— А уже говорила тебе, что тебя люблю? — вскидывает она голову.
— Никогда, — качаю я головой.
— Мой король, — ползёт она ко мне на коленях. — Но раз они свалят, это же значит, что замок де Амвон будет пустовать? Правда? Я так тебя люблю! Он так нам нужен под приют!
— Ах ты, жопа! — подхватываю я её под ягодицы.
— Но-но! Жопка! — кладёт она свои руки на мои. — Но, если мы каждую ночь будем столько жрать, скоро она точно разрастётся до неприличных размеров.
— Ешь, ешь, жопонька моя, — улыбаюсь я.
— Подлец, — снова хитро прищуривается она. — Хочешь, чтобы я растолстела и под этим предлогом меня бросить?
— Нет, но надеюсь тебя бросит Брин. И тогда я избавлюсь от последнего конкурента, — подхватываю её на руки. И с трудом, но всё же встаю вместе с ней. — Надеюсь тогда, наконец, вздохну спокойно и буду владеть тобой единолично.
— Погоди, — смеётся она, — сейчас только разгоню желающих, что ждут там своей очереди. Скажу, что сегодня им точно ничего не достанется.
Помогаю ей снять платье. Помогаю ей забраться на кровать. И скинув свои вещи, блаженно растягиваюсь рядом с ней под одеялом.
Закрываю глаза, когда она ложится на моё плечо. Ёрзает, пока не находит удобное положение. И глубоко вздохнув, затихает.
Громко тикают часы. Потрескивают свежие дрова в камине. В трубе гудит ветер. В окно бьётся колючий снег.
Ну, здравствуй и спокойной ночи, моё простое человеческое счастье!
Глава 68. Даша
Вот так бывает: в стране эпидемия, за окном зима, а ты готовишься к войне и чувствуешь себя счастливой.
Потому что задержки моей уже десять дней.
Потому что эпидемия пошла на спад и в городе всё как-то устаканилось, наладилось, заработало. Люди повеселели, воспряли духом. И даже несмотря на объявленную мобилизацию, не чувствуется уныния, скорее патриотическое воодушевление. И вера в то, что мы победим.
Вера, которой проникнут каждый взгляд, обращённый на короля. И каждый забитый гвоздь, каждое спиленное дерево, каждый стежок по шву тёплой одежды — всё с надеждой на то, что страна в надёжных руках. Божьих, Гошкиных и моих.
И вера та не слепа, а подкреплена действиями, которые не могли не дать результатов.
Во-первых, открытые границы позволили возобновить торговлю. Плюс все, кто хотел уехать, получили такую возможность. И хоть желающих покинуть теперь сытую и нарядную страну нашлось немного, люди перестали чувствовать себя запертыми, как в ловушке.
Во-вторых, войска Императора заразились ветрянкой. Появились заболевшие, а значит, к моменту окончания переговоров эпидемия станет повальной. И мы окажемся в преимуществе.
А в-третьих, Таирий дал понять, что примет обет Дамиана. И пусть важность того, что сделал Фогетт, мне ещё только предстоит понять, то на каком подъёме мой король из-за этих новостей, заставляет мою душу петь. И не торопиться сообщать ему свои хорошие новости. Пусть по очереди. По одной за раз.
Да и как тут не петь, когда завтра с утра мы отправляемся в дорогу, а сегодня они бесятся в снегу как малые дети.
«И ладно бы визжала от восторга только Машка!» — всплёскиваю я руками, стоя у окна рядом с Эрминой. Гошка ржёт как конь, бегая с ней, сидящей на санках. Катька с Элизабет и Клариссой уворачиваются от снежков, которыми их забрасывают Шарли, Барт, Матильда и Аста. Плюс сверху во всех летят снаряды от феев. Даже Конни присоединилась. И всю эту кричащую, визжащую, смеющуюся ораву ещё беспрестанно обгавкивают два щенка, которых Георг подарил нам с Машкой.
— А я-то думала зима — это плохо, — всплёскивает руками Феодора, подходя к нам и укоризненно качает головой, глядя на веселье за окном.
— Это просто зима здесь такая. Тёплая, мягкая. Как в Швейцарии. Вроде и снег лежит, а можно ходить нараспашку и без шапки. У нас в России морозы такие, что не забалуешь. Шапки на уши. Валенки на ноги. Носы спрятать в шарф и не высовывать. А тут минус десять и даже руки не стынут.
— Это не моя заслуга, — отвечает Эрмина на мой вопросительный взгляд. — Зимы суровыми здесь никогда и не были. А за Безымянными горами и на побережье даже не представляют, что такое холод. Все же Абсинтия — север. И климат здесь совершенно другой, — вздыхает она.
Как бы ни стала она хорошо себя чувствовать физически, Эрмина всё же подавлена. В свой замок в Мёртвый лес мы её не отпустили. Но оттого, что нет пока никакой ясности в истории Конни, её гнетёт эта ошибка.
А Феодору — факт того, что единственный сын получит сан. Никогда не зазвучит в их огромном замке у Ледяных гор весёлый смех внуков. Не обнять ей невестку. Не сидеть во главе накрытого стола, собрав всю многочисленную родню. И я понимаю её боль. Её настроение. Она стала суше, жёстче, ворчливее. Я не осуждаю. Ведь ей предстоит это как-то принять.
Я перед отъездом нагружаю её своей работой, чтобы меньше у неё было времени на тяжкие думы, и её деятельная натура не предалась отчаянию, унынию, тоске.
В большой гроссбух она вписывает все полученные медикаменты. Её задача будет своевременно и строго распределять их по госпиталям, пока ни меня, ни Шако не будет.
— Резвятся они, — вздохнув, возвращается она к работе, и совсем по-стариковски опять ворчит: — Ладно Конни веселится, у этой самозванки ни стыда, ни совести. Но Шарлотта, — осуждающе качает она головой. — Муж при смерти, а она гогочет как гусыня в брачный период.
— От Шако прилетели новости, что он может Теренсу помочь, — разворачиваюсь я. — В нашем мире есть средства для лечения его недуга.
— В вашем мире, — хмыкает она. — Я, конечно, понимаю, что именно для этого он и взял с собой фея, что обойтись своими силами врачи вряд ли бы смогли, даже Шако. Но ведь это неправильно — постоянно надеяться на кого-то. Да, в вашем мире есть и оружие, и электричество, и асфальт, и машины, и лекарства. Но мы же не можем притащить оттуда всё.
— Мы и не собираемся, — упираюсь я спиной в подоконник. — Ты совершенно права: этот мир должен развиваться сам. И использовать для развития свои собственные ресурсы и кадры. И Георг как никто это понимает.
— Для чего же тогда всё это? — показывает она на нарядные упаковочки на столе.
— Это экстренная мера. Потому что ты сама сказала: всё можно исправить, только не смерть. И наша задача была остановить детскую смертность любой ценой. И с этой задачей мы справились. Дети поправляются. Но в стране десятки тысяч людей. Для них гильдия аптекарей уже занялась заготовкой медикаментов из местных трав и корешков. По крайней мере в районы их произрастания, пока здесь лежит снег, уже планируются экспедиции.
— Планируются, — качает она головой и снова утыкается в свои бумаги.
— Знаешь, Феодора, моя бабушка говорила: не давай голодному рыбу, дай ему удочку и научи рыбачить. — Вернее это говорил мой муж-рыбак, но не могу же я озвучить им про мужа. — И в долгосрочных планах стоит не таскать, как феи, всё что плохо лежит из нашего мира, а отправлять туда молодёжь для обучения. Чтобы исходя из ресурсов этого мира построить будущее. Может они придумают не серый асфальт, а белый. Я думаю, талантов здесь не меньше, чем в других мирах. Но пока надо решать более серьёзные задачи. И мы думаем о том, как отстоять своё право на независимость и избежать кровопролития.
— О пропавшем фее ничего не известно нового? — поворачивается ко мне Эрмина, промолчавшая всю нашу недолгую дискуссию, а вернее, мой вдохновенный монолог.
— Говорят, видели, как из Живого леса выезжал нанятый экипаж. Но возница в тот день валялся мертвецки пьяный. Карету у него угнали прямо от трактира, где он надирался. Но к тому времени, как протрезвел, повозку уже бросили на окраине города.
— А записка настоящая?
— Да, — снова разворачиваюсь я к окну и не могу сдержать улыбку.
Барта завалили и побеждённого, притихшего всей кучей закидали снегом. Он подождал, пока они устанут, а потом с рыком поднялся из этой снежной горы как настоящий медведь из берлоги. И не только у Георга заложило уши, когда Машка завизжала от восторга и страха, спасаясь от погони. Да что там Машка, все «девчонки» с воплями бросились от него врассыпную.
— Записка написана рукой Амато, — отсмеявшись, продолжаю я говорить. — Но вот место, где она лежала, подозрительное. Словно её сунули под дверь.
— То есть Георг думает, что его похитили?
— Подозревает, — киваю я.
— Тогда это кое-что объясняет, — ложится хмурая складка у Эрмины между бровей. — Фей, Конни, Годелин.
— Думаешь, всё это связано?
— Однозначно, — кивает она.
И нет, не повеселев, но как-то воодушевлённо просит слугу позвать Его Величество для срочного дела.
Глава 69. Даша
— Считаешь нам не хватит дров на всю зиму? — ещё отряхивая снег, налетевший за пазуху, слушает Георг Эрмину в своём кабинете.
— Нет, но мы только что говорили о том, какая мягкая и тёплая в Абсинтии зима, — стоит перед ним ведьма, пока я украдкой за его спиной подбираю с пола нерастаявший снег. — И я поняла, чем могу тебе помочь.
— Эрмина, пожалуйста, только не надо никаких самопожертвований. Не вижу смысла пилить Мёртвый лес, нам хватает дров.
— Пока хватает.
— Ничего не понимаю, — качает он головой и подскакивает, когда я засовываю подтаявший снежок ему за шиворот. — Даша!
Конечно, я не надеялась, что спасусь бегством. Он хватает меня, даже не сходя с места, стискивает, прижимает к себе одной рукой, а второй под мой визг засовывает в платье ледяной комочек, что не успел до конца растаять на его спине.
— А! А! А! — оттягиваю я ворот, пока ледышка медленно и неотвратимо ползёт вниз.
— Не стони так, пожалуйста, — шепчет мне Гошка в ухо. — А то я знаю, что принесу сегодня в спальню.
— Лучше кубики льда, — шепчу я ему в ответ, развернувшись, чтобы его поцеловать. И только чмокнув, наконец, разрешаю продолжить разговор.
— Эрмина, прости за этот детский сад, — грозит он мне пальцем вдогонку. — Объясни толком, зачем нам рубить Мёртвый лес?
— Не весь, Георг, — никак, ничем не отреагировав на эту сцену продолжает Эрмина. — Только деревья, которые действительно сгорели. Мёртвому лесу пригодилась бы санитарная вырубка. Но не это главное. Главное, что я хочу превратить мягкую зиму в суровую.
— Но зачем? — теперь ничего не понимаю я.
— Там, по всей границе, где теперь стоят лагеря наших войск, я могу локально понизить температуру хоть до минус тридцати. Поэтому нашу армию нужно обеспечить этими дровами, шатрами с печками и дополнительной тёплой одеждой. Чтобы всё это у них было, когда понадобится.
— Слушай, баба Наполеон, — восклицаю я, пока Георг обдумывает её слова. — Да ты просто гения! И перемёрзнут эти имперские войска как шведы под Полтавой. И на хрен им будет не нужна эта война, когда пуговицы от штанов поотваливаются от мороза. Там не только больные и измученные, там и здоровые побегут домой без оглядки.
— А почему должны поотваливаться пуговицы, — довольно красноречиво смотрит Георг на свою ширинку.
— Ну, у вас может и не поотваливаются, если вы их не из олова делаете. В пуговичном производстве Абсинтии я ещё не разобралась. А вот у армии Карла-какого-то-там-Двенадцатого, как гласит наша история, были именно такие на мундирах. А олово при тридцати трёх градусах мороза становится хрупким. Вот в наших холодах и навалилась на их пуговицы «оловянная чума». Так и поползли домой шведы поверженные, обмороженные и без порток. Так победил наш Пётр Первый шведского короля в Северной войне.
— Хм, Пётр Первый. А звучит! — прищуривается он, поворачиваясь ко мне. — Если и мы в этой войне победим, назову так своего старшего сына. Нашего сына, — поправляется Георг.
— Ля-ля-ля. Ля-ля-ля, — пою я, теребя оборку платья. Ничего не знаю. Ничего не слышу. Ничего не понимаю. Никаких намёков на сына не разумею.
— Спасибо, Эрмина! Именно так и сделаем, — щёлкает Георг пальцами слуге, веля прислать ему канцлера, а затем снова возвращается ко мне. — Ты, кстати, собралась?
— Конечно, — развожу я руками. — Абыжаешь.
— А я? — улыбается он.
— А что, тебя тоже нужно собрать? — делано улыбаюсь я, когда Эрмина не желая участвовать в нашей семейной перепалке, уходит. — У меня там и места-то уже в чемодане нет.
— Странно, что у тебя только один чемодан, — подходит он сам и резко приподнимает меня за талию. Прижимает к себе, зарываясь в волосы. — Как у тебя дела?
— Отлично, сказочка моя. А теперь, когда кроме ветрянки за нас будет и зима, ещё лучше.
— Что нам делать с Конни? Гриф нашёл дальнюю родственницу её матери где-то на юге Дуоса. Старушка согласна её приютить.
— Не факт, что эта Коняга ещё согласится к ней поехать. Но, мне кажется, нам придётся взять её с собой.
— А если сбежит по дороге? — трётся он щекой о мои волосы.
— Туда ей и дорога. Сомневаюсь, что будет от неё толк для Филлипа, даже если она ему расскажет всё, что знает. Знает она не много. Но если не сбежит, то, возможно, что-нибудь вспомнит там и снимет, наконец, с души Эрмины этот груз, что её морально убивает.
— Согласен, — целует он меня в затылок, когда за спиной раздаётся вежливое покашливание Клодвига.
И я иду переодеть после гулянки Машку. Да провести с ней эти недолгие часы перед разлукой. И знаю, что Георг, как только сможет, присоединится к нам. Чтобы провести втроём тихий семейный ужин и крепко-крепко обнять дочь перед сном.
Завтра мы уедем, пока Мариэль ещё будет спать.
Глава 70. Георг
Дорога до Колхикона обещала быть долгой, тяжёлой, но, оказывается, всё зависит от того, с кем едешь.
В этот раз у меня не оторвали половину души, которая всегда остаётся с ней. Моя заноза была рядом, и чувство полноты бытия не оставляло меня всю дорогу.
Когда мы скакали рядом, болтая, или мчались наперегонки, поднимая снежную пыль. Когда она читала, сидя в карете или спала, свернувшись калачиком. Когда смеялась над моими шутками, грустила, слушая мои истории, или была серьёзной, когда мы обсуждали дела. Она была рядом. И меня не оставляло ощущение, что ведь это единственное, что мне нужно: чтобы она всегда была рядом. И всё.
Ночь мы провели в расположении наших войск. А утром, распрощавшись с Бартом и феями, двинулись через горы и границу в Колхикон.
В том, что она понравится Робу я ни секунды не сомневался. Но что она настолько очарует всю его семью и даже Таирия, искренне не ожидал.
— А в нашем мире рассказывают историю о Колхиде, — щебечет она за столом, где не только я не могу оторвать от неё глаз. Она притягивает к себе взгляды, даже когда молчит. Потому что потрясающая. Потому что из другого мира. И потому, что я влюблён в неё по уши, чего мои братья от меня никак не ожидали. — Очень похожая на Колхикон страна, даже названием. Сейчас она находится на территории современной Грузии, но тогда это было царство, где хранилось золотое руно. И вот за этой магической шерстью барана, если кто не знает, — оборачивается она ко мне, — отправился некто Ясон со товарищи, чтобы вернуть власть своего отца.
— Пешком? — уточняю я.
— Нет, нет, это был морской круиз, то есть поход, — улыбается она. — И они там много чего натворили, пока плыли, но в итоге прибыли, наконец, в Колхиду. Только колхидский царь ожидаемо не захотел отдать своё сокровище просто так, — заставляет она улыбнуться Роберта, переведя взгляд на него. — Он велел Ясону вспахать поле упряжкой огнедышащих волов и посеять зубы дракона. Но забыл уточнить, что вырастет из них армия очень сердитых воинов.
— И Ясон вспахал? — аж подскакивает на своём месте двенадцатилетний сын Роберта, Роберт-младший.
— Конечно. И засеял. Но, — подмигивает Дашка его сестре-близнецу Софии, — в Ясона по уши влюбилась дочь царя, Медея. И вот она ему подсказала, что нужно кинуть в толпу воинов камень, и они сами друг друга поубивают, потому что мозги в их комплектацию не входили.
— Он так и сделал? — это уже Татия, жена Роберта.
— Конечно. А сама Медея усыпила дракона, что охранял руно. Руно украли. Аргонавты с Медеей прыгнули на «Арго», так назывался их корабль, и хоть до хэппи энда там ещё далеко, но, в общем, сбежали.