Омель запрокинул голову и обратился мыслями наверх, сквозь крышу прохладной бани, в черноту пустого беззвёздного неба, сквозь густую пелену облаков, наплывших после захода солнца…
И замер с приоткрытым то ли от растерянности, то ли от изумления ртом.
Он ощутил присутствие где-то там, в вышине, не менее сотни людей. Они находились там кучками по двадцать — двадцать пять человек, которые постепенно разделялись и опускались вниз, к деревне. Но не все…
Прикинув в уме направление и расстояние, Омель догадался, что пара тех больших «кучек» спускается на другой берег Сталки, причём одна из них — достаточно далеко от селения.
«Это те же, что и тогда… — подумал подросток, вспомнив рассказ Нурса. — И их много, намного больше, чем вечером… Значит, «зачистка» не придумана велком. И у нас есть совсем немного времени, чтобы уйти отсюда».
Омель подполз к Ише и потряс её за плечо. Затем опять — более настойчиво.
— Чего тебе, Омель?.. — спросонья пробормотала женщина. — Голова болит? Горло?
— У меня, похоже, проявилась сверхспособность. И если верить ей, то нам всем надо срочно уматывать отсюда.
— Что? — Иша поморгала, прогоняя из глаз «песок», и села на полу лицом к подростку. — Объясни внятней…
— Нет времени! Надо всем сказать, пока не поздно…
— Тревога!!! — раздались вдруг снаружи крики солдат охранного кольца. — Эвакуация!!!
Бойцы кричали по-русски, так что их слова были непонятны Омелю и Ише, успевшим выучить (подросток — у велка Ыйима, женщина — у своего мужа) на «великом и могучем» лишь несколько самых основных фраз. На языке сталков «тревога» звучало как «тжваг», а своего аналога понятия «эвакуация» не было вовсе.
Тем не менее, общий смысл был понятен.
— Вот и сказали всем, а может быть, уже и поздно… — пробормотал Омель и, не дожидаясь реакции Иши, выбежал наружу.
Там была форменная суматоха. Из домов выскакивали солдаты, в спешке натягивали экипировку с плазменным ружьём в одной руке, выстраивались в колонны, бежали куда-то, то и дело поглядывая наверх… А в вышине для тех, у кого было хорошее зрение, протаивали россыпи тех самых зловещих огоньков.
Один из солдат заметил Омеля и махнул рукой в сторону леса: мол, беги, пока не убили! Подросток на всякий случай кивнул, посмотрел вслед бойцу и рванул к дому Ласа, откуда сейчас, как он знал по открывшемуся внутреннему чутью, только что выбежали Нурс, Лас, Плющ и Ксюня.
Лину Омель нашёл «взглядом» где-то на севере деревни; девочка словно бы в панике металась туда-сюда между спешащими на открытое место солдатами. Подросток даже притормозил, решая, к кому спешить: к подруге или ко всей честной компании?
«С Линой у меня меньше вероятность спастись, — подумал он. — И к тому же, она меня сильно подставила…»
Один из вариантов отпал сам собой. Остался лишь один, который Омелю в данный момент нравился немного больше.
— Омель, к нам! — донёсся до ушей крик Ласа. — Быстрее!
Подросток увидел машущего рукой молодого сталкера и прибавил скорости.
Вскоре он уже стоял на восточной окраине рядом с теми, кто не бросил его в тот раз — и кого он сам не собирался бросать сейчас.
Рядом тёрлись трое бойцов — наверное, отряд сопровождения. Но не торопили: похоже, и они кого-то ждали.
— Где Иша? — спросил Нурс.
— Здесь я, — раздался сзади голос жены велка, а сама она только что остановилась рядом со всеми. — Ну, Омель, и здоров же ты бегать…
— Кого ждём? — спросил подросток.
— Меня, — ответил оказавшийся рядом ещё один человек в чёрной боевой экипировке. И по его голосу, по той власти, что прозвучала в одном-единственном слове (причём на языке сталков, вот что удивительно!), Омель понял, что это тот самый Миронов, о котором ему рассказали вечером. — Вы готовы?
— Эй, меня подождите! — послышался неподалёку крик Лины, и Омель своим новым «шестым чувством» уловил её стремительное приближение.
Несколько секунд — и сталочка уже рядом со всеми, тяжело дышит после недолгого бега.
— Все собрались? — спросил Миронов уже по-русски; Нурс моментально перевёл для остальных. — Ну и отлично. За мной!
И, махнув всем рукой и беря плазмер на изготовку, побежал на северо-восток — туда же, где спасались Плющ и все остальные при прошлом нападении.
Вся компания последовала за подполковником. Двое солдат из сопровождения пристроились к ним по бокам, ещё один — сзади.
— Велк Нурс, а откуда он знает, как говорить по-нашему? — спросил на бегу Лас у держащегося рядом фактического главы уцелевших сталков.
— Я ему вчера сказал пару фраз, чтобы сборы не слишком затягивать переводом. Всё, теперь молчим, пока не окажемся на безопасном расстоянии…
В это же время велк Зор вёл цепочку детей по раздвижному мостику у лагеря экологов на другой берег Сталки. Их всех охраняли ещё несколько бойцов, стоящие по разным сторонам переправы с направленными вверх стволами плазмеров.
А на южной окраине Сталочной стояли четыре отделения солдат, которые стреляли в небо сгустками ионизированного газа. Сверху в ответ палили тем же самым, но расстояние было ещё велико, поэтому плазма успевала остыть и рассеяться в воздухе.
Но это спускался только основной отряд десанта, хотя и самый многочисленный. Ещё один держал курс на лес в километре к северу — ловить тех, кто побежал из деревни в этом направлении. Ещё два взвода опускались на другой берег — также в километре и в семи на юг от реки, чтобы покончить там с остатками военных.
Новое нападение начиналось. И тем, кто находился внизу, требовалось срочно организовать свою оборону…
Часть 2. Защита: 2. Стрельба и манёвры
Деревня Сталочная, 04:34.
Плазменные сгустки стали настигать свои цели, когда вертикальное расстояние между отрядами сократилось до полусотни метров. Конечно, ветер сдувал часть газа, так что поражение живой силы было рассеянным и не критичным. Плазма оплавляла верхний слой брони, но обтекала на высокой скорости фигуры бойцов, заставляла испаряться снег под ногами защитников деревни и сливалась с пламенем реактивных ранцев вражеского десанта, который неуклонно спускался вниз, к остаткам Сталочной.
Но если раньше огоньки виднелись в небе близко расположенной кучкой, то теперь стало видно, что они рассредотачиваются в воздухе, опускаясь уже не прямо на берег, где встретили такой «горячий» приём, а по всей территории деревни. Солдаты это заметили и тоже стали понемногу растекаться по поляне с горсткой уцелевших домишек в середине; при этом стрельба не прекращалась ни на миг.
Боевики мятежников преодолевали уже предпоследний десяток метров над поверхностью, когда от их выстрелов внизу стали загораться крыши оставшихся строений. Ненадолго сверху палить перестали: в конце концов, те, за кем отчасти мятежники прилетели, могли находиться и в Сталочной. Видно было, как огоньки меняют свою траекторию, выписывают затейливые кривые в пространстве, — то боевики маневрировали с помощью ранцев, уходя от рыжих плазменных трасс.
Вскоре нападавшие приземлились, и перестрелка обрела более привычный характер.
Десяток боевиков закрепился на берегу и поливал сверхгорячим газом солдат Федерации, образовавших что-то вроде линии обороны с южной стороны деревни. Остальные враги окружили северную половину селения и старались проникнуть внутрь, но их останавливали пускаемые защитниками в промежутки между домов струи плазмы. Те же, кто намеревался опуститься в центр селения, были расстреляны ещё в воздухе.
Но если какой-то сгусток газа случайно задевал бревенчатую стену, тот, кто от него уклонялся, протягивал руку в бронеперчатке и сбивал огонь на корню, не давая разгореться ещё одному очагу пожара.
На стороне нападавших был небольшой численный перевес, но солдаты Федерации были подготовлены не хуже, поэтому прорыва в первые секунды стычки не получилось. В напряжённой перестрелке прошло десять секунд. Затем двадцать. Полминуты.
Однообразные боевые действия затягивались и грозили продлиться долго, сопровождаемые жертвами с обеих сторон и в итоге не приводящие ни к чьей победе. Но у солдат был приказ задержать врага как можно дольше и только при невозможности дальнейшего удержания Сталочной отступать в лес. А боевики имели две чёткие установки: уничтожить всех, кто попадётся им на планете, и спасти агентов-экологов, специально для которых на берег Сталки должен был сесть один из модулей, из которых мятежники и выпрыгнули заблаговременно на реактивных ранцах.
И вот эти интересы как раз и столкнулись на десятке гектар покрытой снегом земли, где достаивала свои последние часы, а может быть, и минуты деревня, история которой насчитывала примерно четыреста тридцать лет.
Вдруг с берега раздался голос одного из боевиков, многократно усиленный динамиком шлема:
— Давайте ненадолго прекратим стрельбу! В деревне могут находиться люди, которых мы должны живыми доставить к нам на базу! Если это так, то давайте приостановим огонь, чтобы модуль мог приземлиться и улететь уже с ними!
— А на кой? — так же ответил кто-то из защитников Сталочной. — Потом всё равно бой продолжится! И кого вы там собрались спасать? Этих экологов-предателей? Нет, вам придётся потрудиться!..
И перестрелка возобновилась с новой силой.
И никто не мог сказать, сколько она ещё продлится и какими будут её итоги.
* * *
Лес (100 метров к югу от Сталочной), 04:35.
— Вам придётся вести себя тихо.
Шёпот велка Зора звучал особенно убедительно. Хотя сам велк и подозревал, что здесь, на другом берегу Сталки, из-за более низкого радиационного фона его сверхспособность на воздействие на людей голосом будет слабее, дети, которые полукругом стояли перед ним, сидящим на снегу, жадно ловили слова велка. И, по всей видимости, безгранично верили ему.
— Ни одного лишнего звука. Иначе вы уже не сможете отпраздновать свой следующий день рождения. Иначе будет плохо всем — и мне в том числе.
Их группу охраняло несколько солдат, кольцом выстроившихся вокруг детей и Зора с оружием наперевес. Остальные бойцы под руководством командиров отделений, в темпе сворачивали свой временный лагерь.
— Не надо жаловаться. Вы не поможете ни себе, ни мне, ни солдатам, только навредите. Научитесь терпению, и в будущем, я уверен, всё с вами будет хорошо. Запомните, это очень важно…
— Велк Зор, мне в кустики надо… — так же тихо сказала какая-то девочка лет шести.
— И мне…
— И мне…
— Только быстро. И под моим присмотром, — вздохнул велк.
Всё-таки иногда с детьми бывает сложновато. Именно тогда, когда это может оказаться фатальным для них всех.
Зор вышел из кольца охраны и цепочкой повёл малышню следом за собой, к особенно густому скоплению торчащих прямо из снега голых веток, которые летом, наверное, были красивыми и пышными зелёными кустами.
— Приготовьтесь к тому, что вам придётся убегать, прятаться, мёрзнуть на этом холоде — без всякой возможности сделать свои дела или поесть, чтобы вас при этом не заметили, — не упустил шанса продолжить лекцию велк, на всякий случай деликатно отвернувшись. — Закончится еда, попить негде — разве что снег есть… Не бойтесь. Страх вам будет только мешать. Я буду рядом. Столько, сколько смогу. Всё, заканчивайте. У нас мало времени…
Зор заметил, как засуетились солдаты, строясь в ровные шеренги, и понял, что лагерь окончательно свёрнут. А значит, пора отправляться в неизвестном направлении, прежде чем их всех настигнут те, кто приземлился в лес по эту сторону реки.
Командир взвода что-то сказал бойцам, те что-то хором ответили — велк не понимал, что именно. Одно отделение вмиг окружило сталков, другое отправилось против течения Сталки, ещё одно — в глубь леса под острым углом к течению реки. Остальные рассредотачивались вдоль берега — вероятно, именно их должны будут обнаружить враги, придя на место резервного лагеря.
Один из бойцов тронул Зора за плечо и показал рукой вдоль Сталки против течения.
— Да понял я… Пошли, — бросил велк своим маленьким спутникам и, взяв ближайшего к себе за руку, небыстрым бегом направился вместе с солдатами охраны туда, куда перед этим ушло одно из отделений, чтобы проверить путь, по которому должны были следовать уцелевшие местные жители.
Дети все взялись за руки, образовали одну длинную цепочку, которая оказалась свёрнута внутри охранного кольца в три параллельные линии, и старательно засеменили вслед за Зором.
При этом на их лицах не было видно и капли страха. Они верили, что велк сделает всё, чтобы их уберечь. Больше даже, чем окружавшие их солдаты.
А Зор бежал вперёд, и в глазах его была обречённость.
Он тревожился не за себя — в конце концов, он уже пожил сорок с лишним лет, — а за детей. И постоянно возвращался к мысли о том, что в карманах его куртки было всего девять небольших сладких батончиков — всё, что он успел взять с собой из найденных в деревне запасов.
По одному для него самого и каждого ребёнка. Еда максимум на полдня. Потом надо будет что-то придумывать.
Если, конечно, он будет ещё в силах что-либо придумать.
* * *
Лес (8,5 километров к югу от Сталочной), 04:35.
В низу пологого склона невысокой горы, на вершине которой до прошлого вечера стояла федеральная база, царило сонное оцепенение и спокойствие.
На разложенных поверх снега сорванных ветках безмолвно лежали те, кто был ранен во время обстрела этой части леса.
Им не угрожал холод. В боевой экипировке была функция обогрева, которая, правда, съедала много энергии из аккумуляторов, поэтому раненые специально включили мощность ниже оптимальной — от двадцати до сорока процентов, в зависимости от состояния.
Им не угрожали голод и жажда. В особых карманах в броне имелись батончики концентратов — те самые небольшие запасы, о которых Миронов говорил сталкам. А бронеперчатки, если включить обогрев посильнее и направить тепло в нужные энергоканалы, вполне могли растапливать снег, а при достаточных затратах времени — нагревать полученную воду примерно до температуры тела.
Им не очень уж угрожали ранения. Медики оперативно обработали повреждения, вкололи необходимые лекарства и заставили включить режим лечения в полевых условиях в компьютерах комбинезонов. Теперь за состоянием пациентов должна была следить внутренняя автоматика бронекостюмов.
Им могло угрожать только открытое нападение.
Вокруг лёжки расхаживали уцелевшие при обстреле бойцы и военспецы, причём последние временно позаимствовали плазмеры у раненых, оставив тем для самозащиты лишь личные бластеры. Привалившись к дереву, дремал старлей, который вечером несколько часов безуспешно пытался связаться с Федерацией.
Именно с ним ближе к полуночи и говорил Миронов по поводу ожидающегося поздно ночью или рано утром нападения десанта мятежников. Конкретных цифр не называлось; подполковник просто сказал приготовиться к отражению новой атаки. Но по его тону старший лейтенант понял, что ничего хорошего не ожидается и их весьма условно боеспособная группа может столкнуться с превосходящим по численности отрядом противника.
Ещё подполковник тогда сказал, что назначает бывшего штабного дежурного командиром группы и перекладывает на него часть своей ответственности за судьбу раненых и специалистов.
И то, и другое было вполне логично. Во-первых, старлей был среди них старшим по званию, во-вторых, как и все, под контролем заведующего личной боевой подготовкой военнослужащих базы (в те страшные вечерние минуты буквально разорванного прямым попаданием снаряда) определённое количество часов в неделю проходил тренировки с реальными бойцами и голограммами, а значит, не был задохликом и знал, как обращаться с плазменным ружьём. Бывшее место в штабе должно было позволить ему использовать навыки по координации действий солдат. А раз его назначали главным на этом участке леса, то к нему автоматически переходила и доля ответственности за судьбу вверенных ему людей.
На всякий случай Миронов прислал несколько солдат на подмогу, но всё равно охрана «госпиталя под открытым небом» выглядела как-то несолидно, принимая во внимание потенциальную опасность. Но это было хоть что-то…
Сонное оцепенение было нарушено зуммером оперативного канала связи, прозвучавшим из внутренних динамиков шлема, который спящий старлей держал в руках.
Тихий, почти неслышный из-под чёрной бронированной полусферы звук заставил бывшего дежурного встрепенуться, затем, приходя в себя от короткого беспокойного сна, надеть шлем и голосовой командой подключиться к каналу.