— Говорит парень, который назвал меня сахарными сиськами при встрече со мной?
— В свою защиту скажу, что не знал, что ты дочь Президента.
— Почему-то я сомневаюсь, что это что-то изменило бы. — Я поворачиваюсь к Ною, мое раздражение только усиливается. — Ты можешь оставить себе своё одолжение, и ты можешь оставить себе своё ранчо. А также оставь при себе активный подход к благотворительности, потому что проводить с тобой время на ранчо, даже если это для заслуживших детей, не стоит того.
— Ты собираешься с ней на ранчо? — спрашивает Эйден. Его ноздри раздуваются, и на секунду мне кажется, что я вижу выражение собственничества на его лице. Проблема в том, что вместо того, чтобы вызвать у меня отвращение — так бы логическая часть меня отреагировала — от этого выражения меня охватывает возбуждение. Но я стряхиваю это чувство, скрестив руки, когда Ной бросил на Эйдена взгляд чистой ярости, и произношу:
— Больше нет. Прямо сейчас я возвращаюсь в свой дом, где собираюсь выпить чашечку чая, почитать газету и забыть о том, что двое из самых незрелых мужчин, которых я когда-либо встречала, подорвали мою жизнь за прошедшую неделю.
Я не жду ответа, прежде чем повернуться и уйти, осознавая, что практически отворачиваюсь от двух профессиональных спортсменов с телами, созданными для греха, которые, по-видимому, считают меня привлекательной. Я стараюсь не думать ни об одном из них, когда захожу в пустой дом и завариваю чай или когда листаю газету. Я определённо стараюсь не думать о том, что я слегка рассердилась и отказалась от пожертвованного ранчо Ноя для летнего лагеря, который начнётся через неделю. И я стараюсь не думать о том, что мне придётся признать свою неправоту и извиниться перед ним, чтобы вернуть ранчо.
Я полностью лишилась своего хладнокровия и позволила своему характеру взять надо мной верх. Я не помню, когда это случалось в последний раз. Обычно я спокойна и собрана, несмотря ни на что, но эти двое мужчин, кажется, заставляют меня нервничать. Но, честно говоря, как Ной Эшби отделался ехидным комментарием о том, что сделал мне одолжение, пожертвовав своё ранчо? После того, что случилось на благотворительном вечере, это самое меньшее, что он смог сделать.
Ты знаешь, что руки Ноя Эшби на твоей груди, не самое худшее, что случалось с тобой.
Возбуждение от воспоминаний о тёплых руках Ноя, обхватывающих мою грудь, проходят сквозь меня; о том, как мои соски затвердели в ответ на прикосновение его мозолистых ладоней и жар прошёл через всё тело.
Он действительно сделал тебе одолжение, пожертвовав своё ранчо. Кроме того, он сделал пожертвование перед благотворительным мероприятием, что означает, что это не имело никакого отношения к тому, что произошло.
Тем не менее то, как он сказал: «Я сделал тебе одолжение», — запало в душу.
Он заплатил сто тысяч долларов, чтобы избавиться от фотографий.
Но избавиться от фотографий, где Ной прикасался к моей груди, определённо было в его интересах. Это был не просто джентльменский жест. Такие фотографии могут разрушить его карьеру, особенно если он пытается держаться подальше от негативных отзывов прессы. Мысль о том, что эти фотографии попадут в газеты, заставляет меня содрогнуться. Я даже представить не могу, какой скандал это вызовет и для меня, и для него — и для моего отца.
Тем не менее оба также говорили о том, чтобы конкурировать из-за меня, как будто я какой-то приз на ярмарке округа. Сама мысль о том, что двое мужчин сражаются за меня — самая дурацкая, самая отстойная мужская вещь, которую я слышала.
Верно. Именно поэтому ты фантазировала об этом прошлой ночью — потому что это так отстойно.
Я изо всех сил стараюсь выбросить эти мысли из головы. Мне нужно сосредоточиться на работе. Одержимость двумя спортсменами, которые, похоже, умеют заставить меня лишиться невозмутимости – это последнее, что мне нужно.
12
Ной
— О чём, чёрт возьми, я думал?
Не думаю, что правильно расслышал своего соседа-идиота. Я должен напомнить себе, что Эйден также мой лучший друг-идиот, и он был моим лучшим другом-идиотом с тех пор, как мы учились в школе, потому что если бы я не напоминал себе об этом факте, то врезал бы ему прямо сейчас.
Я чертовски злюсь из-за того, что Грейс Салливан — моя соседка. Если быть точнее, я злюсь, что Грейс Салливан — это та девушка, за которой увивается Эйден — и ведёт себя как придурок.
— Ты согласился поехать на ранчо с ней и кучей детей? — спрашивает Эйден. – Ты едва ли можешь выдержать меня рядом с собой, не говоря уже о куче других людей, особенно детей. Серьёзно, ты хоть знаешь, как разговаривать с ребёнком?
— Есть причина, по которой я едва могу выдержать тебя рядом, — рычу я. — Это была незатейливая беседа с Президентом. Я практически ни на что не соглашался.
Беседа, в которой я подразумевал принять личное участие в лагере, только потому, что Первая Леди, по-видимому, одержима идеей, что я не должен смотреть на Грейс так, как это делал.
Я бы с большим удовольствием применил активный подход к оказанию помощи.
Это то, что я сказал, или что-то в этом роде. Одна только мысль об активном подходе с Грейс Салливан заставляет всю кровь в теле устремиться к моему члену.
— Президент, значит? — спрашивает Эйден. — Ну-ну.
— О, отвали.
— Девушку явно больше привлекаю я, чем ты, — небрежно произносит Эйден, когда обходит меня, проходя в кухню, и открывает холодильник, где сразу начинает рыться в моих продуктах.
— Почему, чёрт возьми, я позволил тебе остаться здесь на всё лето? — спрашиваю я, наблюдая, как он открывает контейнер с моими оставшимися спагетти и хватает вилку из соседнего ящика шкафа. — Она едва ли так же сильно привлекает тебя, как меня. Эта идея смехотворна.
За исключением того, что я не смеюсь. На самом деле, перспектива того, что девушку привлекает Эйден, совсем не даёт мне покоя. Этого не должно быть. В конце концов, я ничего не знаю о ней, и у меня нет никаких прав на неё.
Чёрт, я только один раз встретил её на благотворительном мероприятии. Она не моя, и умом я понимаю это. За исключением того, что с той секунды, как только прикоснулся к ней, каждая часть меня хотела заявить, что она моя. Это не вполне логичная реакция, насколько я осознаю. Это какая-то странная, неправильная реакция, и я не имею ни малейшего представления, чтобы снова прикоснуться к Грейс Салливан. Кроме того, она — единственная, кого я хочу.
— Каким образом это смехотворно? — интересуется Эйден, запихивая полную вилку спагетти в рот. Смотреть, как он ест мою оставшуюся еду, раздражает. — Когда в последний раз ты был с кем-то?
Я выхватываю контейнер из рук друга и выбрасываю в мусорное ведро, только потому, что он меня бесит.
— Уверен, что кто-то вроде неё абсолютно увлечётся парнем, который перетрахал половину фанаток в Денвере. И эта твоя выходка — тебе повезёт, если она не получит запретительный судебный ордер на тебя.
Эйден прислонился к столешнице, скрестив руки на груди и, молча, смотрел на меня.
— Ты просто завидуешь.
— Ты что, спятил? Ты должен быть ненормальным, чтобы считать, что я тебе завидую.
Эйден усмехается.
— Чувак, я тебя знаю. Ты ревнуешь, потому что она тебе нравится, и ты думаешь, что у неё есть чувства ко мне.
Я задыхаюсь от смеха, настолько глупо всё это звучит.
— Продолжай молоть чепуху, Эйден. Если ты думаешь, что такая женщина, как она, будет с тобой встречаться, ты безумнее, чем я предполагал.
— А тебе кажется, что она хочет переспать с тобой?
— Это более вероятно, чем то, что Грейс хочет этого с тобой.
— Отлично. Хочешь поспорить?
— Я не буду делать ставку на то, будет ли дочь Президента Соединённых Штатов встречаться с одним из нас.
Эйден кудахчет.
— Не будь ребёнком. Я не испугался.
— Тогда ты не против дружеского пари.
— Мы не делаем ставки на девушек. Особенно на эту девушку.
— Значит, ты не собираешься за неё бороться?
— Мы не будем бороться за неё, — отвечаю я. — А если бы стали, то я бы всё равно тебя опередил.
— Потому что ты собираешься тусоваться с ней на своём ранчо.
— Потому что у меня нет какой-то странной потребности соблазнять её надувными куклами, — говорю я. — И да, потому что я собираюсь тусоваться с ней на своём ранчо. Один.
— Ты имеешь в виду, с миллионом бегающих детей? На ранчо, которое, с твоих слов, ты пожертвовал, чтобы сделать ей одолжение? На том же ранчо, с её слов, которое ты можешь засунуть себе в задницу?
— Да, на ранчо, которое… да пошёл ты, Эйден, — ворчу я. — Мы профессиональные футболисты. Есть уйма девушек, которые вешаются на нас каждый день. Нам нет смысла преследовать одну и ту же женщину.
Я разворачиваюсь, чтобы выйти с кухни, каждая часть меня была на грани. К чёрту всё это и к чёрту его. Мне не нужно соревноваться с ним, когда дело касается женщины. Что мне нужно, так это беспокоиться о заключении контракта, и держаться подальше от неприятностей. Затаиться — моя главная задача. Погоня за дочерью Президента — противоположность «затаиться», и крайне глупо. Это последнее, что я должен делать, если серьёзно отношусь к своей карьере. А я отношусь к своей футбольной карьере очень серьёзно.
— Это значит, что ты не заинтересован в ней? — кричит Эйден мне вдогонку.
— Не говори больше об этом, Эйден.
— Вот что я подумал, — произносит он, смеясь. — Тогда всё отлично. Пусть победит сильнейший.
Я несусь наверх. Не может быть, чтобы Эйден Джексон был лучшим мужчиной для такой женщины, как Грейс Салливан.
Кем ты себя возомнил?
Я пытаюсь избавиться от этой мысли, даже когда занимаюсь в зале. Но слова Эйдена до сих пор крутятся в моей голове, повторяясь снова и снова. «Пусть победит сильнейший».
Это не соревнование. Эта девушка принадлежит мне.
*****
— Мне нужно обыскивать тебя? — задаёт вопрос агент спецслужбы, выражение её лица холодное.
— Вы обычно обыскиваете людей, которые встречаются с мисс Салливан? — спрашиваю я. На самом деле, я не знаю ответа на этот вопрос. Возможно, агенты обыскивают всех, с кем Грейс Салливан контактирует в фонде. Я чувствую внезапное сострадание к ней. Это чертовски неловко проживать всю жизнь, когда всех вокруг тебя обыскивают до того как они приблизятся к тебе. Но думаю, она уже привыкла.
Агент приподнимает брови, выражение её лица нечитаемое.
— Она обычно не встречается с людьми, которые были вовлечены в общественный инцидент с ней.
Девушка делает сильный акцент на словах «общественный инцидент». Как будто я собирался забыть о том, что случилось на благотворительном мероприятии — или перед моим домом, хотя в действительности это была вина Эйдена, а не моя.
Я не указываю на то, что у меня не назначена встреча с Грейс.
Слишком поздно, потому что её секретарь отмечает это за меня.
— Простите, мистер Эшби. Вы не отмечены у меня в ежедневники. Но я была бы счастлива записать вас на…
Дверь офиса распахивается до того, как секретарь заканчивает говорить, и Грейс Салливан появляется посреди дверного проема. На ней надет консервативный костюм — простой чёрный пиджак и юбка с белой рубашкой — каштановые волосы стянуты в хвост. На ком-то ещё этот наряд выглядел бы по-деловому — профессионально и неприглядно, даже. Но костюм, кажется, сделан специально для Грейс Салливан, сшит так, чтобы облегать её фигуру в виде песочных часов; яркий цвет костюма каким-то образом умудряется оттенять зелень в её глазах.
Когда она замечает меня, её зеленые глаза на полсекунды расширяются, а губы слегка приоткрываются. Мне кажется, я слышу, как девушка резко вдыхает, но это единственная реакция удивления, которую она проявляет, прежде чем её челюсть сжимается, а на лице появляется маска незаинтересованности.
— Ной Эшби, — холодно поизносит она. — Я удивлена увидеть тебя здесь. Уверена, что у тебя есть дела поважнее, чем делать мне одолжение, заглядывая в фонд.
Ладно, значит, она точно не забыла о том, что я сказал. Я прочищаю горло, внезапно становясь застенчивым перед её секретарем и агентом спецслужбы, прекрасно осознавая, что был говнюком, сказав, что делаю одолжение, жертвуя ранчо. Мне попалась избалованная знаменитость, одна из тех мудаков, которые требуют гримёрку только с синими M&Ms в чаше для конфет.
— Подожди. Я знаю, что у меня не назначено, и у тебя, возможно, есть другие дела. — Возможно? Конечно, у нее есть другие дела. Она управляет фондом. — Дерьмо. Я не имел в виду «возможно». У тебя определённо есть другие дела. Но я хотел прийти сюда и извиниться.
Грейс удивлённо приподнимает бровь. Ладно, она не ожидала каких-либо извинений.
Я прочищаю горло. Чёрт, это так неловко. Я не помню, когда в последний раз извинялся за что-то.
— Я знаю, тебе, наверное, интересно, за что именно я извиняюсь. За тот комментарий, что сделал тебе одолжение. Или инцидент с надувной куклой. Или…
Лицо Грейс бледнеет.
— Знаешь, за пределами моего кабинета не лучшее место для…
Её помощник прочищает горло.
— Мисс Салливан, если хотите, я могу записать мистера Эшби на другое время.
— Я не хотел приходить сюда и говорить о надувных куклах.
Кажется, я слышу смех агента спецслужбы, но лицо Грейс становится розовым. Я не могу сказать, злится ли она. Её ноздри расширяются?
— Замолчи, — произносит девушка напряжённым голосом.
— Дерьмо. Ничего из этого не вышло правильно. Обычно я не такой идиот, но видимо становлюсь им, когда рядом с тобой. — Я тяжело выдыхаю. — Знаете, что? Да. Запишите меня на другое время.
— Превосходно, мистер Эшби. Если я могу просто…
Выражение лица Грейс смягчается, когда она смотрит на меня, и девушка поднимает руку, останавливая секретаря.
— Дженис, не могла бы ты придержать мою следующую встречу?
— Мисс Салливан, вы же знаете, как…
Грейс бросает на неё взгляд.
— Всего на несколько минут.
— Непременно, мэм.
Я следую за Грейс в кабинет, и начинаю говорить, как только дверь закрывается за мной, не обращая внимания ни на что другое.
— Послушай, я достаточно храбр, чтобы извиниться, когда скажу что-то недозволенное. — Не знаю почему, но мной движет потребность в том, чтобы эта девушка не считала меня полным идиотом — или эгоистично-знаменитым болваном — хотя я, похоже, веду себя так, находясь рядом с ней. — И я не знаю, почему сказал, что делаю тебе одолжение, жертвую ранчо, потому что это неправда…
— Ной, думаю, ты должен знать, что…
— Грейс. — Я прервал её, прежде чем она могла продолжить, потому что знаю, если не смогу сейчас принести свои извинения, то буду отвлекаться на то, что девушка стоит здесь, меньше чем в футе от меня с её огромными глазами и пухлыми, идеальными губами, и.… О, чёрт, чем я сейчас занимался? Точно. Извинялся. — Ты на самом деле делаешь мне одолжение, позволяя пожертвовать ранчо. Мне нужна хорошая реклама.
Дерьмо. Почему я это сказал?
Я нуждаюсь в хорошем освещении в прессе, это правда. Вот почему мой агент предложил мне заняться благотворительностью прямо сейчас. Но моё ранчо — это моё убежище в межсезонье. Я могу сосчитать по пальцам одной руки количество людей, посетивших его. Даже Эйден знает, что не стоит мне надоедать, когда я еду туда, чтобы скрыться. Когда я узнал о летнем лагере, которым управляет фонд Грейс, я захотел сделать это, потому что это была веская причина.
Только теперь эта девушка думает, что я мудак, который заботится только о своём имидже.
Грейс бледнеет.
— Хорошая реклама. Верно. Ты готовишься к продлению контракта. Конечно.
— Это не то что я имел в виду, совершенно. Черт, я не говорю то, что имею в виду.