— Высокородный…
— О, барон, как вас повысили, — засмеялся граф Кадли. — Можно просто «благородный», Шрам. Мне казалось, что вам это должны были объяснять.
— Высокородный, так и было, — ответил я, пытаясь сохранить невозмутимость. — К величайшему моему сожалению, по голосу определить благородного барона Скраги, впервые услышав его, я не смог. Приношу свои извинения…
— Да боги с ними, с извинениями, — снова голос барона. — Ты на мой вопрос ответишь?
— Да, благородный, — если раньше я ещё сомневался в решении уходить из посёлка, то вот сейчас точно перестал. — Я не считаю, что с этой задачей никто не справится.
— Что-то я запутался, — проворчал Скраги.
— Тогда чего же ты тут на службе засел со своими бездарями? — голос был незнакомый, но — явно один из сотников и точно не барон, поэтому не ошибусь с обращением.
— Мы выполняли условие, поставленное нашему отряду мастером Ксаргом, высокородный, — ответил я, позволив себе переместить обращение в конец фразы. У местных считалось, если обращение идёт впереди всей фразы — это признак уважения. Если в конце — тоже ничего, простительно. Однако использовалась такая форма редко, чаще в долгих и нудных деловых переговорах. Оскорблением было только опустить обращение или добавить его после длительной паузы. Вот и пускай теперь думает, сказал я ему гадость или нет.
— Мастер Ксарг… Так теперь ты в подчинении у графа, — буркнул барон Скраги.
— Нет, благородный, — ответил я, решив блеснуть своими познаниями в местной канцелярии. — Согласно документу, выданному нашей сотне, мы имеем право самостоятельно выбирать себе место службы.
Я не видел лиц сотников и графа Кадли, но эмоции удивления и негодования ощутил очень хорошо. Пусть у меня было не так много времени тренироваться в ощущении мудрости, мира и себя, но после битвы за Мобан у меня это получалось всё лучше и лучше.
— Саргос, это так? — удивлённый голос, который я обделил уважением.
— Что-то похожее было, Асгар. Сам посмотри, — проговорил граф.
Шуршание свитков на столе и шепотки, к которым я не прислушивался. Молчание затягивалось. На Пятнашку я не смотрел — это было сложно из-за согбенного положения — и пришлось самому решать, что делать дальше. Может, это было и не слишком умно, но я всё же рискнул напомнить о себе.
— Высокородный, граф Кадли, от лица нашего отряда хотелось бы поздравить вас с прибытием, — сказал я, насладившись наступившей тишиной. — И пользуясь случаем, хотел бы сообщить о завершении контракта по найму между сотней «Баржа» и администрацией временного поселения. Мы покинем посёлок в ближайшие пять дней. Или сегодня, если вам будет угодно.
Тишина бывает разной. Бывает тишина, когда слышно дыхание собеседников, бывает тишина, когда доносятся звуки с улицы, а бывает тишина — полная. Казалось, весь мир вокруг замер, осмысливая сказанное мной. А может быть, я просто слишком высокого мнения о своей значимости — и тишина наступила, потому что мне уши от наглости заложило. Впрочем, даже моя эмпатия, как это называл Соксон, некоторое время не ощущала эмоций собеседников.
Правда, была досада со стороны Пятнашки. Я мог её понять. Мы собирались провести в посёлке ещё пару месяцев, скопить денег, набрать припасов и только потом отправиться в Форт Ааори. Отбытие раньше этого срока заставило бы нас влезать в кубышку сотни снова и снова. Я это всё понимал. Но когда две минуты стоишь в согнутом состоянии, рассматривая пол — и это на первой встрече с новым начальством — поневоле понимаешь, что отношения уже сложились как-то неправильно. И, кажется, граф Кадли это тоже понял.
— Шрам, Пятнашка… можете распрямиться, — проговорил он. Я с тщательно скрываемым облегчением выпрямился и взглянул в глаза графу. — А ты наглец, Шрам! Что если я решу распустить вашу сотню?
— Саргос, ты и этого не можешь сделать, — вместо нас проговорил граф Тонга. В ответ на злой и удивлённый взгляд графа Кадли он поднял над столом свиток. — Тут написано, что организация сотни была проведена имперской канцелярией… Печать Императора…
— Высокородный, граф Кадли, — я снова согнулся в поклоне. — Мне говорили, что иногда я бываю слишком резок и прямолинеен…
— Да разогнись ты уже! — раздражённо буркнул граф Кадли и, отобрав у своего сотника документ, вчитался в него.
Я снова разогнулся, радуясь изменению тона. Кажется, моё поспешное решение сбежать из посёлка в ближайшие дни было принято новой администрацией без особого восторга. Что неудивительно: ни имперские егеря, ни сотня Ниама даже близко пока не могли подойти к нашим результатам. А план по очистке земель Линга был спущен всё из той же имперской канцелярии и, конечно, имел печать Императора. Нарушать такой план было равносильно нарушению императорского приказа. Вот и решай теперь: либо класть людей сотнями в землях Линга, либо договариваться с бездарями. Граф Кадли ощутимо меня возненавидел, но решил договариваться.
— Кажется, Шрам, наш с тобой разговор пошёл не так, как хотелось бы, — когда он произносил эту фразу, ни следа от его ненависти я уже уловить не смог. Эмоции граф умел в себе давить как настоящий мастер. — Меня не устраивает ни ваш отъезд сегодня, ни через пять дней, ни через два месяца…
«А! Вот оно что! — подумал я. — Оказывается, ты про наши планы знаешь и теперь решил отыграть назад».
— Мои подчинённые несколько перегнули палку, — продолжал между тем граф. — Но мы пока люди новые здесь… и нам простительно, я надеюсь?
— Высокородный, ни я, ни мой заместитель даже и не смели думать….
Я хотел сказать «не смели думать, что можем обидеться на столь уважаемых людей», но мне не дали, оборвав мой почтительный ответ жестом. И я был снова вынужден отвесить уместный по протоколу поклон.
— Шрам, достаточно, — граф Кадли поморщился и добавил после паузы: — Все эти поклоны только время отнимают.
— Да, высокородный, — на этот раз я ограничился кивком, но искушение позлить нового главу посёлка было столько велико, что даже голову я склонил слишком низко. Но граф даже ухом в ответ на такое мелкое издевательство не повёл. Однако наверняка заметил.
— Давай вернёмся к тому, на чём нас прервали, — продолжал граф, явно что-то придумав. — Итак, в ваши задачи входит очистка земель Линга от изменений. Так ты считаешь?
— Высокородный, я всего лишь следую условиям контракта, — ответил я осторожно.
Конечно, я понимал, что главная задача всей кампании — не исследовать изменённые земли, а восстановить сам Линг в ближайшее время. Земли Империя арендовала всего лишь на десять лет — и за эти десять лет нужно было не только потратиться на очистку и восстановление, но и заработать как можно больше. Но я — не Империя. И пока зарабатываю тут совсем не так много, как хотелось бы мне и моим бойцам. Так что я вовсе не собирался подписываться на вечную службу.
— Исследование, Шрам! Вот что сейчас самое важное! Последний раз подобные земли появлялись очень давно, и документов про их природу сохранилось очень мало, — в голосе графа прорезалась торжественность. — Исследование этих земель — одна из важнейших задач нашего посёлка.
«Ну да, и деньги тут совсем ни при чём», — подумал я, сохраняя внешне полную невозмутимость. Даже мои эмоции выражали только осторожную заинтересованность в разговоре.
— Как ты сам представляешь, что такое Линг и почему он так важен? — закончил граф, а я чуть не поперхнулся слюной, вдохнув слишком резко.
— Высокородный, земли Линга, насколько я знаю, важны тем, что во многом повторяют природу Диких Земель. Они уменьшенная рукотворная копия той беды, что постигла мир, — ответил я, вспоминая всё, что удалось мне узнать. — Внутри земель Линга скрывается многослойная и упорядоченная совокупность крайне малых миров, объединённых правилами и единым управлением со стороны изменённых алхимиков, принявших сильнейшее алхимическое зелье.
Честное слово — нет ничего приятнее, чем смотреть на ошарашенные лица тех, кто ещё несколько минут назад готов был смешать тебя с грязью под ногами. Когда я решил как-то вооружить всех бойцов отряда короткими мечами, мне пришлось выдержать настоящую войну с Пятнашкой, возражавшей против таких трат. Но когда я спустил две тысячи ули, заказав из Империи списки документов по землям Скланга, где последний раз возникло алхимическое изменение, то заслужил только похвалу.
Тихий смех Соксона прервал затянувшееся молчание.
— Граф, я же говорил. Не стоит недооценивать знания Шрама, — произнёс мудрец, поднимаясь из-за стола. — В конце концов, именно с его слов было составлено описание одного из «малых миров совокупности». И боюсь, вы не сможете рассказать ему больше, чем сам он рассказал Империи… Уважаемые! Вынужден откланяться — дела! И… граф?
— Да, мастер, — буркнул Кадли.
— Как бы там ни сложилось, через четыре дня мне необходимо направить в земли Линга отряд!
— Да, мастер, — кивнул Кадли.
А я невольно восхитился как выдержкой, так и способностью Соксона поставить зарвавшегося аристократа на место. Ведь ни слова не произнёс после резкой отповеди наместника. Сидел с благосклонной улыбкой и слушал наш с графом разговор. А потом поднялся в нужное время, посмеялся над всеми — и сказал ровно то, что необходимо, чтобы целый граф смог ему дважды ответить только «Да, мастер». После чего неспешно ушёл, оставив последнее слово за собой.
— Шрам, — граф Кадли снова обратил на меня своё внимание, дождавшись, когда за Соксоном закроется дверь. — Как видишь, я не могу отпустить твой отряд… Нам нужно ещё минимум полгода, чтобы мы нашли вам замену.
Вот так вот. Ещё несколько минут назад мы были бездарями, и нас надо было расформировать. А теперь — некем заменить. Память ехидно подсказала, что такое поведение — вовсе не новость со стороны власть имущих. Однако подробностями, как обычно, делиться отказалась.
— Высокородный, граф, мы бы с радостью остались ещё на полгода, но многие мои бойцы — должные нори. А заработки в посёлке…
— Понимаю. Предположим, я утрою ваше жалование на эти полгода, — неожиданно легко согласился граф Кадли. И в этот момент мне стало почему-то страшно. — Смотри сам. С одной стороны — ваш спешный отъезд и моё неудовольствие. И неудовольствие это будет отражено мудрым письмом. Конечно, можешь потом оправдываться перед будущими нанимателями, но кому они поверят — тебе или мне? С другой стороны — тройная оплата, благодарность мудрым письмом и привычная тебе работа.
Никаких эмоций я со стороны графа и его людей не почувствовал. И вот тут мне стало ещё страшнее. По словам Соксона, я стал хорошим эмпатом. Я отлично чувствовал даже тень настроения окружающих. А сейчас всё, что я ощущал — это только тень удовлетворения со стороны собеседников. Как будто всё, что происходило здесь, шло по заранее определённому плану. По плану, в котором мне отводилась какая-то роль — и я её сыграл до конца в полном соответствии с задуманным. От такого становится жутковато.
В какой-то момент меня посетила мысль: вдруг всё, что я чувствовал со стороны графа, не было настоящим? Вдруг наместник знал обо мне очень много — и в соответствии с этими знаниями играл эмоциями, приоткрывая мне то одну, то другую? Ведь сейчас я не чувствую практически ничего. А в его положении он должен хотя бы волноваться, испытывать какую-то надежду… Ничего. И это говорило, что граф Кадли умеет владеть эмоциями гораздо лучше, чем я мог представить.
— О чём тут думать, Шрам? — проговорил молчавший весь разговор граф Эгона. — Отличное предложение!
— Да, высокородный, — согласился я, тщательно подбирая слова. — Мне нравится это щедрое… предложение. И всё же я прошу дать мне день на окончательный ответ.
— Пятнашка, а тебе нравится предложение? — неожиданно обратился граф Кадли к девушке. Но та, казалось, ждала этого вопроса.
— Да, высокородный, — вежливо ответила она. — Однако наш отряд планировал уехать уже давно, и все планы были согласованы с бойцами.
— Вы обсуждаете такие вопросы с бойцами отряда? — удивился барон Скраги, обращаясь ко мне.
— Да, благородный, такие решения обсуждаются с бойцами отряда, — ответил я со всей возможной учтивостью. — И мнение бойцов учитывается. Я мог бы принять решение единолично, но в таком случае потерял бы немалую часть доверия своих бойцов… А это…
— Ясно, — неожиданно заговорил наместник, хлопнув себя рукой по колену. — В таком случае, пусть у вас будет день. Посовещайтесь и примите, в конце концов, верное решение. И вы, думаю, понимаете, какое оно?
— Да, высокородный, — сдержанно согласился я. — Мы приложим все силы, чтобы прийти с тем ответом, который вы желаете услышать.
— Не прикладывайте силы — просто ответьте мне правильно, — приказал Кадли и махнул рукой. — Идите! Послезавтра утром жду вас в администрации прямо с утра.
— Благодарю, высокородный, — в этот раз я поклонился, как полагается, всем сидящим за столом и направился к выходу. С каждой минутой удерживать себя в руках и не трястись как осиновый лист становилось всё сложнее. Судя по тому, что исходило со стороны Пятнашки — она чувствовала себя не лучше. Но только на крыльце мы позволили себе переглянуться. И друг у друга в глазах мы прочли всё, что думаем по поводу предложения графа.
Глава 3
— Мне всё это напоминало выступление бродячих артистов, — проговорила Пятнашка, когда мы зашли в штаб. Девушка уселась за стол, обхватила плечи руками и уставилась в пустоту. — И мы их не разочаровали. Да, Шрам?
— Да, Пятнашка, — кивнул я. — Не разочаровали… Почувствовал себя несмышлёнышем каким-то…
— Да уж, — девушка невесело усмехнулась. — Надо понять, что им нужно… Сходишь к Соксону?
— Нельзя, — я покачал головой. — Этого и ждут. Боюсь, нам придётся принимать решение самостоятельно. А потом ещё и убеждать остальных.
— Не убедим, — Пятнашка судорожно вздохнула. — Не убедим… Тройная оплата…
— Неужели никто не поймёт, как это опасно? — спросил я. — Он же явно что-то недоброе задумал.
— Тройная оплата и благодарность! Шрам, ты хоть понимаешь, что это значит?
— Наверно, нет? — предположил я.
— Это быстрый пропуск в вэри, если благодарность утвердят в имперской администрации, — пояснила Пятнадцатая. — Из нас не все нори-то стали полноценными, а тут — возможность получать хорошие заказы, возможность зарабатывать… Может, не рассказывать нашим?
— Нет, — понимая, в какую ловушку загнал нас граф Кадли, возразил я. — Узнает, что мы не сказали, и… и мы с тобой вэри не станем никогда. А он узнает.
В последние месяцы ни мне, ни Пятнашке не было острой необходимости спорить между собой. Потому что думали мы очень похоже. Вот и в этот раз достаточно было обменяться взглядами, чтобы понять: мы уже пришли к единому мнению. Нас собирались использовать — и не обязательно с пользой для нас. Мы не знали, где, зачем и как это будет сделано. И это было ещё не самое худшее.
Вся наша встреча, весь разговор, все наши мысли и решения, поведение Соксона — всё было просчитано заранее. Я даже не был уверен, что это понял Соксон. Скорее всего, мудрец просто решил, что наблюдал картину самодурства начальника. И не понимая того — подыграл.
— Прости, я снова не удержался, — вздохнул я, вспомнив, как дал волю собственной гордости. Я уселся рядом с Пятнашкой и приготовился выслушивать обоснованные упрёки.
— Ты и не мог знать, — ответила девушка, дружески приобнимая меня. — Я тоже ничего не поняла… Мне кажется, ты даже немного им поломал планы своей выходкой.
— А я думал, наоборот…
— Нет, на такое они явно не рассчитывали, — Пятнашка поднялась, потрепав меня напоследок по голове. — Будешь вино?
— Буду…
— Нам надо понять, что и как говорить своим, — девушка достала из шкафчика кувшин и кружки, поставив всё на стол. — Иначе просто… Давай только ты будешь всё объяснять?
Я с удивлением посмотрел Пятнашку: обычно сложные вопросы с другими десятниками она решала сама, а мне оставалось только кивать.
— Ты бываешь очень убедителен, когда рассказываешь сомнительные истории, — пожала она плечами. — Так что тебе верят…
— Ну спасибо! — с сарказмом поблагодарил я её.
— Это талант, — серьёзно ответила Пятнашка. — Я вот так не умею, а у тебя получается. Вот тебе и стоит этим заняться. Знаешь… может, всё не так плохо?
— Всё плохо, — не согласился я, прислушавшись к ощущениям.