После бомбежек огромные потоки людей хлынули на мыс, чтобы как можно дальше уйти от территорий, пораженных радиацией. Так как на мысе не хватало ни жилья, ни продовольствия, уровень преступности рос день ото дня. Люди убивали друг друга просто из-за буханки хлеба до того момента, пока не установили, что океан не пострадал от радиации, а рыба, обитающая в нем, пригодна для приема в пищу.
Ужас и безумие первых шести месяцев после тех страшных событий невозможно забыть. Я лежала с Гейджом на руках и молилась, чтобы никто не ворвался в наш дом и не убил нас, чтобы присвоить себе наше имущество, ведь такое в то время не было редкостью. Всю ночь снаружи раздавались крики людей, повсюду вспыхивали пожары, слышались рыдания пострадавших.
Единственной защитой от групп воров и убийц были патрули, специально созданные местными жителями, которые следили за порядком на мысе, но и они могли уберечь далеко не всех.
В конце концов, небольшое количество военных и представителей полиции, объединившись с большинством местных жителей, стали выдворять с территории тех, кто не жил здесь до начала бомбежек. После этого они перекрыли мосты Борн и Самагор.
Теперь военные охраняли мосты от людей. Военные катера постоянно патрулировали канал и воды океана, чтобы пресекать любые попытки пробраться на мыс. Припасы, которые были у нас здесь, распределялись между городами на мысе и шли на обмен с теми, кто был по ту сторону канала. Но было важно, чтобы природные ресурсы не истощались сверх нормы, поэтому это контролировалось.
Я отвернулась от моста, и мой разум отвлекся от тех страшных воспоминаний. Мне сразу стало легче, и я осознала, что сегодняшний день предназначен для празднования, а не для печали и приступов меланхолии.
Добравшись до асфальтной дорожки, идущей вдоль канала, я остановилась, чтобы поправить веревку с рыбой на моем плече. Когда я была еще ребенком, дорожка была в прекрасном состоянии, газоны подстрижены, а асфальт ровным. Это было популярное место для прогулок, катания на велосипеде и утренних пробежек, также там собирались туристы, чтобы полюбоваться океаном и птицами, летающими над ним.
Теперь приходилось постоянно смотреть под ноги, чтобы избегать выбоины и обломки мостовой. Одной рукой я придерживала мой улов, а другая рука свободно качалась, ощущая щекотку от высокой травы, пока я держала путь к железнодорожным путям. Я шла по дороге около полутора километров, прежде чем добралась до леса.
Конечно, были места для рыбалки поближе к дому, но там не водилась такая крупная рыба, как та, что обитала в канале. Кроме того, мне нравилось смотреть на поверхность океана, которая переливалась всеми красками, и представлять, что никакой войны не было.
Тропинка под моими ногами была хорошо протоптана мной и моими соседями. Вокруг меня пели птицы, скрываясь в кронах деревьев, которые начали покрываться листвой. Я наблюдала за игрой теней на земле, когда деревья качали ветвями на ветру. Над моей головой крикнула белка и перепрыгнула с ветки на ветку. Задрав хвост, она спешила за другой белкой, которая убегала от нее.
Чувство умиротворения наполняло мое тело. Мои воспоминания из детства были о том, как меня успокаивала природа и как всегда тянуло к земле и ко всем ее обитателям. Близость с природой была для меня как бальзам, который заряжал меня энергией и возвращал к жизни. Но способы единения с природой у меня были довольно странные. Не удержавшись, я остановилась и приложила руку к стволу красного клена, листья которого были размером с мою ладонь. Я глубоко вдохнула и почувствовала, как жизнь течет по его стволу прямо в землю, в которую глубоко уходят его корни. Кончики моих пальцев приятно покалывало, и улыбка блаженства растянулась на моем лице, и я была готова поклясться, что чувствую, как ползают черви и букашки в земле.
Я не знала, слышат ли другие этот голос природы, и никогда никого не спрашивала об этом. Во мне было много странностей, о которых знали только мои близкие. Поэтому об этой своей особенности я не рассказывала никому.
Я даже не считала это странностью. Возможно это то, что испытывает каждый человек. Я всячески убеждала себя в этом, потому что я ведь тоже знала о своих друзьях и знакомых далеко не все, но все же сомневалась, что они испытывают нечто подобное.
Я неохотно оторвала свои пальцы от грубой коры. Странное чувство потери появилось во мне, но я продолжила свой путь. Я не могла позволить себе весь день простоять, прислонясь к клену. Даже те, кто любил и принимал меня с моими странностями, мог бы поместить меня в психушку, если бы я сутками напролет общалась с деревьями.
И я не винила бы их, если бы они так поступили.
Глава 2
Ривер
Вскоре тропинка вывела меня к задней части моего района. Выйдя на улицу, я направилась по направлению к маленькому серому дому, который был похож на остальные постройки на мысе, находящиеся в конце квартала. Я уже почти подошла к двери, когда услышала шаги позади себя. Обернувшись, я улыбнулась, увидев мою подругу Лизу, бегущую ко мне. Ее глаза цвета дубового листа блестели от радости, когда она увидела меня.
— Вот ты значит где! — воскликнула она, зарумянившись. — Я жду тебя несколько часов!
Я посмотрела на раннее утреннее солнце, которое только появилось из-за деревьев. Скорее всего, ждала она меня всего несколько минут. Подруга не была ранней пташкой и была склонна все преувеличивать, ей бы подошло быть рыбаком, которые любят похвалиться своим уловом, частенько приумножая его масштабы. Ее светло-каштановые волосы, собранные в тугой хвост, отскакивали от ее плеч, когда она шла рядышком со мной. Она поправила рукав выцветшей красной футболки, когда он соскользнул с ее плеча, обнажив ключицу. На коленях ее джинсов были протертые дыры с тех пор, как она много время проводила в общем саду.
— Ты еще даже не проснулась и уж точно не ждала меня несколько часов, — ответила я, смеясь.
Он ухмыльнулась и нетерпеливо подпрыгнула на месте.
— Ладно, ты права, — призналась она.
Проходя мимо домов наших соседей, я обращала внимание на провисшие веранды, выцветшую черепицу и сломанные ставни большинства из них. Виноградные лозы обвивали перила крыльца дома справа от меня. Они начали захватывать территорию крыльца еще в прошлом году, а сейчас заметно утяжеляли его. У людей просто не хватало времени на ремонт своего жилища, а многим из них просто не представлялось возможным приобрести материалы для благоустройства.
Деньги как валюта практически остались в прошлом. Я слышала, что некоторые еще использовали золото и серебро для получения определенных вещей, но монеты и банкноты уже не использовались, да и редко можно было встретить того, кто предпочтет золото вместо еды или одежды. Все, что было важно, — это выжить. Продукты питания стали основной валютой, их обменивали и обменивали на ежедневной основе.
— А где Асанте? — поинтересовалась я у Лизы.
Асанте был охранником в нашей общине и парнем Лизы по совместительству, последние полтора года. Два месяца назад она переехала из дома родителей в дом на соседней улице, чтобы жить вместе с ним.
— Из-за всего, что происходит сегодня, он рано ушел на работу, — ответила Лиза, — ты же знаешь какая безумная суматоха в День Волонтера.
— Это точно, — произнесла я и перенесла основной вес моего улова на спину. Пятнадцатое мая было самым ожидаемым днем на мысе, после того как война опустошила страну.
— Ты идешь сегодня? — спросила меня подруга.
Я положительно кивнула и стащила рыбу со спины.
— Я такое не пропущу.
Мало кто игнорировал этот день, но моя мама была исключением.
Я заглянула в общий сад, где мужчина и женщина уже пололи участок, расположенный на трех гектарах земли. Дома, которые когда-то стояли здесь, сгорели при пожаре девять лет назад. Погорельцы перебрались в дома тех, кто погиб на протяжении войны или был убит в смутные времена после ее окончания. Маленькие сады, которые люди выращивали за своими домами, были перенесены сюда. Они были перенесены и высажены на земле, опустошенной пожарами. Почти все соседи периодически работали в саду, но некоторые проводили там почти все свое время.
Район, который знаком мне с раннего детства, стал намного крупнее и сильно отличался от маленьких закрытых улочек, которые существовали раньше. Из-за сгоревших территорий, район расширился до тех домов, которых я раньше даже не видела. Сейчас я знала почти всех жителей города, хотя раньше была знакома только с соседями на своей улице и ребятами из моей школы. Весь район, работавший вместе на протяжении многих лет, был тем, что позволяло нам до сих пор оставаться в живых.
Подойдя к следующему дому, мы с Лизой поднялись по ступенькам крыльца и вошли внутрь. Когда дверь за нами со скрипом захлопнулась, хозяйка дома, миссис Лоуд, подняла глаза от газеты, которую читала, и улыбнулась мне. В нашем городке все еще выпускалась ежемесячная газета, которая рассказывала о событиях, и передавалась из рук в руки, потому что ее тиража не хватало, чтобы каждый имел свой экземпляр.
Сдвинув свои очки на лоб, миссис Лоуд сложила газету и отложила ее в сторону.
— Хороший улов, мисс Доусон, — сказала она мне.
Я отцепила самую крупную рыбу и положила ее на стол, сооруженный между кухней и гостиной.
— Да, улов сегодня отличный! Могу ли я получить взамен мазь? — спросила я.
Миссис Лоуд взяла рыбу и убрала ее в небольшой холодильник. Из-за периодических отключений электроэнергии было сложно держать продукты в холодильнике, хотя теперь они не залеживались там долго. На всякий случай холодильники забивали льдом, чтобы сохранить продовольствие в случае очередного перебоя с электричеством.
— У Бейли все еще сыпь? — спросила она меня, имея в виду моего младшего братика, закрывая дверцу холодильника.
— Да, но уже гораздо меньше.
Она достала с полки зеленую банку с мазью. Я не знаю, кто ее изготавливал в нашем районе, но она творила чудеса с сыпью на теле Бейли. Также она отлично заживляла раны от порезов, которые я получала на рыбалке или при изготовлении крючков и приманок.
— Хорошо, что помогает, — произнесла миссис Лоуд, протягивая мазь мне, — нужно что-то еще?
Я посмотрела на свои дырявые ботинки и увидела, как из них торчит мой большой палец. Пара новой обуви было бы волшебно. Я рассматривала свою обувь, пока думала над ответом. Я решила, что могу потерпеть без новой обуви еще пару недель, а вот для Гейджа не мешали бы новые штаны. Он рос с невероятной скоростью, поэтому его сложно было одевать.
— Нам бы не помешали новые штаны для Гейджа, — наконец ответила я.
— Он снова подрос? — спросила мисс Лоуд. — Такими темпами он будет выше всех в городе.
— Так и будет, — согласилась я.
Стоя рядом со мной, Лиза взяла в руки ожерелье из ракушек и перебирала его пальцами. Мало кто сейчас торговал ими, но Джози, молодой девушке с нашей улицы, изготовление их помогало чувствовать себя занятой. Я подняла руку к своей шее, на которой красовалось украшение из белых и розовых раковин, которые были размером не больше пятицентовой монеты, но все они были тщательно отполировано до блеска. Джози подарила мне это ожерелье несколько месяцев назад, когда я заходила к ней с рыбой.
— Я добавлю пять сантиметров к предыдущим меркам, и в течение нескольких дней новые штаны будут готовы, — промолвила миссис Лоуд.
— Спасибо. Увидимся сегодня позже.
— Да, обязательно увидимся.
Я подтолкнула Лизу к выходу. Она вздрогнула от неожиданности, оторвавшись от своих мыслей. Выпустив ожерелье из рук, Лиза широко улыбнулась миссис Лоуд, прежде чем мы вышли на улицу. Она пошла со мной по улице к маленькому дому на мысе, который я делила с матерью и двумя братьями.
— Мне пора на работу, — сказала Лиза, показывая рукой на сад, — увидимся через пару часов.
— Хорошо, — ответила я.
Она улыбнулась мне, обведя глазами мой слегка покосившийся голубой дом, и пожала мне руку. Чувствуя себя так, будто я несу на плече сотню рыб вместо двух, я поднялась по потрескавшимся ступенькам к старой серой двери, сгорбив спину. Я уже давно не стучалась в дверь, перед тем как войти, так как это был мой дом, хотя я никогда не считала его таковым.
Глава 3
Ривер
Повернув ручку, я вошла в дом, интерьер которого был погружен в полумрак. Из комнаты слева от меня я слышала звук работающего телевизора. Я заглянула туда и увидела, что моя мать сидит в своем кресле. Сквозь его поношенную ткань была видна желтая набивка. Матери проходится сидеть на двух подушках с тех пор, как из него полезли пружины от старости.
Ее светлые волосы обрамляли лицо, которое в свое время было очень красивым. Но сейчас горечь ее души не позволяла мне рассмотреть в нем хоть что-то прекрасное. Были видны только темные круги и мешки под грустными глазами. Она была ниже меня ростом, около ста шестидесяти сантиметров, и очень худая. Я была такой в пять-девять лет, теперь же мое атлетическое телосложение отточено ходьбой, рыбалкой и работой в саду.
Ее губы всегда были сжаты, за свои двадцать два года я редко видела ее улыбку. Возможно, было несколько улыбок до тех пор, пока мой отчим, отец Гейджа, не бросил ее после рождения сына. Затем их почти не было.
Сейчас я не могу сказать, что она знает, кто является отцом Бейла, но я уверена в том, что я понятия не имею, кто мой папа. Единственное, что она мне о нем говорила, это то, что он был ублюдком, которого она встретила, учась в средней школе, когда он был в городе проездом. Я так и не знала его имени. Он бросил мою мать, когда узнал, что она залетела, и больше не давал о себе знать. Правда, однажды я видела его фотографию, и нельзя было отрицать, что я похожа на него, но моя мать не знает об этом.
Она называла моего отца мудаком, а большую часть моего существования она и меня называла бестолочью, бесполезным и злым выродком, которое испортило ей жизнь, но к этому я быстро привыкла. Я тоже была о ней не особо высокого мнения. Я бы наверное думала о ней еще меньше, если бы она не произвела на свет Гейджа и Бейла, которые стали смыслом моей жизни.
Моя мать бросила на меня взгляд, прежде чем снова уставиться в экран телевизора. Несмотря на то, что ее волосы были довольно жидкими и немытыми, а взгляд всегда хмурым, она выглядела так, будто годы ее не трогали, благодаря своей гладкой коже без морщин.
— Ты ела? — спросила я ее.
Она даже не потрудилась мне ответить, слушая, как болтает ведущий новостей по ящику. Она могла сидеть целыми днями, следя за этими информационными хрониками, при этом ничего не делая. Я не могла понять, как она еще не устала от этих двух телеканалов, которые вещали после окончания войны, являясь новостными и провластными (прим. поддерживающие действующую власть), изо дня в день передающие одно и ту же информацию.
После того как боевые действия утихли правительство взяло под свой контроль все коммунальные системы и средства массовой информации, распределяя электричество и распространяя новости по всем уцелевшим штатам и городам. Счета больше не приходили, сбор налогов прекратился, но каким-то образом власти могли это все содержать и поддерживать, пусть все было не совсем гладко, но пока что это работало.
Посмотрев на человека на экране, я увидела стену вдалеке за его плечами. Он был на фоне одной из лучших секций, воздвигнутой стены, которую не сравнить с теми, которые были сооружены из всякого мусора, который можно было найти в то время, когда их строили. Я пришла к выводу, что большинство новостных репортажей специально вели из более совершенных бетонных секций, которые возвышались высоко в небо, чтобы создавать впечатление, что все находится под контролем.
Я хотела бы верить в это, но, на самом деле, не понимала, зачем вообще была нужна эта стена. Она была построена по всей стране, отделяя города, пережившие нападения, от тех, которые были разрушены. Если изначально было пятьдесят штатов, то теперь оставалось только двадцать три, плюс Аляска и Гаваии. Части Невады, Нью-Йорка, Пенсильвании и Арканзаса были по нашу сторону стены, вместе с остальными уцелевшими внешними Штатами, но внутренние Штаты были потеряны из-за войны и бомб. Я часто слышала вопросы о том, почему захватчики напали на середину страны, а не на Нью-Йорк, Вашингтон, Бостон или Атланту. Почему они не нападали на более густонаселенные районы, в которых сконцентрировались политические силы, а нанесли удар по нам? Они также уничтожили основные источники продовольствия в результате бомбежек. Но они не уничтожали правительство и военных одним махом, они захватывали большую часть простого населения, а многие из оставшихся умерли от голода или из-за хаоса, происходящего в первые месяцы после окончания бомбежек.