Любопытствующие тянулись вверх, прорастая сквозь толщу породы, к самому краю мира, чтобы заглянуть в великую бездну. Зыбкое полотно изменчивой вселенной, смазанное порывами звездных ветров, рябью гравитации, вспышками далеких сверхновых, никогда не повторялось, и в этом великолепии разум, способный впитать в мельчайших деталях движение колоссальной панорамы, нашел доказательство своей особой миссии - хранить в памяти бесконечную историю безбрежной вселенной. По крайней мере, той его части, что была доступна пониманию и восприятию.
Память автохтонной цивилизации вмещала в себя безмерную последовательность наблюдаемых событий и явлений, иногда повторяющихся и порой в чем-то схожих, но никогда не бывших одинаковыми, как и культуры в отдаленных от Астире мирах. Появление большинства других разумных видов в обозримом космосе сопровождалось изменениями в его обличье. Обычно - незначительными, и выявить их могли только созерцатели, способные удерживать во внимании огромные массивы данных. Иногда огонь, зажженный той или иной расой, перекидывался на другие системы. На галактической карте проявлялись межзвездные царства и колоссальные империи, громыхали горячим железом и сверкающими молниями свирепые войны. Гасли светила, а планеты срывались с мест, улетая прочь на многие парсеки от отчего дома. Но потом все замирало, возвращаясь к среднему и довольно унылому показателю.
Эволюция чаще всего выталкивала на вершину существ, стремящихся изменить естественную среду обитания. Естественным итогом подобных процессов становилось вымирание. Вселенная стремилась к поддержанию баланса, от сохранения которого она зависела не меньше, чем порожденные ею виды. Однако космос был милостив к приспособленцам и созерцателям, укрывшимся на задворках галактического рукава. Каменный шарик на отшибе звездного скопления не представлял интереса для активных существ, и никто из обитателей Астире не мог представить, что однажды все изменится.
Время рассвета созерцателей давно минуло, и маяки сознаний слабели и угасали. Некоторые из автохтонных разумов, познав бессмысленность бытия, разочарованно растворились в пустой породе; другие предались нирване самосозерцания и медленно погружались к угасавшему ядру планеты, к его безмятежности и покою; и только малая часть еще жадно ловила энергию тектонических сил, беспечно паря у самой поверхности. В бесконечной жажде познания они продолжали тянуться к черной бездне вакуума, не понимая, что могут тем самым подвергнуть себя смертельной опасности. Но у существ, никогда не встречавших естественных врагов, не возникает инстинкта самосохранения. Не было его и у созерцателей.
Мерное течение времен нарушила эпидемия, принесенная из глубин космоса. Болезнь – а иного объяснения созерцатели сначала и не нашли – протекала очень быстро. Пораженный ею стремительно терял интеллектуальные способности, а затем погибал. Мор охватил самую молодую группу, расположившуюся ближе всех к внешнему краю планеты. Возбудителем болезни выступали паразиты, с которыми местные жители досель не сталкивались и присутствие которых, возможно, никто б из них и не заметил, если б не странная закономерность. Космические «микробы» буквально пожирали нервную ткань хозяев, обретая временную восприимчивость к телепатическим сигналам.
Появление смертельной угрозы должно было заставить созерцателей встрепенуться. Тревоге, однако, поддались немногие. Часть автохтонов, укрытая толщей горных пород, чувствовала себя в полной безопасности. Изучением проблемы занялись те, кто был близок к пораженной болезнью группе, и вскоре один из исследователей совершил удивительное открытие. Паразиты обладали собственным разумом.
Конечно, этот разум не был столь мощным и совершенным, как у созерцателей, но у него была своя особенность. Он подчинялся иному, параллельному хронопотоку. Время для непрошеных гостей бежало настолько стремительно, что каждый из них успевал прожить целый жизненный период, пока тот или иной созерцатель обдумывал одну несущественную, мимолетную мысль. По законам Вселенной контакт между столь разными видами был невероятен, но все же возможен.
Исследователь поделился выводом с соплеменниками, однако его подняли на смех. Другие созерцатели оказались столь высокомерны, что отказывались видеть в космических паразитах носителей самосознания или его зачатков. По их мнению, искра разума не могла вспыхнуть в существах, чей жизненный цикл слишком короток для накопления и обработки значительных массивов информации. А то, что исследователь принял за признаки интеллектуальной деятельности, трактовалось как отражение примитивных инстинктов или рефлексов.
Попытки доказать обратное, увы, оказались безуспешны. Гипотеза о том, что в данном случае информация может накапливаться не в отдельном индивидууме, а в группах, стаях или роях, либо на внешних носителях, называлась скептиками слишком фантастичной, чтобы оказаться правдой. И тогда уязвленный неверием исследователь решился на смелый, если не самоубийственный эксперимент. Он протянул одну из своих жил до группы, пожирающей соплеменника, и приманил к собственному нервному узлу. Созерцатель не надеялся, что способен найти отклик в примитивном разуме мелких существ, но полагал: если колония паразитов накопит в себе критическую массу нейробита, ее можно будет воспринимать одним целым, и тогда установить контакт не составит труда.
Эксперимент завершился не так, как предполагал созерцатель. Контакт с иным разумом изменил не только поведение паразитов, но и его самого. Субъективное течение времени ускорилось, позволив исследователю постичь откровение. Все, чем он являлся ранее, теперь казалось мелким, жалким и омертвевшим. Ему открылась иная форма существования и новая реальность, в которой не было неподвластных расстояний и ограниченных породой возможностей.
Он ощутил себя богом, и как творец сущего взалкал большего.
<a name="TOC_id20237032" style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium; background-color: rgb(233, 233, 233);"></a>
<a name="TOC_id20237034"></a>9. Осколок
Дрон, малодушно оставивший поисковый отряд в беде, неожиданно вернулся в компании более крупного собрата. Метнувшись вверх, они на мгновенье зависли, словно любуясь гротескным видом инопланетного храма. Пространство вокруг самородка было заполнено человеческой массой, качавшейся в трансе. В утробе большого дрона что-то зажужжало, он осветился изнутри и плюнул сгустком холодного пламени.
Плазменный шар пролетел над головами человекообразных сегментов Роя и ударил в гигантский самородок. По колонне пробежали сполохи, однако она осталась невредима. Нейробит жадно впитал в себя чистую энергию, и прожилки минерала на стенах пещеры вспыхнули, заливая пространство ярким светом. Толпа обращенных, застигнутая врасплох нападением, взревела праведным гневом и бешеной яростью.
Оставаясь недосягаемым для цепких рук прислужников Роя, большой дрон задумчиво отлетел к выходу в туннель, противоположный проходу к Юго-Западной, увлекая за собой исходящую злобой свору. По поверхности робота пробежала рябь узоров, в которых знающий человек узрел бы угрозу, но обращенные не придавали знакам должного значения. Под автоматом образовалась и начала стремительно расти вопящая на разные голоса живая куча-мала.
Боевой автомат, не обращая внимания на копошение снизу, какое-то время парил под потолком. Со стороны могло показаться, что он замер в нерешительности, как и его малый коллега в отдалении, но дрон внезапно ожил.
- Внимание, - громогласно известил он и заиграл тревожными огнями. - Запущена система самоуничтожения. Прошу удалиться на безопасное расстояние. До взрыва осталось пять секунд. Четыре... Три...
Куча подросла настолько, что забравшиеся на самый ее верх почти дотянулись до робота. Пальцы самого проворного чиркнули по гладкой поверхности дрона, но тот вдруг сорвался с места, стремительно набирая скорость.
Если Рой и разгадал задуманный маневр, то слишком поздно. Дрон, превратившись в подобие самонаводящейся ракеты, понесся к колонне. Врезавшись в ее основание, боевой автомат с грохотом взорвался. Столб нейробита, не выдержав кинетического удара такой силы, покрылся трещинами, а затем, потеряв целостность, рассыпался. Оседая, он обрушил на головы обращенных камни тяжелого свода. Свет прожилок в уцелевших уголках храма померк. Пещера, разделенная завалом на неравные части, погрузилась в темноту, наполненную пылью, гарью, предсмертными стонами и криками раненых.
Тот, кого некогда называли Тресом, узрел гибель храма и десятков сегментов со стороны. Неофита оттиснули от колонны и это сохранило ему жизнь. Взрыв отбросил новообращенного к стене, по которой он сполз, содрогаясь от чудовищной боли. Дрон, разнесший нейроузел созерцателя, казалось, взорвался прямо в его голове, отсекая от целого, от него, от вечности.
Кто он теперь? Отрезанный ломоть? Осколок сознания? Всего лишь жалкий его сегмент.
Физическая боль исчезла, оставив муки другого порядка. В голове звенела холодная, безликая, безграничная пустота, но внимательно прислушавшись, Сегмент выделил упорядоченные сигналы. Тактическая сеть взывала через имплантант к носителю, требуя немедленного отступления. Опираясь на стену, Сегмент неуверенно поднялся, удивляясь, как легко отзывается мысленным приказам хрупкое и водянистое тело чужака. Открытие нуждалось в осмыслении, но сама ситуация требовала отложить процесс на потом, и это тоже было открытием.
Темноту пещеры разрезал яркий луч. Он исходил от тактического дрона и шарил по телам у завала, словно кого-то искал, пока, наконец, не остановился на одном из лежащих – мужчине в лохмотьях с чудом сохранившимися офицерскими нашивками. Человек, будто почувствовав прикосновение потока фотонов, зашевелился и прикрыл глаза ладонью. Потом он медленно встал и прокашлялся. Командир поисковой группы, - а дрон, несомненно, искал своего хозяина, - был болезненно бледен, его била крупная дрожь, а одна из рук болталась плетью. Офицер окинул мутным взором пространство, не задерживаясь на скрюченных или искалеченных телах, и заковылял к выходу из пещеры.
Молча наблюдая за воскрешением обращенного, Сегмент пришел к выводу, что существо в лохмотьях по каким-то причинам сумело воспротивиться давлению более мощного, полного и совершенного разума. Непостижимым образом чужаку удалось сохранить рассудок. Что ж, пусть уходит, а ему нужно в другую сторону, чтобы воссоединиться с самим собой. Но... было ли это теперь возможно? Ему не требовалось глаз, чтобы обнаружить страшное: завал закрыл проход в сторону, откуда слышался телепатический зов, приглушенный толщей камня. Сегмент чувствовал негодование созерцателя, лишенного ценных воспоминаний, сосредоточенных в уничтоженном нейроузле. Или это была фантомная боль? Подлые мелкие паразиты безвозвратно уничтожили часть его «я», и он не должен допустить, чтобы подобное повторилось.
Выждав некоторое время, Сегмент последовал по следам чужака, выдерживая дистанцию и стараясь не попасть в поле зрения тактического дрона. Сенсоры робота были достаточно тривиальны, как и он сам. Не будучи автономным настолько, чтобы действовать самостоятельно, искусственный шар поддерживал постоянный канал связи с чем-то за пределами тоннеля. Потянувшись за сигналом, Сегмент обнаружил присутствие зачаточного сознания. Оно же безуспешно стучалось в мозговой центр носителя, не в силах понять, что место занято.
Поглощая предыдущие колонии паразитов, созерцатель уже сталкивался с чем-то подобным, однако сейчас с удивлением ощущал ее родство, хотя прежде не искал ассоциаций или схожести. Сегмент не знал ответа ни на этот, ни на массу других вопросов, рожденных от соприкосновения с крошечной памятью носителя. Рой без труда нашел бы объяснение странному состоянию, но отсеченная его часть была на это не способна.
При желании Сегмент мог бы перехватить управление дроном, если бы озадачился подобным, но пока не видел нужды. Осколок созерцателя заинтересовало то, что вело нескладного пришельца, медленно ковылявшего за летающим роботом. Чужаком никто не управлял, что могло свидетельствовать о свободе воле и наличии независимого источника сознания. Явление требовало осмысления больше всего остального, но для понимания не хватало данных.
В поиске возможных ответов Сегмент заглянул в память носителя. Брезгливо поковырявшись в куцых воспоминаниях и блеклых мыслеобразах, он обнаружил, что командир поисковой группы хоть и относился к тому же паразитирующему виду, был в их среде пришлым и воспринимался как представитель примитивного, неразвитого сообщества. Выявленный алогизм поставил осколок созерцателя в тупик. Как отстающий в развитии поднялся выше тех, кем был презираем? Явное несоответствие нелепой интерпретации твердым фактам заставило Сегмента бросить предпринятую затею. Лу-3 или Трес, кем бы паразит не называл себя, видимо не имел ни малейшего представления о смысле происходящего.
Это дремучее существо, как и сотни ему подобных в распоряжении созерцателя, руководствовалось простейшими эмоциями и инстинктами. Оно уничтожало нейросети созерцателя, чтобы чаще питаться и искать соития, и превосходило последнего только в скорости обмена сигналами между командными цепями. В тесной органической оболочке Сегмент буквально ощущал стремительное и необратимое течение времени. Он объяснил себе это тем, что энергию для внутренних процессов паразит черпал из химических реакций, протекающих в строгой последовательности. Так чем же отличался от серой массы тот, что воспротивился поглощению?
Тоннель постепенно светлел, придавая контуру чужака впереди четкость. Рецепторы, в устройстве которых Сегмент разобрался, набив в темноте несколько болезненных шишек, улавливали движение воздуха с присутствием органических соединений, растущее тепло и отраженные от стен и свода звуки. Источником большинства из них были сородичи носителя, и вскоре он столкнулся с ними воочию.