Зато я решила провести небольшое самостоятельное расследование, отправиться в церковь и поговорить с отцом Эдуардо с глазу на глаз. А перед этим записала в дневник всё, что со мной произошло. Может, священник-вампир снова попробует загипнотизировать меня, а ничего у него не выйдет: мои воспоминания в надежном месте! В тумбочке!.. Под замком… который без проблем открывается заколкой для волос.
К сожалению, ни банковской ячейки, ни сейфа в комнате не оказалось. А прятать дневник под подушку или под кровать… Не спорю, надежные места. Когда тебе лет пять.
В общем, я решила оставить всё как есть и отправилась на поиски приключений.
Прачечная, котельная, трансформаторная, пара складов — до нужной аллеи я добралась за сущие минуты. Осмотрелась. При свете дня аллея не показалась особо пугающей. Деревья как деревья. Кустарникам не помешала бы стрижка. Разбросанные пивные жестянки и бутылки. Потускневшие пакетики из-под орехов и чипсов украшали как ветки, так и подножия деревьев. На фонарях кое-где облупилась краска. Обычная чуть запущенная аллея.
Я прошла по ней. Не задерживаясь, но и не вздрагивая от каждого подозрительного шороха. Вышла на объездную дорогу, сделала пару шагов и… удивленно остановилась. Церкви не было.
Здание в неоготическом стиле, так поразившее меня прошлой ночью, исчезло. Вместо него обнаружился заросший пустырь, огороженный строительной сеткой. Кое-где на территории пустыря виднелись груды битого кирпича, штабеля посеревших досок, покосившиеся навесы.
Я подошла к перекошенным воротам. У входа стояла белая скамейка. Краска на ней пошла пузырями, облупилась. Я осторожно тронула ворота. Створка скрипнула и отвалилась. Петли полностью проржавели. Похоже, последний рабочий появлялся здесь лет десять назад.
Пустырь ошеломлял. Но еще больше ошеломляло расхождение между воспоминаниями и действительностью. Я прошлась по пустырю. Бетонный бой, торчащая арматура, проржавевшие бочки, заросли почерневшей крапивы, тяжелые металлические балки, тронутые ржавчиной, под одним из навесов — церковью здесь и не пахло.
Я долго бродила по пустырю, пытаясь найти хотя бы что-то напоминающее о церкви. И ничего. Разочарование. Усталость. Озадаченность. Я вышла за ворота. Ничего не замечая, прошла мимо скамейки. Меня словно волной окатило. Волной раздражения. Я остановилась, повернула голову: на скамейке сидел…
— Приветствую, мисс Хьюз, — Александер поднял голову, посмотрел на меня и ослепительно улыбнулся. — Я очень рад видеть вас.
— А я вас не очень, — наверное, стоило убежать. Вряд ли этот напыщенный блондин побежал бы за мной. Такие красавцы не бегают за девушками и ждут, что те сами будут бегать за ними, вешаться на шею и отдавать самое дорогое, что у них есть. Личное время, которое можно потратить на самосовершенствование.
— Садитесь, — Александер демонстративно поерзал на скамейке, как бы освобождая место, коего и так хватило бы на двух меня. — Давайте поговорим о случившемся недоразумении.
— Не буду. Вы мне не нравитесь. Я не знаю, кто… Вернее, что вы такое. Я видела, что вы можете сделать и…
— Мисс Хьюз, — мягко перебил он меня, — поверьте, я знаю, что вы такое, и мне это тоже очень, очень не нравится…
— Да? — я нахмурилась. — И что же я такое?
— …но это же не повод для ненужных ссор, — он как будто и не заметил моего вопроса. Александр расслаблено облокотился на спинку скамейки, не боясь запачкать черный пиджак, и дружелюбно смотрел на меня. Блондин чуть ли не мурлыкал от удовольствия. Похоже, себя он относил к хищникам, а меня считал своей добычей, потенциальной жертвой, с которой можно немного поиграть. — Я не собираюсь причинить вам вред.
— И в церкви вы не хотели причинить мне вред? — надо было уходить отсюда, как можно скорее, но любопытство удерживало меня.
— А зачем? — в его руке возник хрустальный бокал, заполненный темно-бордовой жидкостью. Александр отхлебнул, закатил глаза, покатал выпитое во рту, причмокнул. Блондин как будто забыл про меня. Решил потянуть паузу?
Ну что ж… Я тоже умела молчать. Когда дед начинал рассказывать о войне, а рассказывал он о ней часто, лучше было хранить молчание. Любое нечаянно сказанное слово могло вывести его из себя, и он, крича о красной угрозе, бежал прятаться в окоп… в смысле, в подвал, а потом выбирался оттуда с охотничьим карабином и выбегал из дома. Бедные соседи: дед врывался к ним, обвинял в работе на мировое коммунистическое подполье, грозил перестрелять — неудивительно, что они менялись так часто.
— Видите ли, — Александер отшвырнул бокал, и тот растворился в воздухе, так и не долетев до земли. — Обычно, когда я хочу причинить вред, то причиняю его. Мои возможности, поверьте, достаточно велики для этого.
— Да? — я позволила себе чуть улыбнуться. — Но из церкви-то вас вышвырнули…
— Не надо! Я позволил себя вышвырнуть, — снисходительно сообщил блондин и разгладил чуть смявшийся галстук. — Пусть Хранители не особо сильны, но хитростью они не обижены. Это могла быть ловушка, обманка, подстава. Всё, что угодно. Хранители могли придумать что-нибудь эдакое, чтобы задержать, чтобы поймать, чтобы отправить меня обратно. Потому я действовал осторожно, исподволь, зато теперь точно знаю, что Источник где-то здесь.
— Источник? Хранители? — неужели пришло время ответов, и я смогу разобраться во всём? — Кто они такие? Кто вы? Что вы не поделили?
Александер не смотрел на меня, его гораздо больше интересовал пустырь за воротами. Голубые глаза мерцали. Потянуло холодом, и я, проследив за его взглядом, чуть не ахнула.
На пустыре постепенно проявлялась церковь. Как будто она до этого пряталась в пустоте, а теперь сделала шаг вперед, выходя наружу. Кирпичные стены, покрытые морозными узорами, казались нереальными, полупрозрачными. Разноцветные витражи превратились в сине-белые льдинки. Заостренные башенки казались вершинами заснеженных елей. Солнце отражалось от ледяной кровли, било по глазам, ослепляло. Единственной не замороженной частью церкви оставалась массивная дубовая дверь. Она манила меня, она просто мечтала, чтобы я открыла ее.
Один шаг. Я сделала всего один шаг, и церковь бесследно исчезла.
— Что происходит? — я обернулась и хмуро посмотрела на Александера.
— Это не церковь: всего лишь воспоминание о ней — блондин улыбался. — Церкви здесь нет.
— Да вы что! А я пробродила здесь полчаса и этого не заметила. Вот спасибо-то за разъяснение!
Блондин посерьезнел:
— Я вижу, вас интересует эта тайна, мисс Хьюз. А те, кого вы считали друзьями, повели себя некорректно, — голубые глаза уже не улыбались. Они изучали меня, ощупывали, обмеривали, взвешивали. Мне вспомнился оценивающий взгляд отца Эдуардо. Но тот интересовался телом, а Алекс Айс Александер интересовался… душой и тем, во сколько ее можно оценить.
— Они могли вам всё объяснить, всё рассказать, — продолжал блондин, — но не захотели этого сделать. Видимо, посчитали вас совсем бесполезной.
— И что? — я мрачно смотрела на голубоглазого наглеца. Неужели он мог решить, будто я поведусь на столь явную, столь грубую манипуляцию?
— А то, что тайна этой церкви скрывается в далеком, очень далеком прошлом. Но для того, чтобы во всём разобраться, вам потребуется всего лишь покопаться в письменных источниках. В публичном университете Р.Т.Лонга очень хорошая библиотека. Насколько я знаю, вам нравится подобная работа. И вы могли бы заняться…
— А вам-то какой интерес? — перебила я его. — Зачем вы даете мне подсказку? Я не верю в вашу бескорыстность…
— Никакой бескорыстности, — засмеялся Александер, откинув голову назад. Белые зубы хищно блестели. — Когда закончите исследование и подготовите отчет, я хочу, чтобы вы передали мне копию с него.
Я могла бы заподозрить его… А в чём, собственно, я могла его заподозрить? Если он считал, что информация о церкви скрывались в прошлом, то зачем обращался ко мне? Зачем ему самая обычная студентка? Не проще ли договориться с администрацией университета и нанять людей, которые имели бы опыт в работе с архивами? Или он думал, что с этим делом справлюсь только я? Да конечно! Только в играх, фильмах и мультфильмах судьбы мира решал один человек, а в жизни всё решала тяжелая монотонная работа сотен, если не тысяч, человек.
— Пять сотен, — быстро произнесла я и тут же поняла, что продешевила. Александер смотрел на меня с таким довольным выражением лица, что я поспешила поправиться. — И это только аванс!
— Мисс Хьюз, — блондин неторопливо полез во внутренний карман и столь же неторопливо выудил на свет бумажник, — Я готов заплатить вам намного больше за это исследование. Когда закончите, я передам вам еще пять тысяч. А вот требуемый аванс.
Я смотрела на пять бумажек, оказавшихся в руке Александера. Новенькие серо-зеленые банкноты притягивали мой взгляд, а я думала, думала, думала и не могла ничего понять. Копаться в старых документах мне и впрямь нравилось. Кое-кому из старшекурсников я даже помогала с подготовкой рефератов и исследовательских проектов. За пятерку. За десятку. Одному богатенькому лоботрясу пришлось раскошелиться на сотню. Но тогда я просидела в библиотеке неделю. Причем, в выходные — с утра до вечера.
Но… пять сотен! И не за всю работу, а в качестве аванса! Чего уж говорить о предложенной сумме? Пять с половиной тысяч! Такие деньги я и в руках-то не держала!
— Что скажете? — сквозь плотную завесу мыслей пробился насмешливый голос мистера Александера.
Я молчала. Мысли кружились безумным хороводом. Моё сознание как будто раздробилось на тысячу частей, и теперь эти части спорили друг с другом, доказывали, убеждали. Очень быстро «за» сменялось на «против», а потом наоборот. Это бессмысленное мельтешение мыслей просто сводило меня с ума.
Как в спасательный круг я вцепилась в нечто, составляющее мою настоящую сущность. Самоуважение. Принципиальность. Здравый смысл.
Неужели он подумал, что сможет так легко меня купить?
Чтобы я ради каких-то денег… Какие глупости!
Я же не какая-то там!..
Ни за что!..
— Я согласна! — чуть ли не выкрикнула я и выхватила банкноты из его руки.
Глава 5. Поиски в…
«Нет ничего важнее собственного мнения. Но его первостепенная важность заключается не в его высказывании, а в его наличии». Из дневника Рианы Хьюз
Я проснулась, резко села на кровати и неожиданно… обрадовалась! Все воспоминания были со мной! Чтобы проверить, что со мной остались не только воспоминания, мне пришлось потратить пару секунд. Я сунула руку в тумбочку, нащупала банкноты и, облегченно вздохнув, растянулась на кровати. И дело даже не в деньгах! Я впервые за два дня не чувствовала ни тумана в голове, ни пустоты, ни боли. На всякий случай проверила телефон.
Суббота! И число сходится!
Пребывая в радостном возбуждении, я не сразу заметила, что смятая кровать соседки за ночь не изменилась. Бобби домой не возвращалась…
Я не могла назвать ее близкой подругой. Мы просто общались, не доверяя друг другу какие-то особые тайны, не пытаясь лезть в душу и переступать определенные границы. Обычная соседка, пусть и общающаяся с вампирами и оборотнями.
Мда…
Проснулась совесть.
Соседка обратилась к отцу Эдуардо, чтобы он вылечил меня. Правда, потом она не помешала священнику стереть мои воспоминания.
Мда…
На всякий случай набрала Бобби. Ответил бесстрастный женский голос. Абонент оставался вне зоны действия сети. Нельзя сказать, что я встревожилась. Но я встревожилась! Слегка… Ведь ничего сделать я не могла. Бобби особо не рассказывала ни про родителей, ни про друзей и подруг. Узнать, куда она подевалась было не у кого. Миссис Смоук — тренер Бобби — уехала на отдых, а отец Эдуардо пропал вместе с церковью. Оставалось надеяться, что она вскоре вернется. Хотя!.. Я решила после завтрака заглянуть в клуб легкой атлетики: «Должны же они хоть что-то знать?»
Немного успокоив совесть этой мыслью, стала собираться.
Общежитие как будто вымерло. И не удивительно. Многие девушки по пятницам разъезжались по домам, намереваясь выходные провести с родителями или с друзьями. А остающиеся в пятничные вечера думали совсем не про учебу. Шагая по пустынному коридору, я вспоминала миссис Алджерон — троюродную бабку, ныне покойную — которая на каждом семейном сборище ворчала про падение нравов и легкомысленность современной молодежи. Правда это ворчание не мешало бабке до самого последнего тусоваться вместе с престарелыми хиппи, покуривать травку и провозглашать первенство любви над войной.
Даже не знаю, что лучше: то ли общаться с воображаемой канарейкой после литра мартини; то ли накуриться и встречать самолично вызванных полицейских в костюме Евы; то ли жениться каждые полгода, а через месяц совместной жизни разводиться. В нашей большой семье многие представители ветви Шульц-Алджерон отличались эксцентричным поведением. Хотя и мой дед тоже…
— Ран-ний под-дъем, м-мисс-с Хьюз-з? — у входа меня встретила миссис Раадик. Долговязая. Остроносая. Коротко стриженная. Комендантша женского общежития напоминала единицу, на которую кто-то натянул серый брючный костюм.
— Некогда спать, — я внимательно рассматривала кончик длинного острого носа миссис Раадик. — Пока сплю, мир захватывает кто-то другой.
— Шутит-те, — и так прищуренные глазки превратились в узенькие щелочки.
Миссис Раадик не любила шутки. Как мне казалось, свою работу она любила еще меньше. Нет, не так! Она не любила ни жительниц общежития, ни само общежитие, ни оформление бумаг. Зато ей нравилось ходить по коридорам в вечернее время и проверять, как соблюдается комендантский час. И горе тем, кто оказался не в том месте, не в свое время. Заменить ей приталенный пиджак на китель с молниями на петлицах, выдать фуражку с орлом, высокие черные сапоги и небольшой стек, а за спиной приставить двух автоматчиков — получилась бы отличная расстрельная команда.
Нельзя сказать, что миссис Раадик имела много власти, но нельзя было сказать и обратного. По крайней мере, с ней стоило считаться. Ее постоянные проверки могли испортить жизнь любой девушке, проживающей в общежитии. А в худшем случае, миссис Раадик могла и выселить особо неприглянувшуюся особу. Для этого пришлось бы поработать, поискать нарушения, оформить соответствующие бумаги, а к такой работе комендантша относилась не так чтобы очень, но…
— Та-ак, а эт-то ещ-ще что-о? — миссис Раадик заинтересовало нечто позади меня.
Я обернулась, взглянула на стену.
— Это… афиша? — черный лист, украшенный кислотно-зелеными черепами, сообщал, что стрит-панк-группа «Бешеные Матки» в воскресенье выступит на амфитеатре у второго корпуса.
— А т-ты догадлив-вая дев-вочка, — голос комендантши сочился сарказмом. Она подошла к черно-зеленому недоразумению, подцепила кончик, дернула. Афишу отодрать не получилось, а обрывок бумаги остался в руке. Клея не пожалели. — Чтоб её!
Миссис Раадик посмотрела в одну сторону, в другую и уставилась на меня.
— Не тво-оя работ-та? — серые глаза внимательно изучали меня, пытаясь понять, не спрятала ли я где-нибудь банку с клеем и малярную кисть.
— Каждое утро начинаю с расклеивания афиш.
— Да-а? Вижу, у тебя неплохой потенциал, — миссис Раадик, когда хотела, говорила ровно-ровно, без запинок, без акцента. — Может, тебе бросить университет и податься в расклейщики? Могу поспособствовать. С первым.
— Лучше не надо, — чуть улыбнулась я. — Мне и тут вполне неплохо.
— Ну-н-ну-у, — еще разок смерив меня неприязненным взглядом, мисс Раадик повернулась к афише и бросила через плечо:
— Иди отсюда!
И я пошла. Мне конечно хотелось посмотреть, как нечеловеческое упорство будет бороться с делами рук человеческих, но мозолить глаза комендантше лишний раз не стоило. Тем более впереди намечалось немало дел. Срочных и не очень.
***
В столовой почти никого не было.
Я быстро миновала раздачу, получила тарелку рисовой каши, тост с ветчиной и сыром, глазунью из одного яйца, плошку с фруктовым салатом и стакан с тем, что здесь называлось «кофе». Выбрала свободное место, села, поковыряла рис, взглянула на глазунью. Желток с укором посмотрел в ответ. Есть не хотелось. Почему-то вспомнился старший брат. Даже не почему-то!