— Что я не до конца понял. Так никотин — яд или не яд? — спросил Янис.
— Яд, — кивнул Слава. — Впрочем, как и соль, и даже обычная питьевая вода, дело только в дозе. Основную угрозу при курении представляет другое: смолы, синильная кислота, высокая температура вдыхаемого дыма, канцерогены и прочее. Никотин не безвреден, но и не настолько ядовит, как о нем думают многие. Стоит поднатужиться, бросить курить, и как следствие, рецепторы, которые следят за выработкой ацетилхолина, ожили. Организм начинает вырабатывать свой собственный, больше не нуждаясь в подачках извне, которые получал в виде никотина. По-настоящему страшно не табакокурение, хотя и его следует старательно избегать.
— А что тогда? — живо поинтересовался Гудрон.
Слава помедлил какое — то время, вероятно, размышляя: не хватит ли на сегодня лекций, и не пора ли прилечь? Затем все же сказал.
— Опиаты.
— Герыч, что ли?
— И он в том числе. Любые наркотики на основе опиатов наносят непоправимый вред. По-настоящему непоправимый. Может, хватит уже на сегодня? — и он протяжно зевнул. — Иначе целая лекция о вреде пагубных привычек получается.
— Проф, давай уже, если начал, — попросил за всех Гриша Сноуден. — Интересно же! Никогда бы не подумал за табак. Ну никотин и никотин, а тут вон оно что!
— Ну, если Грек будет не против, — Слава сделал еще одну попытку уклониться. Очевидно, рассчитывая, что наш командир заявит: «Так, пора закругляться, завтра снова весь день топать предстоит». Или что-нибудь в том же духе.
— Не против, — напротив его ожиданий, отозвался Грек. — Если ты не устал. Сам бы я с удовольствием послушал: что там насчет опиатов?
Слава вздохнул обреченно.
— Ну, тогда слушайте. И не говорите потом, что вы не слышали, — добавил он, сделав фразу похожей на ту, что произносит глашатай в «Тысяче и одной ночи». — Только коротенько, без лишних подробностей. Все дело в том, что даже у самого здорового человека, постоянно что-нибудь, да болит. Причем всегда. Но есть в нашем организме такая замечательная штука, как гематоэнцефалический барьер. Он находится здесь, — Слава коротко рубанул себя ребром ладони под основание черепа. — Этот барьер, помимо многих других задач, занимается еще и тем, что фильтрует болевые сигналы. Так ли они важны, чтобы знать о них и без того загруженному работой мозгу? Критичны ли они для организма, чтобы поставить головной мозг об них в известность? Если принимает решение, что нет — обезболивает их самостоятельно. И для этого у нашего организма есть собственные средства. В той же слюне содержится особый белок, который по своему действию в несколько раз сильнее морфина. Так вот, строение у таких средств, примерно такое же, что и у опиатов. Этим-то опиаты и страшны. Как и в случае с ацетилхолином, организм перестает их вырабатывать. Но боль-то никуда не девается! И так называемые «ломки» — это как раз то, что чувствовал бы нормальный человек, не будь у него такого замечательного барьера. Но, в отличие от никотиновой зависимости, шансов, что рецепторы восстановятся, практически нет. Утверждают даже, что их нет вообще, если дело зашло слишком далеко.
— Жуткую историю ты рассказал, Вячеслав, — некоторое время спустя сказал Сноуден.
— Сами напросились, — пожал плечами тот, с блаженной улыбкой укладываясь поудобнее.
Глава 6
— Света, чего не спишь?
— Игорь, а что именно имел в виду Борис, когда сказал, что ты авось, да передумаешь?
— Ты о чем?
— Ну, он еще добавил, что, тогда мол, заживем! Что это означает, не поняла?
Светлана — это я не понял: ты что, до сих пор не знаешь о моем даре эмоционала?
— Тебе и вправду интересно?
— Очень!
— Ну, в общем, я умею жадры эмоциями заполнять.
— Ты серьезно?! Ты что, самый настоящий эмоционал?!
— Был им. Правда, совсем недолго: все куда-то исчезло.
У меня в кармане постоянно находится несколько пустых жадров. И я, время от времени, сжимаю один из них в кулаке, в надежде почувствовать болезненный укол. Который не похож ни на что. Почувствовать, чтобы обнаружить свой вернувшийся дар. Хотя, возможно, и проклятье — это с какой стороны еще посмотреть.
— Света, а тебе что, никто ничего не рассказывал?
— Нет. Да и времени особенно не было.
— А почему сама у меня не спросила?
— Боялась.
— Боялась? Чего?!
— Тебя же пытаются убить. А вдруг, ты и сам какой-нибудь убийца, за голову которого назначена награда? Мало что ли таких? Боялась в тебе разочароваться.
— Нет, Света, я не убийца — недоделанный эмоционал. Или переделанный.
Безусловно, есть и на моем личном счету несколько человек. Но у кого в этом мире их нет? Наверное, только у тех, кто за периметры поселений даже нос не высовывает. Да и то, как сказать. Это только на Вокзале порядок. В других поселках перестрелки прямо на улицах не редкость. Но даже мой личный счет не делает меня убийцей. Это как на войне — там другие понятия.
— Игорь, а ты сильный эмоционал?
— Был им, Света, был. Говорят, был самым сильным из всех известных.
Мне и с этим не повезло. Для меня, что пустой жадр, что заполненный самим мною или кем-то другим — разницы нет, ничего не чувствую. Так что сравнить себя с другими ни за что не получится.
— Все у тебя вернется, — горячо заверила девушка. — Обязательно вернется, вот увидишь! Главное, что ты не какой-нибудь там подонок. Сладких снов тебе, Игорь.
Сон, который мне приснился, был каким угодно, только не сладким. Во сне я проснулся, а вокруг никого. Ни Грека, ни Гудрона, также как и Славы, Яниса, Светы, Гриши. Вообще никого. И ничего. Ни оружия, ни рюкзака, ни разгрузочного жилета… даже одежды на мне. Судя по тому, что угли в костре остыли, бросили меня давно. Хорошо, вообще не убили. Но что мне теперь делать?! Мало того, от входа в пещеру доносилось мяуканье. В этом мире кошечек нет, и мяукать в нем может только самый опасный хищник — гвайзел. В тот самый миг, когда показалась его скалящаяся морда, я и проснулся. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.
Наверняка я расшиб бы себе голову об низко нависший свод, если бы не руки Гудрона, которые прижали к земле.
— Теоретик, что с тобой?! — спросил он, все еще удерживая меня за плечи.
И столько в его голосе было неподдельной тревоги, что мне поневоле стало стыдно. За то, что смог в них усомниться, пусть даже во сне.
— Сон дурацкий приснился.
— Со всеми случается, — как мог, успокоил он. — В себя пришел?
— Пришел, — ответил я, освобождая плечи от его рук.
— Слишком долго спать вредно, — заметил возящийся у очага Гриша.
И верно. Судя по положению светила, которое хорошо было видно через высокую щель входа, мы давно уже должны быть в пути. Что-то не так?
— А где остальные? — кроме них двоих, никого не было видно.
— Грек с Профом ушли, будут не раньше вечера. А, возможно, и завтра вернутся. Ну а твоя подружка уроки берет у Яниса, — Гудрон улыбнулся. Но не ехидно, как можно было бы предположить с его характером, и с его языком.
— Куда ушли?
Вчера вечером даже разговора не было, что наша компания может разделиться.
— Дорогу разведать. Вернее, перевал. Посмотреть, что там, перед тем как всем кагалом туда отправляться.
Перевал я помнил отлично. Там даже не перевал — ущелье, которое разрезает горную гряду, образуя проход на другую сторону. Уходя от Вокзала, мы прошли его ночью. Та еще прогулка выдалась! В ущелье и при свете дня черт ногу сломит, а уж в темноте!.. Благо, что на небе хватало звезд.
— В обход не пришлось бы топать, — высказал свои опасения Гриша. — Чего не хотелось бы.
Не то слово! Крюк получается еще тот. К тому же по таким местам, куда добровольно не сунешься.
Светлану с Янисом я обнаружил у самого входа в пещеру. Он что-то втолковывал девушке, а сама она целилась в невидимую для меня цель через оптику.
«Настойчивая девушка, — думал я, глядя на ее сосредоточенное лицо. — С таким рвением действительно научится постоять за себя».
И еще ко мне пришла мысль, что абсолютно ее не ревную. Почему? Настолько доверяю Янису? А может, все дело в том, что нет у меня к ней особых чувств? Безусловно она мне нравится. И характер хороший, и фигурка что надо. Но такого, чтобы при одной мысли «а вдруг они там!..» хотелось бы вскочить на ноги, и броситься их разыскивать, нет и в помине. Настолько доверяю ей самой? Возможно, и так.
Первым меня заметил, конечно же, Янис. Это опыт, благодаря которому он, впрочем, как и другие, всё еще живы: чем бы ни занимался, и насколько увлеченно этого бы ни делал, не забывай контролировать обстановку вокруг себя. Опасность может возникнуть отовсюду: сзади, сверху, с боков, из-под земли… Клыкастая, когтистая, ядовитозубая… какая угодно. Причем настолько бесшумно, что можешь не услышать ее с расстояния в пару шагов. И потому необходимо постоянно крутить головой по сторонам и задирать ее вверх все то время, когда не смотришь под ноги, и вперед.
— Толковая ученица! — сообщил мне Янис с таким видом, как будто полностью одобряет мой выбор. Мол, выбирал — выбирал я себе подругу, остановился на Светлане, и не прогадал.
— Доброе утро, Игорь! — поприветствовала меня девушка. И тут же переключила внимание на своего наставника. — Янис, а упреждение — это что такое? — и, выслушав ответ, — Так, понятно. А от чего оно зависит? От скорости движения объектов? Ясненько. И сколько его нужно брать? В зависимости от дистанции? А как понять это в прицеле? Там столько галочек и всяких черточек разных.
Янис посмотрел на меня вопросительно: может быть, сам? На что лишь развел руками. При всем желании у меня не получится также замечательно, как у тебя самого: иметь дела с оптикой приходилось постольку поскольку. И пошел назад в пещеру, откуда уже наносило запахом варева. Приятно так наносило — Гриша готовить умеет.
Грек со Славой вернулись на следующий день к вечеру. По их лицам сразу стало понятно, что хороших вестей не ждать. Так и случилось.
— Ущельем не пройдем, — объявил Грек. — Там на выходе со стороны Вокзала, сейчас пост на постоянной основе. Не по Теоретика душу, конечно же — перквизиторы зачастили. Серьезный такой пост — человек десять, не меньше. Кстати, радиофицированный.
— Ну так и перквизиторы — опасность серьезная, — сказал Янис.
И все молча с ним согласились: серьезней некуда. Будь их вдвое больше, точно подмяли бы всех под себя.
— Может, стоит Теоретику внешность изменить? — предложил Сноуден.
— Ага, сделаем ему пластическую операцию, — тут же согласился с ним Гудрон. — Иди, Гриша, стерилизуй инструменты. Ножи, топоры… клещи на всякий случай тоже не забудь. А заодно и всем остальным — Греку, мне и так далее. Чтобы уж точно никого не признали. Недельки три здесь отсидимся, чтобы опухоль с рож спала, и пойдем. Еще можно с боем прорваться. Нет, ну а что? Положим всех на посту, затем заявимся на Вокзал, а в нем убивать никого нельзя, и потому нас не тронут. Там и будем сидеть, пока не сдохнем от старости.
— Ладно, завелся, успокойся! — Гриша уже и сам был не рад своему предложению.
— А если в обход вдоль хребта? — предложил Слава Проф. — Как будто бы там и еще проход имеется.
— Ты дорогу к нему знаешь? — живо поинтересовался Грек.
— Я — нет. Но Борис однажды говорил, что ему известно.
Все посмотрели на Гудрона.
Тот покачал головой.
— Что, от своих слов отказываешься? — Гриша был рад отомстить.
— Не отказываюсь. Тут в другом дело. Слышал я, что он действительно есть. И даже примерно представляю, где его искать. Но не более того. Мы его месяц можем разыскивать, но так и не найти.
Помолчали. Затем Грек заговорил снова.
— Ничего в голову не идет. Знаю только, что и здесь долго оставаться нельзя. Вопрос времени, и на пещеру наткнутся.
— Может, не всем на Вокзал пойти? Паре — тройке, как тогда, на Самолет? — высказал идею Янис. — Закупиться и они смогут, — и сам же ее отринул. — Признают ведь, даже если одного послать. Со всеми вытекающими.
— Мозговой штурм? — предложил Слава. И пояснил, как я понял, для одного Сноудена. — Это когда, чтобы решить проблему, которая кажется не решаемой, предлагаются самые бредовые или даже абсурдные варианты. Сами по себе они мало что значат, но каждое из них может дать толчок к какой-нибудь стоящей мысли. Вот она-то и станет выходом. Игорь, ты чего улыбаешься?
— Да так, — сделал я попытку уклониться от ответа. — Вспомнился мне свой собственный бред. Потому и смешно.
— Говори-говори! — начал настаивать Слава. — В том-то вся и суть, что любой бред может оказаться выходом. Или, по крайней мере, ключом к нему.
А подумалось мне, после слов Грека про голову в которую ничего не идет, вот что. Голова не обязательно должна быть моей. Достаточно заменить ее похожей. Еще и награду потребовать.
Мол, думали они, думали, да и решили, что плетью обуха не перешибешь, после чего оставили Теоретика без головы. Не тащить же меня полностью в качестве доказательства? Ну а то, что голова по дороге попортилась, в здешнем климате легко допустимо. Анализа ДНК в этом мире не сделает никто. И зубной карты, в которой написано, что третий нижний моляр с пломбой, тоже не достать. Тут даже цвет глаз необязательно должен быть идентичным. Так, общее сходство черт лица. Ну а я пережду, сколько понадобится, где-нибудь в безопасном месте. В идеале — со Светланой. В том случае, если она сама будет согласна. Все-таки, наилучший выход для нее — оказаться со всеми на Вокзале. Света нарочно или ненамеренно проболтается там, что голова совсем не моя? Не в самый же первый день. Должно хватить времени, чтобы запастись всем необходимым, а потом вернуться и меня забрать. Есть и еще вариант. Если постараться, все можно обстряпать так, что девушка полностью будет уверена — голова принадлежит именно мне. Получится лишнее подтверждение от, в сущности, постороннего нам человека.
— Все равно ее негде взять, — вместо всех объяснений, сказал я.
— Кого именно?
— Голову, похожую на мою. Чтобы принести ее в качестве доказательства. Не убивать же ни в чем не повинных людей?
Мне казалось, придется объяснять все подробно. Но нет. Они переглянулись между собой, после чего Янис уверенно заявил.
— Не поверят.
— Так она же испортиться успеет.
— Игорь, дело не в этом.
— А в чем тогда?
— В том, что никто не поверит, что мы смогли так поступить. У нас есть определенная репутация, которой мы дорожим. Именно с ней в связи, и не поверят. Безусловно, мы не Праведники, но края наблюдаем отчетливо. И еще. Кто из нормальных людей после такого захочет с нами дела иметь? Никто. И опустимся мы тогда на уровень того же Кощея. Или хуже того — перквизиторов.
Все они как один, согласно кивнули. Синхронно так, как будто отрепетировали, а затем дождались нужного сигнала, чтобы уж точно вместе.
О Кощее, кстати, моем тезке — Игоре, я слышал. Если судить по рассказам о нем — удивительной беспринципности человек. И жаден невероятно. Ну а с перквизиторами мне даже сталкиваться приходилось. Те вообще за гранью. Отмороженные бандиты в сравнении с ними — ангелочки с крылышками.
И о Праведниках Янис не просто вспомнил. Есть здесь такие, именно с большой буквы. Считают, что угодили сюда за грехи. Действительные ли, мнимые, но именно за них. Как сказал Гудрон: «Правильные они чересчур. Причем настолько, что тошнит от них. Отсюда и Праведники».
— Так совсем же не обязательно, что вы меня. Мало ли что может со мной произойти? Упал — шею свернул, бахнул в себя от безысходности, на гвайзела нарвался…
И снова никто даже не задумался.
— Тоже не вариант. Ты сам в это поверил бы?
— Если честно — не знаю.
— Вот и я не знаю, — сказал Грек. — Ясно одно: назад, на базу в Фартовый, нам пути нет. Туда дорога вдвое длиннее, даже если пойти на Вокзал в обход. И в ущелье не сунешься. Давайте действительно мозгами пошевелим. Глядишь, что-нибудь да получится.