— …Всеволод Мартынович заверил меня, что не будет применять ни к одной из вас никаких мер наказания, — оправдывался куратор.
— Зачем же тогда нагрянул с проверкой, да ещё приглашения царские потребовал? — задумчиво спросила я. — В чём хотел убедиться?
Лекс засмеялся почти беззвучно и по-доброму, я невольно улыбнулась.
— Вы так ловко его провели, — сказал он, не прекращая улыбаться, — Мартынович и меня записал в обманутые. Решил, что документы вы украли или подделали. Царское приглашение не подделаешь, если дара у девушки нет, оно гаснет. Вот и решил лично убедиться.
Из этих слов стало ясно, что куратор не имел отношения ни к обыску, ни к восстановлению сияния. Загадка пока оставалась загадкой.
— И что же он намерен делать теперь?
— Искать свою дочь. Правда, — куратор пожал плечами, — мне придётся помогать ему. Обещал.
— Как вы собираетесь искать Полину?
— Прежде всего, поеду к графу. Пусть расскажет всё, что знает. Кстати… — Лекс взял меня за руки и тихонько встряхнул их, — хотите поехать со мной?
Мне совершенно незачем было ехать к графу, там более он недвусмысленно заявил, что не желает нас больше видеть, но я не могла сказать «нет». Я чувствовала тепло рук любимого человека и таяла. Пусть жест был приятельский и не подразумевал никаких чувств, это невозможно было объяснить глупому сердцу, оно пустилось вскачь и ликовало.
— С удовольствием, — ответила едва слышно.
— Рад. Очень рад! — воскликнул куратор, будто и в самом деле нуждался в моей поддержке. — Договоримся на следующий выходной. Хорошо? А теперь отдыхайте. Я пойду. Вам правда не нужна помощь в уборке?
— Спасибо. Нет. Спокойной ночи. — Тон у меня был неуместно романтичный, но едва за мужчиной закрылась дверь, как я взвизгнула и подпрыгнула, высоко задрав колени эдаким козликом: — Йу-хо-хо!
У меня будет ещё одно свидание!
7. Избранная
Утром нам вернули жёлтые сарафаны, и снова понеслась учебная гонка. Выходной обещали через две недели, пришлось набраться терпения. Ни о чём другом, как о поездке к графу, я думать не могла. Представляла, как мы с Лексом будем беседовать в экипаже, как обязательно прогуляемся по окрестностям, почему-то была уверена, что нам захочется обсудить новости вне стен дворца. Не сомневалась, что официальных гостей граф будет принимать в доме, а не станет запирать в башне, как в прошлый раз. Много чего я нафантазировала. Хорошо ещё времени на это было немного — учёбой нас загрузили основательно.
Первой казавшейся непреодолимой проблемой стали зачарованные листки Пелагеи Бенедиктовны. До сих пор никто не сумел проявить записанные на них заклинания. На каждом уроке учительница интересовалась кто выполнил задание и лукаво посмеивалась над ленивыми студентками. Мы честно пытались! Сначала каждая индивидуально — за исключением нас с Алиной, подруга даже не думала корпеть над листами одна — потом стали сбиваться в стайки. Центром притяжения в нашей компании была, разумеется, Прилучная. Она унаследовала таланты своего отца-бизнесмена, виртуозно умела заставить работать на себя. Мы сидели в дальнем углу комнаты для занятий, прозванной студентами читалкой. К нашей обычной четвёрке присоединились две девочки-близняшки из третьей группы. С Фимой и Мотей — так их звали — я познакомилась во время поездки в музей, они почему-то решили, что полезно водить со мной знакомство. Новые подруги страдали косоглазием и имели привычку прикрывать один глаз, чтобы что-то рассмотреть. Других недостатков я не замечала — в мозгу словно включилась защита, чересчур много было вокруг разнообразных несовершенств.
Мы уже убили половину вечера на попытки разгадать ключ к зачарованным листам. Это, по утверждению Пелагеи Бенедиктовны, было обычное слово, даже не фраза, но ни одно из тысячи, перечисленных нами, так и не подошло. Я предложила взять толковый словарь — пробовать всё подряд по алфавиту. Прилучная забрала книгу себе и открывала листы наугад, зачитывая то, что попадалось на глаза. Алина верила в свою удачу, хотя на этот раз она явно подводила. Ефросинья периодически убегала, обходя другие компании минут за пять, и с несчастным видом сообщала, что у остальных тоже глухо. После её очередного возвращения Домна бросила листы с заданием на стол и раздражённо заявила:
— Хватит ерундой заниматься. Головастик просто издевается над нами!
— Стой! — одновременно вскрикнули близняшки и, зажмурив правый глаз, уставились каждая на свой листок. — Смотри! Чуть-чуть проявилось.
Действительно, на всех листах едва проступила первая строка. Лишь у Домны она горела ярко.
— Что? Что ты сказала? — закричала Фрося, мешая подруге переписывать заклинание в тетрадь.
— Не знаю, — отмахивалась та, — отодвинься, исчезнет же!
— Хватит! — торжественно произнесла Прилучная. — Ерунда! Заниматься! — Её задание оставалось пустым, но Алина не сдавалась: — Головастик! Ура! Головастик, девчонки!
— Головастик ... головастик... головастик... — эхом отозвались все мы и схватились за карандаши. Нужно было торопиться, чтобы всё переписать в тетради.
Покончив с этим, мы принялись хохотать.
— Ну Пелагея! Вот приколистка! — согнулась от смеха Прилучная.
Первой успокоилась Домна:
— Не думаю, что стоит показывать Головастику выполненные задания!
Мы тоже замолчали, переглядываясь.
— Неудобно, — сказала Мотя.
— Ещё подумает, что мы обзывались, — поддержала сестру Фима.
Вернувшаяся с очередного обхода Ефросинья, не теряя оптимизма, сообщила:
— Теперь все сделают, не волнуйтесь, Пелагея Бенедиктовна не догадается, откуда пошла идея.
Нельзя сказать, что это нас успокоило, девочки продолжали с сомнением пожимать плечами. Тогда я хлопнула по книге, лежащей на коленях у Прилучной, и предложила:
— Мы просто читали слова! Всё подряд, и добрались до буквы Г. Не так уж и далеко.
На том разошлись.
Не уверена, что наша отмазка сработала. Уж очень хитро поглядывала Пелагея Бенедиктовна во время урока. Утешением в этой ситуации были полученные всеми «пятёрки». А ещё преподавательница похвалила наш курс. Сказала, что впервые все до одной ученицы выполнили её первое домашнее задание.
Клотильда Власовна тоже считала наш курс уникальным. Как ни странно, прежде никто не додумался о передаче изображения. Хотя почему странно? Имея такую внешность, женщины не стремились себя показывать, а мужчины на них смотреть. Теперь же идея не только получила развитие, но и нашла применение на контрольных. Студентки пересылали друг другу изображения нужных страниц из учебников. Пока остальные преподаватели не просекли новый способ подсказок, мы замечательно его использовали.
Историк, которого ядовитая Домна переименовала из Королевича в Карпушу, опять не принёс обещанные книги. Я уже перестала надеяться и не торопила его. Признаться, у меня времени на изучение пророчеств особо не было, едва успевала заглядывать в книги, привезённые из графской башни. В школе, на мой взгляд, давали много ненужного, во всяком случае, мне, но приходилось держать марку, ведь попасть в нерадивые ученицы я не могла себе позволить.
***
Наконец, наступил долгожданный вечер. Мы сдали сарафаны в прачечную, переоделись в пижамы и приготовились ко сну. Прилучная немного дулась на меня, никак не могла понять, почему в поездку куратор пригласил меня одну:
— …Мы же всегда были вместе, — возмущалась она, — считаемся кузинами! Так почему же к «моему отцу» он едет с тобой и не берёт меня?
— Ты хочешь? — спросила я, стараясь не показать, как боюсь услышать положительный ответ.
— Не имеет значения! Граф не велел показываться ему на глаза, а ты едешь! Племянница, а не дочь. Это странно.
— Ну, извини! — сердилась я. — Куратор меня позвал, что я должна была? Отказываться?
— Ладно! Чего разбушевалась! — смилостивилась Прилучная. — Езжай. Мне, конечно, не хочется тащиться на эту долбанную прогулку по озеру, но придётся.
Вот уже и долбанную! Ефросинья говорила, что катание на лодках бывает очень даже интересным. Правда, Алине с её опытом круизов по Средиземному морю такие развлечения покажутся убогими, но всё лучше, чем любоваться на кислую физиономию графа Верова. Если бы не возможность лишний раз пообщаться с куратором, я бы предпочла лодку и озеро.
Первый облом случился, когда я увидела, на чём придётся ехать. Мечта о беседе погасла, как огонёк свечи от порыва северного ветра. Вместо привычной просторной кареты около крыльца учебного корпуса нас ожидала пародия на байк. Это было нечто типа сдвоенного мотороллера: два удобных кресла располагались друг за другом, для ног создатели этого чуда техники предусмотрели площадку, так что усаживаться верхом не пришлось. Лобовое стекло защищало от встречного ветра. И всё! Разговаривать с человеком, видя только его затылок, было бы неудобно, это если ещё забыть о свисте воздуха в ушах. В том, что Лекс будет мчать на всех парах, я не сомневалась.
Стараясь не показать разочарования, я устроилась на заднем сиденье. Куратор застегнул на мне ремень безопасности — такие бывают на крутых аттракционах — и сел вперёд. Раздался щелчок таймера, мой спутник произнёс заклинание, и мы помчались. Представление о неспешных переездах, принятых в этом мире, развеялось как созданная корявым фокусником иллюзия. Я вцепилась в ручки кресла и жалела только о том, что меня и сидевшего впереди мужчину разделяет приличное расстояние.
Как было бы классно обвить его талию руками, прижаться щекой к спине, обтянутой кожаной курткой, и ощущать, как он дышит, как бьётся его сердце! Вместо этого я сидела, вдавленная в спинку кресла, вцепившись в подлокотники, и едва успевала смотреть по сторонам. Мимо Чёрного замка мы пролетели уже через минуту. Дальше пошёл спуск, на котором у меня захватило дух, а уши заткнуло от перепада высот. Затрудняюсь определить скорость, с которой нёсся наш драндулет, но могу с уверенностью утверждать, что в Большом мире Лекса ждала бы карьера великого гонщика. Прежде я не замечала за собой любви к экстремальным занятиям и теперь в очередной раз убедилась, что перехлёстывающий через край адреналин — не для меня. Думай, Лена, прежде чем на что-то подписываться — говорила я себе в те короткие мгновения, когда аппарат слегка замедлялся. Совет этот слегка запоздал.
Довольно часто нам приходилось обгонять нормальные экипажи. Прежде у меня сложилось впечатление, что по дорогам почти никто не ездит, оказалось, это не так. Нам попалось порядка двадцати двигавшихся в одном направлении с нами. Встречных не было, как я поняла, дороги здесь с односторонним движением и разнесены на заметное расстояние и лишь изредка соединялись, позволяющими развернуться ответвлениями. Я уже научилась доверять «магическому интеллекту», но в этот раз мне пришлось собрать в кулак всё своё мужество, чтобы не визжать и не вопить на особенно крутых виражах.
Поэтому, завидев знакомый пейзаж и почувствовав, что «байк» сбавляет скорость, я вздохнула с облегчением. Мы заехали в ворота и остановились на площади перед графским дворцом. Лекс легко спрыгнул на землю и помог мне расстегнуть ремень безопасности:
— Как вы, леди?
— Вроде, жива, — ответила, ступая на «брусчатку».
Со стороны крыльца послышались торопливые шаги — к нам бежал знакомый мне лакей в своей яркой ливрее. Вид у старика был испуганный, но, увидев, что гости сами прекрасно справились, он немного успокоился:
— Добрый день! Вы так быстро добрались! — Дормидонт взглянул на машину и покачал головой: — Это ж надо такое!
— Доложи, — велел ему Лекс и, как только лакей бросился выполнять приказ, взял меня под руку.
Это было не лишним. У меня всё кружилось перед глазами, как после американских горок, и уверенности, что я смогу двигаться по прямой, вовсе не было. Ещё одно разочарование: раз мы так быстро примчали сюда, обратная дорога тоже не займёт много времени, значит, оставаться на ночь во дворце не придётся. Прощай мечты об ужине и прогулке, визит — сугубо деловой. Одно мне было непонятно — зачем здесь я? Мы поднялись на крыльцо и пошли следом за семенившем впереди Дормидонтом. Я догадалась, что бежит лакей по направлению к хозяйскому кабинету. Распахнув дверь, старик замер в двух шагах и провозгласил:
— Великий князь Александр Васильевич и леди Елена.
У меня от неожиданности подвернулась нога, и я излишне налегла на руку сопровождавшего меня мужчины. Лекс — О! Он же Александр! — поддержал меня и шепнул довольно громко:
— Ничего не случилось.
Как же! Не случилось! Всё случилось! Никогда в жизни я не чувствовала себя так глупо. Любимый джинсовый комбинезон и потрёпанная куртка горчичного цвета показались настолько неуместными, что захотелось произнести заклинание невидимости. К сожалению, наизусть я его не помнила.
Граф вышел нам навстречу. На меня даже не взглянул, чему я только порадовалась. Глаза его оставались ледяными. Было заметно, что визиту особы царских кровей он не рад. Испуга не показал, но и радушия тоже. Поздоровавшись и произнеся парочку приличествующих ситуации фраз, его сиятельство предложил нам сесть за стол. Так мы и расположились: граф — по одну сторону, мы — по другую.
— Чем вызван интерес к моей персоне? — спросил господин Веров, не намереваясь особенно затягивать встречу.
— Интерес не к вам, граф, — ответил Лекс, — хотелось бы узнать, где ваша дочь.
— В Школе заклятий, как и положено, — не моргнув глазом, соврал Веров.
Я немного отвлеклась от их пикировки, прикидывая, как выпутываться, если речь зайдёт не только о «дочери», но и о «племяннице».
К моей радости, эту тему обошли стороной. Его светлость настаивал на том, что в Школу поехала его дочь, и сомнения неуместны. Попытавшись зайти то с одной, то с другой стороны, Лекс не добился успеха и замолчал. Мужчины сверлили друг друга взглядами, а я не знала, чью занять сторону. Не хотелось подставлять подругу, заявляя, что её мнимый папаша врёт, но и видеть, как огорчён куратор — он же принц — мне тоже было больно. Гнетущая тишина нервировала. Мощная дверь и толстые стёкла окон не пропускали звуки снаружи. Возможно, действовало и заклинание тайны, наложенное на кабинет одним из собеседников. Я кашлянула, прочищая горло, и чуть подалась вперёд, облокачиваясь на стол:
— Дядюшка, расскажите, когда Полина сбежала из дома и как долго отсутствовала?
Граф, смотревший до этого в стену над нашими головами, перевёл взгляд на меня, и я пожалела, что открыла рот. Таким морозом повеяло от бледно-серых глаз, что захотелось плотнее запахнуть куртку. Что я и сделала, суетливым движением стянув полы и скрестив на груди руки.
— Какое. Это. Имеет. Значение? — отрывисто спросил граф.
— Возможно, всё так и есть, как вы говорите, — не сдавалась я, — а что если девушка, найденная в монастыре, всего лишь похожа на Полину, а вы приняли её за дочь? Сама она ничего не помнит, ни подтвердить, ни опровергнуть не может. Вдруг вы обознались? Допуская такую вероятность Ле... великий князь переживает за пропавшую леди. — Заметив, что бесстрастная маска на лице графа слегка дрогнула, я решила дожать: — Надо исключить такую несправедливость и попытаться найти Полину.
— В свою очередь, — добавил от себя Лекс, — обещаю, что ни вам, ни девушке, которая считает себя вашей дочерью, ничего не грозит. У меня достаточно полномочий, чтобы возбудить уголовное дело, и всё же я не допущу огласки. Ведь вы не хотите испытания жезлом правды?
— Для этого нет оснований, и я вправе отказаться! — эмоционально воскликнул граф.
— Согласитесь, такой отказ вызовет подозрения.
— Я всего лишь считаю проверку унизительной! — Веров повысил голос.
Напряжение между мужчинами росло, оба они старались держать лицо, но я замечала, как ходили желваки и подрагивали их веки. Первым взял себя в руки Лекс, он усилием воли расслабил плечи, откинулся на спинку стула и постучал пальцем по столешнице:
— Не будем доводить ситуацию до абсурда, граф. Расскажите, как пропала ваша дочь, и мы расстанемся друзьями.