих простых словах столько раскаяния, что не остаётся сомнений — борьба закончена. Окончательно.
Да, ещё со многим предстоит разобраться, но теперь всё будет легче.
Я киваю и улыбаюсь. И впервые за долгое время это не та нервная улыбка, которой я успокаиваю себя. А настоящая, искренняя, несдерживаемая.
Глава 15
В тот вечер я быстро ушла. Между нами сохранялась напряжённая атмосфера. Я простила его, но Стас себя — нет. Не до конца…
И я поняла, что ему нужно время. Но не учла, что не только это.
Стасу оказалось нужнее искупление. Он не позволял себе видеться со мной целый месяц. Такой же срок, что и во время нашей сделки. Стас давал время мне — отвыкнуть, жить дальше. Казнил себя, в то же время исправляя ошибки.
Мне позвонил босс. Он извинялся. Говорил, что я всегда могу вернуться. При этом не предлагал мне более высокую должность или зарплату: явно не хотел показывать, что его вынудили. Но я чувствовала: это инициатива Стаса.
Я отказалась. Не хотела снова увидеться с коллективом, который видел меня в той щекотливой ситуации. Но, словно уловив это, мне стали звонить бывшие коллеги. Говорить, что я, по сути, была жертвой ситуации и меня не за что винить. Сочувствовали, подбадривали.
От этого вдруг и вправду стало легче, хотя я догадывалась, что и здесь не обошлось без Стаса. Но на душе постепенно появилась лёгкость вместо глубоко спрятанного стыда. Более того, я вдруг поняла, что стала сильнее.
И не только из-за преодоления этого препятствия. Трудности закаляют — это точно. До Стаса я не отстаивала себя. Я бы не решилась поговорить с бывшим, не поставила бы точку, не села бы за штурвал и не высказывала бы свои мысли напрямую. Теперь ничего из этого не вызывало проблем. На душе появилась непривычная раньше гармония.
Стас мог бесконечно казнить себя, но я уверена: он тоже это понимал. Чувствовал.
Вскоре после моего отказа восстановиться на работе, мне пришёл перевод крупной суммы и подпись.
«Позволь мне загладить свою вину. Здесь достаточная сумма, чтобы ты открыла свою компанию. Я видел, как ты работаешь, знаю твой склад мышления. Ты сможешь. Стас»
Никогда не забуду, как забилось моё сердце при виде его имени.
Я не ответила. Но приняла деньги и действительно занялась бизнесом. Я понимала, что так будет легче и ему, и мне. Это — ещё один шаг к его прощению себя.
А я уже всё решила. Да, Стас вмешался в мою жизнь. Да, добывал обо мне информацию. Да, всё это неприятно.
Но месяц без него дался мне намного сложнее, чем тот, на протяжении которого Стас манипулировал моей жизнью.
*****
Я не верю, что Стас навсегда исчез из моей жизни. Завтра будет ровно месяц без него. И я почему-то чувствую, что после этого что-то случится…
И я готова. Да, чёрт возьми, я хочу этого. Не собираюсь даже думать, почему.
Неожиданно раздавшийся звонок заставляет сердце подпрыгнуть в груди. Восемь вечера… Кто это может быть? Друзья бы предупредили. Семья в такое время не навещает.