– Покушение, которое вовсе мне не навредило.
Энеас нахмурился.
– Вы говорите так, будто хотели бы, чтобы оно удалось.
Бриони покачала головой, хотя даже такие незначительные движения давались ей с большим трудом.
– Конечно же, я не хотела бы этого, принц Энеас. Но я чувствую себя ужасно оттого, что другие страдают из-за меня.
– Вы достойная восхищения женщина, Бриони Эддон. Я обещаю вам, что сделаю всё, что в моих силах, чтобы обеспечить вашу безопасность. Я пошлю к вам ещё нескольких своих солдат. Более верных людей не найти во всём Сиане.
– Я не сомневаюсь в этом, ваше высочество, – вздохнула Бриони. – Но и самые лучшие воины – плохая защита от яда.
Кажется, принц был угнетён происшествием больше самой девушки.
– И всё-таки мы должны что-нибудь предпринять. Это возмутительное нарушение закона, принцесса, – смертельное оскорбление имени и трону моего отца. Здесь, в нашем собственном дворце!
Он развернулся, останавливая Бриони посреди дорожки, и взял её правую ладонь в свои.
– И особенно это расстраивает меня, Бриони Эддон, потому что я так глубоко уважаю и ценю вас. Нет ничего, что я не сделал бы для вас.
Бриони моргнула. Руки принца были тёплыми. Он снял перчатки.
– Вы ведь на самом деле не удивлены? – обеспокоенно спросил принц. – Неужели я оказался так глуп, что ужасно ошибся, предположив, что вы тоже, возможно, питаете ко мне какие-то чувства?
Бриони на миг задержала дыхание. Ради наступления этой минуты она трудилась долгие недели, но теперь пришла в смятение. Энеас и вправду был добр, умён и заслуживал всяческого уважения. Все знали и как он храбр.
И теперь принцесса смотрела на молодого человека, на его волевое с гармоничными чертами лицо – и сознавала, что хотя он и не обладал божественной красотой, любая женщина с радостью вышла бы за него, даже не будь он принцем и наследником могущества Сиана. Но он им был. И Бриони отчаянно нуждалась в его положении и власти для спасения своего народа и трона своей семьи. Так почему же она внезапно смешалась и лишилась дара речи?
– Я поразил вас до онемения, принцесса. А ведь вы не из тех женщин, что смолкают в присутствии мужчин. Боюсь, я обидел вас чем-нибудь.
– Нет. Нет, ваше королевское высочество, принц Энеас, вы оказали мне великую честь, – на миг обман и подлинные чувства переплелись в ней так тесно, что Бриони и сама не могла бы сказать, где правда, а где ложь. – Я о вас самого лучшего мнения. И считаю вас наиболее выдающимся человеком во всём этом огромном королевстве…
Он мягко отпустил её руку и отбросил назад со лба свои тёмные волосы, стараясь скрыть грусть за этим жестом.
– «Но…», собираетесь вы сказать. Но есть кое-кто, кому уже отдано ваше сердце – может быть, даже, ваше обещание скреплено клятвой в храме.
– Нет! – но отчасти принц угадал: она была кое к кому неравнодушна – какими бы путаными, неуместными и даже нелепыми ни казались подчас эти чувства. Но тот человек не мог спасти её королевство. А Энеас мог – если такое вообще было в силах человеческих. – Нет, дело не в этом. Просто… я не могу позволить себе полюбить кого бы то ни было, даже такого человека, как вы, хоть вы и являете собой воплощённую мечту всякой разумной женщины. Я не могу.
Она попыталась отстраниться, но принц сей же час поймал её за руку, как ветер подхватывает лист.
– Но почему? – Энеас не отпускал. Он был силён. Этот молодой мужчина мог быть достаточно властным – девушка это чувствовала, – чтобы управлять кем угодно, особенно женщиной, которая охотно позволит собой управлять. – Почему вы не желаете внять зову своего сердца?
Да, именно такого случая она добивалась – почти предвкушала его, как охотник ждёт минуты, когда олень застынет на склоне холма, беззащитный и не чующий опасности, подставив грудь под смертельный удар. Но теперь, когда долгожданный момент настал, Бриони вдруг ощутила неловкость. Как могла она решиться использовать этого доброго, великодушного человека в своих целях, даже ради спасения трона? Как могла она притворяться, что любит его, только чтобы заручиться его помощью и поддержкой?
И даже хуже того – а что, если она не притворяется?
– Я… я должна подумать, – пробормотала Бриони. – Это так неожиданно. При дворе вашего отца я надеялась найти союзников для борьбы с врагами моей семьи – узурпаторами Толли. Но не ожидала найти здесь… того, к кому устремилась бы душой. Я должна подумать.
Она бросила взгляд вдаль, за выровненные дорожки и клумбы парка. Вдалеке человеческие фигурки исполняли роли в собственных представлениях – на расстоянии слишком большом, чтобы быть узнанными, – и все эти люди, включая её саму, были так же несвободны в своих действиях, как персонажи, взятые из воздуха Невином Хьюни или Финном Теодоросом, перенесённые на бумагу и представленные на сцене за ужин и ночлег. Как могло для неё всё обернуться так странно? Играет ли она – или её разыгрывают?
– Конечно, – произнёс наконец Энеас. Принц не смог скрыть, как тяжело ему даются слова. – Конечно, я дам вам время, моя леди. Вы должны быть честны с собой.
Этой ночью она должна была уснуть мёртвым сном, но вместо этого ворочалась и металась в новой череде кошмаров, где обрушивались туннели и под пальцами всегда была грязь. На этот раз никакая серебристая тень не явилась, чтобы вести её, и чем дольше длился сон, тем глубже она погружалась в удушливую тьму, пока наконец не оказалась у края столь ужасающей бездны, что догадалась: каким-то образом она прокопала всю землю насквозь, а то, что лежит за пределами крохотного клочка земли, на котором она стоит, – пустая чернота неба без звёзд, тьма, в которой сделай один неверный шаг – и будешь лететь, кувыркаясь, целую вечность.
И там, в центре этой непроглядной инаковости, она нашла своего брата.
Он был бледен и без сознания, как и раньше, и лежал перед ней вытянувшись, как лежал Кендрик, когда слуги готовили его к похоронам, – но Баррик не был мёртв. Она не знала, откуда ей это известно, но знала точно.
Три существа, склонившиеся над ним, не были ни слугами, ни священниками, свершающими похоронный обряд, но созданиями совершенно иными – тёмные безглазые тени, они пели над ним песни без слов, водя над телом руками. Затем одно из них поднесло увечную руку Баррика к пустоте на месте своего лица, и её брат начал таять.
«Слёзы», – прошептала одна из фигур, и эхо слов поглотила окружавшая их сырая тёмная земля.
«Слюна», – прошипела вторая.
«Кровь», – прошелестела третья.
Она пыталась позвать брата, разбудить его, рассказать о том, что делали с ним эти ужасные призраки, но не могла. Она чувствовала, как изменения охватывают Баррика, словно пламя – как дорожки огня тянутся от его предплечья к голове и сердцу, – и от этого по её телу тоже расползается жгучая мучительная боль. Девушка попыталась рвануться к брату, но её словно удержала невидимая рука.
– Баррик! – её крики не порождали ни единого звука. – Баррик! Вернись! Не дай им забрать тебя!
Но наконец, прямо перед тем, как паутина теней, в которую превратился её брат, окончательно растворилась во тьме, Баррик открыл глаза и взглянул на неё. И взгляд этот был пуст – совершенно безжизнен и пуст.
Бриони проснулась, задыхаясь от слёз, с чувством, будто самую важную часть её существа отпилили тупым ножом. Долгое время она просто лежала, беспомощно всхлипывая, на кровати. Баррик… неужели она и вправду больше никогда его не увидит? Сон оставил после себя ощущение страшной жути и безнадёжности, как смертный приговор. С ним что-то случилось – что-то нехорошее? А вдруг он…
– О боги, нет! – простонала девушка.
Кое-как она заставила себя подняться. Даже одной мысли о том, что такое возможно, Бриони была не в силах вынести. Эти сны – эти кошмары – они преследовали её, словно хищник – добычу. Неужели ей больше никогда не удастся заснуть без того, чтобы череда ужасных видений не прошла перед нею? Едва переставляя ноги от усталости, принцесса добрела до сундучка, сохранившегося у неё со времён скитаний с театром, в котором были заперты её старая одежда и разная мелочёвка, собранная ею за время путешествия на юг.
Бриони откинула крышку и начала в нём копаться, отбрасывая всё подряд: мальчишеские бриджи, которые она носила, отданные ей буклетики и брошюрки, – сама не зная, что ищет, – пока пальцы не сомкнулись на этом предмете, и она не нащупала хрупкий птичий череп и крошечные сухие цветочки.
С талисманом Лисийи в руках она побрела обратно по утопающей в ночной тьме спальне к кровати и снова легла. Крепко прижав амулет к груди, Бриони постаралась не думать о мёртвых глазах Баррика из сновидения. Одна из девушек тихонько хныкнула во сне – и это было последнее, что принцесса запомнила, прежде чем темнота вновь поглотила её.
Она опять очутилась в лесу, но на сей раз увидела то, за чем гонялась так долго. Это оказалась лисица: подпушек её меха был чёрен, но шерсть вдоль хребта, а также на хвосте и острой мордочке была словно присыпана серебром. Уже припустив вперёд, лиса оглянулась на девушку и обнажила зубы в ухмылке, которая могла, наверное, быть и усталой, но как-то больше казалась насмешливой. Если не считать тонкого рыжего ободка, глаза создания были так же черны, как его брюхо.
Лисица без малейших усилий перескакивала через корни, но Бриони даже во сне не могла передвигаться с такой же текучей грацией. Она, должно быть, споткнулась, потому что вдруг поняла, что падает вперёд, а стволы вокруг обернулись длинными смерчами тьмы. На миг девушке показалось, что на неё снова обрушивается эта ужасная земля, но потом она провалилась сквозь кружащуюся вихрем черноту и очутилась на лесной прогалине. Серебристая лиса больше никуда не убегала – сейчас она сидела, спиной к Бриони, перед древним разрушенным каменным алтарём.
Бриони пошатнулась, пытаясь встать, и упала на колени. Это оказалось удивительно больно для сна: принцесса прочувствовала каждую веточку, каждый камешек, которые впились ей в кожу.
– Кто… Кто ты? – выдохнула она.
Зверь повернулся. На этот раз не осталось никаких сомнений: ухмылка была насмешливой и презрительной.
Лисица покачала головой:
– Я говорила это тогда и повторю сейчас: я беспокоюсь за молодняк.
Она легко вспрыгнула на раскрошившийся алтарь и, опустив мордочку, принюхалась. Вдали громыхнуло.
– Погляди-ка на это, – сказала лисица, и что-то знакомое в её голосе пронзило туман сонных мыслей Бриони. – Так-то люди думают обо мне – так, что мои священные места заброшены даже здесь? Даже в царстве снов?
– Лисийя? – прошептала Бриони. – Это ты?
Но как только она произнесла это имя, то уже не сомневалась, что так всё и есть.
Лиса обернулась; а мгновение спустя чёрно-серебристое животное исчезло, и на алтаре, по-детски болтая шишковатыми босыми ногами, сидела старуха.
– Лисийя Мелана с Серебряной поляны, хотела ты сказать? – поправила она с заметным раздражением. – Мало того, что ты призываешь богиню, а сама не являешься на встречу, так ещё и имя её позабыла…!
– Но… но я тебя не призывала.
– Нет, призывала, и настойчиво, дитя. Три ночи беготни, хотя в первые несколько раз я едва могла тебя слышать. Еле пищала – что твой слепой котёнок! Но этой ночью наконец я услышала тебя достаточно отчётливо, чтобы суметь найти.
Над лесом снова громыхнуло, словно небеса отражали недовольство полубогини.
Бриони никак не могла избавиться от ощущения, что чего-то недопонимает.
– Я… я видела тебя во сне – то есть мне снилось, как я гналась за тобой. По лесу. И по подземным туннелям. Но я не видела тебя прежде, только твой… хвост.
Лисийя оттолкнулась от края алтаря и тяжело спрыгнула на землю; Бриони вся напряглась, испугавшись, что старые костлявые ноги полубогини переломятся, как прутики. Это было так странно: воспринимать всё как происходящее наяву, и знать при этом, что на самом деле спишь! Если не считать лёгкого тумана в голове, похожего на тот, что она ощутила как-то, выпив больше вина, чем следовало, сейчас принцесса чувствовала себя вполне обычно.
– Пойдём со мной, дитя. Сдаётся мне, неважно, почему ты призвала меня. Просто в глубине души ты знала, что тебе требуется моя помощь.
Бриони последовала за полубогиней: за алтарь – и прочь с поляны, под древесную сень. Гром ударил снова, и лёгкий отблеск молнии осветил небо над их головами.
– Вот беспокойный, – заметила Лисийя, но ничего объяснять не стала.
Во многом путешествие через лес для Бриони показалось таким же фантасмагорическим, как и отчаянные попытки добраться до Баррика сквозь осыпающуюся землю, но с другой стороны оно было до безумия обыкновенным. Принцесса ощущала каждый свой шаг, каждый вдох, даже минутную боль, когда оцарапала руку о ствол дуба.
– Где мы? – спросила она наконец.
– Именно сейчас? Или в более общем смысле? – Лисийя шагала довольно быстро, и Бриони приходилось пошевеливаться, чтобы не отстать. – Здесь мы очень близко к землям спящих богов – всех старых богов, которых Горбун погрузил в сон. Ваше племя зовёт его Купиласом, разумеется. Даже мы не всегда звали его Горбуном – так повелось после того, как три брата и их клан искалечили его. Когда Горбун родился, его нарекли Светлосветом – сына зари и лунного сияния – думаю, ты можешь догадаться, почему его считали красивым ребёнком. Неудивительно, что он так сильно возненавидел своих дядьёв за то, что они сотворили с ним – не говоря уж о том, как жестоко они обошлись с остальной его семьёй: обманывали, мучили и даже убивали его родных…
В рассказе возникла небольшая пауза, когда молния на мгновение выбелила небо, но прежде чем Бриони успела задать новый вопрос, Лисийя продолжила говорить, будто угадав его.
– Сейчас мы не на дорогах Горбуна – смертные не могут безопасно пройти по ним, – но наш путь лежит по землям, которые эти дороги пересекают. Понимаешь меня? Дороги принадлежат его прабабке Пустоте, конечно, но она показала внуку, как, путешествуя по ним, остаться невредимым, и из подаренного ему права он извлёк для себя большую пользу.
Прежде чем Бриони успела попросить Лисийю повторить всё с начала – потому что не поняла ни словечка, – полубогиня резко остановилась.
– Ну, вот и пришли, – сказала она. – Теперь можешь рассказать мне, что же тебе нужно.
Они стояли перед маленькой неказистой избушкой, сложенной из неотёсанных брёвен, с крышей, покрытой облиственными ветками. Раскат грома сотряс воздух, и на мгновение домик стал плоским и бледным, как будто намалёванный на одном из сценических задников Труппы Мейквелла. Пучки зелёной травы пробивались сквозь ковёр палой листвы на земле, но сама избушка казалась старой и покинутой давным-давно.
– Не стой тут разинув рот, дитя. Иди за мной. – Лисийя нагнулась и прошла в низенькую дверь.
Теперь дождь стрелами пронзал землю, но в хижине было сухо и на удивление тепло. Бриони опустилась на один из меховых ковриков, что во множестве устилали земляной пол. И всё же, несмотря на уют, домик казался каким-то ненастоящим: каждый раз, как Бриони подольше задерживала на чём-нибудь взгляд, предмет будто отдалялся, отчего у неё начинала кружиться голова. Снова грохотнуло, стены хижины заходили ходуном, и Бриони подскочила от неожиданности.
– Не просто беспокойный, – неодобрительно нахмурилась Лисийя. – Ворочается, как медведь в берлоге, сквозь спячку почуявший весну. Поторопись, девочка, возможно, у нас в запасе не так много времени. Скажи мне, что тревожит тебя.
Бриони рассказала ей о своих снах: сначала о тех, где был Баррик, и подробнее всего – о самом последнем, более всего её напугавшем. Сердце Бриони до сих пор сжималось, стоило ей вспомнить, какие были у брата глаза.
– Боюсь, тут я мало чем могу быть тебе полезна, – подумав, после долгого молчания ответила Лисийя. – Твой брат укрыт от меня – из-за того ли, где он сейчас, или от того, с кем он, не знаю. И всё же что-то подсказывает мне: он не мёртв.
– Слава богам! Пока он жив, есть надежда, – с чувством воскликнула Бриони. На душе у неё сразу стало легче. – Спасибо.
– Богиню благодарят, принося ей жертву, – сварливо заметила Лисийя. – Я бы, к примеру, не отказалась от мёда: мои любимые – клеверный и яблоневый цвет, – но сойдёт и красивый камушек. Ты можешь оставить приношение на одном из моих алтарей… – внезапно отвлёкшись, она взглянула вверх.