Прямо передо мной стояла моя версия каменного трона, искусно вырезанная из пурпурно-сердечной древесины, манящая мягкими зелеными подушками. Прямо за троном на стене висел гобелен — идеальная копия вида с балкона дрифана, дополненная синей птицей. Я попросила «Гертруду Хант» соткать его из разноцветного синтетического шелка. По обе стороны гобеленовых двойных дверей располагался выход на балкон. Еще несколько дверей, а именно шесть, ответвлялись с обеих сторон зала, ведя в отдельные спальни.
Светящийся пурпур трона, зелень малахита и красный цвет агата эхом отдавались в комнате с аксессуарами, декоративными мечами, инопланетными вазами, мягкими стульями и боковыми столиками. Инопланетные цветы и земные кустарники цвели по углам из простых глиняных горшков, которые могли быть сделаны в начале времен. Это было единое пространство, все еще богато украшенное, все еще старое, но спокойное и умиротворяющее.
Зедас сделал шаг вперед и слегка поклонился сеньоре, стоящей справа.
— Вам подходит?
— Да. — Женщина решительно вошла в комнату.
— Ваша спальня ближе всего к трону с правой стороны, — уточнила я. — Меня зовут Дина. Если вам что-нибудь понадобится, позовите меня, и гостиница сообщит мне об этом.
Дрифены прошли в комнату мимо меня. Крупная женщина ухватилась за двойные двери и захлопнула их.
Я была уже на полпути вниз по лестнице, когда услышала голос, шепчущий мне на ухо, вызванный магией гостиницы.
— Спасибо за комнату, Дина.
Глава 6
Утро первого Дня Постояльца началось с того, что были прерваны очередные дебаты ку-ко. Они собрались на ранний утренний ритуал, который перешел в оживленную дискуссию, которая затем предсказуемо переросла в драку. На этот раз девять бойцов нуждались в регенерационной камере. При той скорости, с которой они двигались, у нас будет смертельный исход еще до окончания праздника. Я потеряла только одного гостя в гостинице и дала себе слово больше никого не терять.
День только начался, и казалось, что все будет только хуже.
— Когда ты сказала мне, что у нас появился новый гость, ты забыла упомянуть, что он медамот. — Шон навис надо мной, когда я пила свою первую чашку чая.
В глубине кухни Орро двигался как темный призрак. Он не издал ни звука с тех пор, как вчера умчался прочь.
— Я держу его в отдельном крыле. Он совершает паломничество.
— Паломничество или покушение на убийство?
— Паломничество. Он слишком высокого ранга, чтобы быть убийцей. Он планирует занять пост колониального губернатора, и Сокрушающая Орда станет его новым соседом. Он знает, что мы заключили мир на Нексусе, и он спланировал все это паломничество вокруг нашей гостиницы. Он пытается понять, как заключить мир с отрокарами.
Шон скрестил руки на груди.
— На Нексусе под моим командованием находилось несколько медамотов. Они не заключают мир. Они убивают, охотятся и пишут плохие стихи.
Я не могла устоять. Ауул, планета, которую предки Шона взорвали вместо того, чтобы сдать своим врагам, была известна как планета воинов-поэтов.
— Значит, они всего лишь жалкая имитация оборотня?
— Они восьмифутовые, кровожадные и бешеные. Они гоняются за всем, что движется, и вонзают свои клыки во все, не думая.
Я покосилась на него.
— А какие плохие стихи они пишут?
Шон посмотрел на меня и продекламировал:
— Охота. Охота. Запах добычи. Свет луны. Кровь на клыке. Попробуй на вкус сердце горячее. Будет тебе восторг на языке.
Я захлопала в ладоши.
— Это было чудесно.
— Будет чудесно, когда он узнает о космических цыплятах. Там будет настоящая бойня. И знаешь что? Ассамблея не будет этому рада.
Я отхлебнул еще чаю.
— С ку-ко все в порядке, — солгала я.
— У медамотов есть подавляющее стремление к добыче. Если она бежит, они гонятся за ней. — Шон поднял голову. — Покажи мне комнаты медамота.
Гостиница вывела экран. На нем Корос растянулся, держа позу в версии медамот-йоги. Его глаза были закрыты. Он стоял совершенно неподвижно, согнув правую ногу в колене, упершись ступней во внутреннюю сторону левого бедра и широко раскинув руки.
— Если что его зовут Корос, ну так, на всякий.
Шон покосился на татуировку на шее Короса.
— Ага, Корос, твою мать. Это Ратхарр, Потрошитель жил. Он возглавил наступление на Мрельносе, захватил столицу и сокрушил планетарное правительство, имея численное превосходство три к одному. Он — один из кровавых двенадцати медамотов, великих героев своего вида. Если он пилигрим, то и я…
— Хранитель?
— В точку.
— Его брат — наемник, что служил на Нексусе. — Я сделала глоток чая. — Забавно, что ты думаешь, будто я не знаю личности наших гостей и не умею пользоваться программами распознавания лиц.
— Вполне справедливо. Я не должен был предполагать, что ты не выполнила свою домашнюю работу по этому парню.
— Извинения принимаются.
— А ты видела, как они сражаются? Я имею в виду вблизи.
— Нет.
— Посади, пожалуйста, таракана вон на ту стену.
Я порылась в своем хранилище, вытащила таракана из аквариума с насекомыми и телепортировала его на стену. Корос стоял совершенно неподвижно, не открывая глаз. Даже уши у него не дергались.
Прошла секунда.
Таракан переместился на полмиллиметра.
Корос подпрыгнул на семь футов вверх, сорвал таракана со стены и раздавил его когтями
Шон указал на экран.
— Ты сделал то же самое две ночи назад, потому что заметил комара.
— Этот комар вполне мог бы считаться поддержкой с воздуха.
— Послушай, он здесь, чтобы увидеть Аламо. Мы обязаны уважать его желания во время пребывания в рамках Дня Постояльца. У него есть гуманизатор, и чем скорее мы его откалибруем и отвезем его в Сан-Антонио, тем быстрее он уедет.
Янтарь скользнул по радужкам глаз Шона. Волк в его глазах покинул темный лес и показал мне свои большие зубы.
— Не мы, а я собираюсь отвезти его в Сан-Антонио, а ты будешь держаться от него как можно дальше.
Я одарила его улыбкой.
— Это так мило с твоей стороны.
На экране Корос изучал раздавленного таракана, насаженного на коготь, и бросил его в мусорный бак.
Я поняла, что Орро перестал двигаться и теперь пристально смотрит на нас обоих.
— Да?
— Что такое гуманизатор? — спросил он.
— Это устройство, наводящее иллюзию, — сказала я ему. — Иногда у гостей есть дела на Земле, или им приходится путешествовать между гостиницами. Если их размеры не слишком отличаются от человеческих, то можно использовать устройство для их маскировки. Оно дорогое и редкое, и оно работает на некоторых видах, но не на всех, и никто не знает, почему.
Иглы Орро встали дыбом. Он отчаянно бросился к нам и сжал мои руки в своих.
— Я знаю, в чем проблема. Кулинария — это совместное искусство. Нельзя стать шеф-поваром в вакууме. Надо наблюдать и учиться у других мастеров, надо пробовать блюда, приготовленные не им самим. Я пренебрег этим краеугольным камнем моего искусства, сначала во время своего изгнания, а затем после приезда сюда. Смотрите!
Он резко обернулся и щелкнул пальцами. Экран телевизора на стене ожил, показывая веб-сайт с датами и временем. Заголовок на сайте гласил большими огненными буквами «Шоу Гарри Киса «Огонь и молния».
— Мастер будет сегодня снимать свое шоу в Сан-Антонио. Если бы я только мог смотреть, как он работает, я мог бы прорваться сквозь стены подземелья, сдерживающие меня. Я мог бы приспособиться и преодолеть все напасти.
О нет. Откуда он вообще об этом узнал?
— Гарри Кис, — ответил Шон на мой невысказанный вопрос. — Он начинал как армейский повар.
— Орро, — мягко сказала я. — Телешоу совсем не похоже на реальную жизнь. Это инсценировка. Я не думаю, что это будет похоже на встречу с ним на кухне. Боюсь, ты будешь разочарован.
Орро принял драматическую позу, указывая когтистым пальцем на экран.
— Я смотрел каждую минуту каждого шоу. Он ничем не может меня разочаровать.
Я закрыла лицо руками.
— Пожалуйста, — простонал Орро.
— А это вообще возможно? — спросил меня Шон.
— Возможно. Большинство гуманизаторов — это устройства с областью действия. Это потребует большой калибровки из-за разницы в видах. Это ужасная идея.
— Пожалуйста, маленький человек.
— Я могу поговорить с Коросом, — сказал Шон.
— Я не верю своим ушам. Ты предлагаешь взять медамота и квиллонца на экскурсию в переполненное людьми пространство. Как ты собираешься держать их в узде?
Шон повернулся к Орро.
— Как думаешь, сможешь контролировать себя?
Орро прижал ладонь к правой стороне груди, где лежало его многослойное сердце.
— Клянусь кровью моих предков.
Шон снова повернулся ко мне.
— Вот видишь! Он классный парень.
— А что будет с Орро, если Потрошитель жил слетит с катушек и его гуманизатор не сработает?
— Я буду нести гуманизатор, и если Корос выйдет из строя, я нейтрализую его, а Орро поможет мне донести его до машины. — Шон взглянул на Орро. — Разве не так, мой боевой друг?
Орро выпрямился во весь рост, все иглы встали торчком, когти расправлены для убийства.
— Я помогу тебе, боевой друг.
— Почему ты думаешь, что Корос вообще согласится на это?
Шон одарил меня волчьей улыбкой.
— Я могу быть очень убедительным.
Я поставила свой чай так резко, что моя чашка звякнула.
— Ты собираешься драться с ним. Ты хочешь избить гостя, чтобы утвердить свое господство, чтобы он уважал тебя, пока вы везете его в Аламо.
— Что? — Шон сделал вид, что шокирован.
— Делай все, что хочешь, Шон Эванс, но я говорю тебе сейчас, что если ты станешь причиной инцидента и оскорбишь гостя во время пребывания в гостинце, я буду злиться на тебя вечно.
Шон, казалось, задумался.
— Я смогу с этим жить. На самом деле вопрос заключается в том, что будет делать Ассамблея…
Я схватила кухонное полотенце и швырнула в него. Шон поймал его и рассмеялся.
До меня донесся чей-то голос, разнесшийся по всему трактиру.
— Дина, не могли бы вы принести мне чашку кофе со сливками и сделать это так, чтобы Зедас ничего не узнал?
— Конечно, — прошептала я в ответ. Я встала. — Сеньора просит кофе. Шон, пожалуйста, не испорти эту поездку. Я знаю, тебе надоело, что я часто припоминаю Ассамблею, но если два инопланетянина выскочат из ниоткуда посреди Аламо, они отберут у нас эту гостиницу.
— Я все понимаю. — Шон прижал меня к себе. — Доверься мне.
***
Я выскочила из пола в личной комнате дрифана, неся поднос с французским прессом, наполненным кофе, кружкой и бутылкой сладких сливок. Если сеньора и была встревожена моим внезапным появлением, то никак этого не показала.
Она сидела в мягком кресле лицом к окну от пола до потолка, из которого открывался вид на сад и деревья за ним. Она не обернулась и не обратила на меня внимания, так что я видела только ее затылок. Ее зеленые волосы были скручены в беспорядочный пучок. Я подошла к ней, поставила поднос на ближайший кофейный столик и нажала на рычажок французского пресса.
В комнате стояла тишина. Я ощущала себя в начале девяностых годов. Бежевый ковер от стены до стены, кровать с цветочным покрывалом, пастельные лавандовые стены, дубовая мебель, письменный стол и комод — все это было спроектировано с максимальной ностальгией. Если я все правильно рассчитала, она была подростком в девяностых годах.
Наши самые ностальгические воспоминания формируются о подростковом периоде. Вам могло бы показаться, что воспоминания о раннем детстве будут иметь наибольшее влияние, но нет. Для большинства людей подростковый возраст имел самое большое значение. Музыка, телешоу, книги и дружеские отношения, возникшие у нас в подростковом возрасте, повлияли на вас больше всего.
В подростковом возрасте происходит половое созревание и возникает новая потребность в свободе. Впервые в жизни мы делаем самостоятельный выбор, который идет вразрез с авторитетом наших родителей. Мы боремся за право слушать нашу музыку, носить нашу одежду, красить волосы, любить других людей и принимать решения, влияющие на наше будущее. И в первый раз мы испытываем реальные последствия, основанные на наших действиях, и узнаем, что родители, даже родители-хранители, не являются богами, и некоторые вещи нельзя исправить.
Когда я мысленно возвращаюсь в свое детство, детская версия меня кажется аморфным, нечетким воспоминанием. Подросток я — это уже больше похоже на меня, предварительный просмотр того, кем я стану, когда вырасту. У нее были определенные взгляды, она считала своих родителей глупыми, и она знала все обо всем, но она безошибочно была мной.
Я налила кофе в кружку и повернулась, чтобы уйти.
— Не хотите посидеть со мной? — спросила она. В ее голосе слышался легкий южный акцент, но я никак не могла его определить.
— Конечно. Я призвала второй стул, точно такой же, как и первый, придвинула к кофейному столику и села.
Дрифан была одета в простые штаны и простую тунику из мягкой бледно-зеленой ткани. Ее босые ноги были поджаты под себя. Она налила себе в кружку до смешного большое количество сливок, понюхала их и отхлебнула немного.
— Ммм.
— Разве Зедас не одобряет кофе? — спросила я.
— Зедас не одобряет очень многих вещей. Он утверждает, что кофе разрушает внутреннюю энергию.
— Это так?
— Нет. Зедас хочет, чтобы я забыла, каково это — быть человеком. Он не в курсе, что эта комната существует, и я планирую оставить все на своих местах.
Мои предположения были верны.
— А почему для вас так важно все забыть?
Она посмотрела в окно. Если бы мне пришлось выбрать только одно слово, чтобы описать ее, это было бы «скорбь». Глубокая, вселенская печаль окутывала ее, как саван. Она казалась измученной, словно богато украшенный меч, повидавший слишком много битв. Повторные удары стерли причудливые письмена на его лезвии, оставив его обнаженным и еще более смертоносным.
— Он думает, что если я забуду, то не буду испытывать искушения вернуться. Он хочет, чтобы я навсегда оставила Адиру Клайн.
— Вы можете вернуться?
— Это довольно сложный вопрос. — Адира отпила еще немного кофе. — Гора выбрала меня. Они даже не спрашивали. Двенадцать тысяч душ зависят от моего руководства. Уйди я, и все погрузится в хаос. И даже если бы я это сделала, моя жизнь здесь была прервана, когда я уехала. Прошло уже шесть лет. Не так уж и долго, но мне кажется, что это целая жизнь. Я не знаю, смогу ли я вернуться к себе прежней, в ее жизнь. Иногда я вспоминаю, как быть ей, но она похожа на старую куртку, которую я переросла. Она пахнет знакомо, с ней связаны хорошие воспоминания, но это слишком сдерживает.
— Мне жаль, — сказала я ей, и именно это чувствовала.
— Спасибо. Мне никогда не хотелось приключений. Наверное, я по натуре хоббит. Я была совершенно счастлива в своей мирской жизни и отмечала пункты из своего списка: поступление в школу, получение работы, покупка автомобиля, получение ипотеки…
Она замолчала.
— Вы скучаете по этому?
— Да. — Боль слегка обострила ее голос. Она спохватилась. — В любом случае, это спорный вопрос. Я пообещала Зедасу, что если он согласится на эту встречу, то я никогда больше не открою дверь на Землю. Это мое прощание.
— Простите меня, если я ошибаюсь, но разве Зедас не служит вам?
— Да. — Адира вздохнула. — Жизнь в моем мире очень коварна. Будущие сеньоры тренируются десятилетиями, учась выживать в имперской политике, открывая, как использовать магию, изучая стратегию и тактику. Есть девять способов приветствовать чиновника в зависимости от его ранга, и неправильный поклон или неправильное выражение могут означать разницу между мирной жизнью и уничтожением вашего дрихта.
Это не было похоже на веселое место.
— Когда я начинала, то ничего не знала. Не прошло и шести месяцев обучения, как император пригласил моего приемного отца ко двору. Это было не то приглашение, от которого можно было отказаться, и мое поведение в его отсутствие определило бы, жив он или умер. Зедас все это время держал меня за руку. Если бы не его руководство, Зеленая Гора была бы захвачена врасплох. Так что да, я могу игнорировать Зедаса, и если я отдам приказ, он подчинится, даже вопреки своему здравому смыслу.