— Почему так долго? — устало простонал он, опираясь на стойку регистратуры. — Что с ней? Как она? — поняв, что просто так никто не собирается общаться с ним, Бен протянул девушке хрустящую купюру. Она тут же расплылась в теплой улыбке и встала, чтобы все лично разузнать. Девушка ушла, но, вернувшись, уже выглядела более собранной и серьезной. Бен сразу уловил перемену в ее запахе, и это ему очень не понравилось.
— У плода началась гипоксия, было принято решение сделать кесарево сечение, — сообщила девушка. Бен ощутил, как в горле пересохло, а пальцы болезненно впились в кожу ладоней. — Сейчас идет операция. Не переживайте, все будет хорошо с вашей женой и ребенком, — заверила его медработник. Наверное, решила, что он отец.
— Почему? Почему началась эта…гипоксия? — сглотнул оборотень.
— Ребенок очень крупный, — объяснила девушка. — Врачи пытались помочь ему родиться, но ничего не вышло. Если бы не операция, то погибли бы и мама, и ребенок, — шепнула акушерка, пытаясь успокоить взволнованного Бена. Первый человек в этой больнице, кто проявил к нему сочувствие. — Все будет хорошо, у нас эти операции делают по десятку каждый день. Через тридцать минут скажем вам, кто родился, папа.
— Кто родился?! — Бен вздрогнул от голоса мертвого брата за своей спиной. Через весь коридор к нему летел Роман. Живее всех живых. — Что с Юлей?! — он явно с дороги. Одежда примята, взгляд усталый, под глазами синяки.
— Вы тоже его видите? — Бен указал пальцем на брата, обращаясь к девушке. Он до конца не верил в то, что не спятил. А не является ли покойный брат его галлюцинацией? Может ото всех этих событий Бен просто сошел с ума, и все происходящее — плод его больного сознания?
— Да, — рассеянно улыбнулась акушерка, переводя растерянный взгляд с одного брата на другого. — А кто из вас отец?
— Я, — уверенно ответил Роман. Взгляд у него был такой, словно он приготовился рваться в бой. — Что с моей женой?
Девушка сказала ему то же, что и Бену. Слово в слово. Затем она вернулась за стойку и начала копаться в каких-то бумагах.
— Простите, но в документах девушки отец не обозначен, — пробормотала акушерка. — Я вообще не имею права предоставлять вам информацию, если вы не родственники.
— Я ее муж! — заявил Роман, выложил на стойку свидетельство о браке.
— Но в документах не указано… — прошептала она. — Почему роженица у нас значится как мать-одиночка? — не могла понять акушерка.
— Семейная ссора, — улыбнулся Роман, демонстрируя ослепительно белые зубы. Он умел быть обаятельным, когда это было необходимо. — Я могу их навестить?
— После операции мать поместят в реанимационное отделение, там нет посещений, а ребенок… — она замялась. — Нужно поставить мать в известность.
— Хорошо, — Роман вновь улыбнулся. — Я могу поговорить с главврачом? — удивил он медсестру.
— Третий этаж, кабинет сорок… — сникла девушка.
— Благодарю вас, — Роман подмигнул медсестре.
— Какого черта? — устало вздохнул Бен. Он так нервничал все это время, что сейчас ощутил полное опустошение.
— Спасибо за помощь, — Роман крепко обнял брата, похлопав того по плечу. Как же он соскучился по мелкому! Ничего, у них еще будет время обо всем поговорить. Сейчас есть дела поважнее. — Мы ведь здесь одни? Родственники Юли не объявлялись? — он скользнул взглядом по полупустому коридору. Бен отметил в интонации брата что-то темное и зловещее.
— Марк ошивается где-то поблизости. Он жил с твоей женой все это время, — не верилось, что Юля могла отдаться этому сосунку, который даже волком не пахнет, но это не его дело. Пусть Ромыч сам разбирается со своей женой.
— Ясно, — кивнул старший Манкулов. — Жди здесь, не уходи, — развернувшись, он скрылся на третьем этаже.
Глава 37
Юля
Конечно, я понимала, что роды, это сложно, но даже представить себе не могла, что настолько. Невыносимая обжигающая боль, которая исчезает лишь на несколько секунд, а затем возвращается, чтобы вновь пытать меня. Так длилось несколько часов. Я думала, что сойду с ума, но вскоре осознала, что раньше, чем безумие, меня настигнет смерть. Я кожей ощущала приближение старухи с косой.
В определенный момент мне показалось, что я уже подошла к той грани, за которой начинается вечность. Все слилось в один поток невыносимой, всепоглощающей боли. Вокруг меня начали бегать какие-то люди в белых халатах, они что-то кричали, появилось ощущение полета. Я не знаю, что случилось. Просто в какой-то момент я отключилась, погрузившись в липкое, вязкое забытье.
Когда очнулась, живота уже не было. Я лежала в палате с белыми стенами. Рядом пищал какой-то прибор. Постепенно вместе с чувствительностью возвращалась и боль. Уже не та обжигающе-режущая, а другая — ноющая, противная, но терпимая. Боль — это мелочь. Я больше не беременна. Теперь возник главный вопрос — где мой ребенок? Что с ним? Я попыталась пошевелиться, но тело не слушалось. Оглянулась, и только тогда заметила возле себя молодую девушку. Она смотрела в окно задумчивым взглядом, совсем меня не замечая.
— Эй, — слабо, хрипло простонала я. Только тогда меня заметили.
— Ой, — вздрогнула медсестра. — Вы очнулись.
— Где мой ребенок? — прошептала я, чувствуя, как сердце замирает.
— Он в отделении новорожденных, с ним все хорошо, — улыбнулась мне девушка. — Даже гипоксии не было. Здоровый мальчик четыре с половиной килограмма, — в ее голосе послышалась похвала. — Для вашего срока это удивительно крупный ребенок. Даже хорошо, что он родился сейчас. Я никогда не видела, чтобы на таком сроке рождались доношенные дети, но вам, видимо, неправильно рассчитали срок. Иного объяснения я не нахожу. Только, вы знаете, — она замялась, а у меня сердце ушло в пятки, — у него глазки странные. Я тут много детей видела, самых разных. Но чтобы новорожденный имел желтые глаза… — она изумленно покачала головой, а я облегченно рассмеялась. Мой маленький альфа уже успел испугать медперсонал. — Но, вы знаете, это совсем его не портит. Он такой милый, и эти «звериные» глазки очень ему идут.
Вся боль и мучения последних часов мгновенно забылись. Мой сын живет на свете всего несколько часов, а уже успел привлечь к себе внимание и очаровать медсестер. Мой мальчик, мое родное солнышко. Альфа, который уже в утробе матери рос не по дням, а по часам. У оборотней такое бывает, что детенышей мы носим меньше положенного срока, а они все равно рождаются здоровыми и крупными. Интересно, на кого он похож? Хотя, что за глупый вопрос. Конечно, на папу! Сердцем чувствую, что сын будет копией отца.
— Пора колоть обезболивающее, — улыбнулась девушка, вводя в капельницу порцию лекарства. Вскоре боль в животе утихла, стала почти незаметной, и мое сознание прояснилось. Я поняла, что лежу в одноместной палате, которая очень уж контрастирует с неухоженным видом других помещений. Здесь сделан ремонт, есть телевизор, сплит-система, а на подоконнике красуется шикарный букет цветов. Это еще что? Это мне? От кого? Неужели от Бена?
Ох, все произошедшее теперь казалось мне дурацким сном. Как Бен нашел меня? Как смог проникнуть в квартиру? Впрочем, скорее всего, нашел он меня также, как и Тимур. Вспомнив брата, я мотнула головой. В глубине души меня грызло непонятное чувство вины за то, что не скорблю по нему. Мне было неприятно вспоминать того, кто поднял на меня руку, но и смерти я ему не желала, тем более, такой страшной.
— Цветы прислал папочка ребенка, — улыбнулась медсестра. — Он у вас такой заботливый. Все организовал, со всеми договорился. Оплатил вам палату повышенной комфортности, а вокруг малыша и вовсе половина роддома прыгает, — она зашлась заливистым смехом, а я подумала, что девушка, должно быть, имеет в виду Бена. Брат мужа решил позаботиться о своем племяннике? Неужели решит забрать его и меня в стаю? От этой мысли все внутри похолодело. Нет, я не хочу обратно в клан! Не хочу жить среди волков, которые живут лишь инстинктами и враждой.
Эти шесть месяцев в городской квартире стали для меня настоящей отдушиной. Я вкусила все прелести свободной жизни. Можно идти куда сердце пожелает, не отчитываясь перед отцом, братьями и всем кланом. Можно жить и дышать, зная, что враги семьи не рыщут где-то поблизости, мечтая перегрызть глотки всем, кто зовется Капуловым. Я выросла в этом кошмаре, и не позволю, чтобы мой сын жил такой же жизнью. Роман ненавидел саму суть этой вражды кланов, и меньше всего на свете хотел бы, чтобы и его были отравлены ненавистью.
— Скажите, когда меня выпишут? — обратилась я к девушке, которая, похоже, тоже была оплачена и приставлена ко мне. От такого вопроса медсестра опешила. Еще бы! Меня только что прооперировали, а я уже рвусь на волю.
— Как минимум через пять дней, — «обрадовала» меня медсестра. — Вы после операции, вам нужно наблюдение врачей.
— Хорошо, где мой ребенок? Разве я еще не могу за ним ухаживать? — пытала я девушку.
— Но вам еще рано даже вставать с постели! Вы переживаете за малыша? Поверьте, за ним ухаживают, и он ни в чем не нуждаются.
— А можно мне его увидеть? — загорелась желанием я. Мне было жизненно необходимо, чтобы мой ребенок находился рядом со мной. Волчица внутри металась и беспокоилась, не чувствуя запах детеныша.
— Хорошо, я попрошу, чтобы ребенка принесли и приложили к вашей груди, — осторожно кивнула медсестра. — Обычно это делают позже, но раз вы просите…
— Да, очень прошу! — активно закивала я. И вскоре мое желание исполнилось. Девушка ушла, и через десять бесконечно долгих минут вернулась с моим чудом на руках. Малыш был завернут в голубую пленку из качественного хлопка, которую я точно не покупала. На пеленке нарисованы супергерои из американских комиксов, а я бы такую не взяла. Ни к чему младенцу агрессивные рисунки. Я точно помню, что все приданое имело рисунок милых мишек и зайчиков. Хотела спросить, откуда у моего мальчика такое приданое, но его положили мне на грудь, и я обо всем забыла.
Этот волшебный запах новорожденного ребенка я не забуду никогда. Карамельки! Мой малыш пах карамельными конфетами. Едва его невинный аромат коснулся моих рецепторов, как в ту же секунду включились все инстинкты. Я и волчица слились воедино, обхватив ребенка руками, прижав его к себе. Волчья ипостась порывалась вылизать малыша, и она бы это сделала, если бы я вовремя ее не одернула. Вот когда научится превращаться в волчонка, тогда пусть и вылизывает, а до пяти лет это человеческий малыш!
Поражало и то, как сильно мой мальчик похож на своего отца. Такое чувство, будто природа взяла лицо Романа и наклеила его на этого малыша. Как такое возможно? Ребенок живет на свете несколько часов, а уже является точной копией своего отца. Любой, кто взглянет на него, тут же поймет, что перед ним сын Манкулова. Мало того, что мальчик обладает странной смесью запахов, будто мой собственный, Капуловский, и запах Манкуловых соединились, образовав нечто совершенно невероятное.
— Вот так… — медработник помогла мне приложить его к груди. Невероятное ощущение, когда кормишь грудью! Приятно, но немного больно. Малыш так самозабвенно работал ротиком и добывал себе еду, что его силе можно было только позавидовать. Я смотрела на него, не отрываясь, и точно знала, что больше никогда не отпущу своего малыша. С этой минуты мы не расстанемся.
— Я хочу, чтобы он спал здесь, — заявила я, умоляюще смотря на медсестру. Она ведь не заберет моего мальчика, правда? Зачем ему где-то лежать без мамы? Я ведь пришла в себя, и при первой же возможности встану на ноги. Буду кормить ребенка, а пеленки первое время, так и быть, пусть ему меняет эта милая девушка. Только бы мой сын был рядом! Кажется, если его унесут, то я просто сойду с ума и буду ползти за ним.
— Хорошо, сюда привезут кроватку, — дернула плечом медсестра. Что-то в ее взгляде меня насторожило. — Обычно женщины после операции около суток не могут ухаживать за детьми, но вы, похоже, очень быстро идете на поправку, раз сами хотите кормить, — мое поведение явно очень удивляло ее, но я не обращала внимания на девушку. Сейчас для меня существовал только мой малыш. Всю беременность я никак не могла выбрать имя, решив, что определюсь, когда увижу сына. И вот, я смотрю на него и пытаюсь понять, как же назвать эту крошку, которая вырастет в сурового и сильного альфу.
Иван? Нет, слишком просто. Алексей? Нет, не то. Я перебирала в голове одно имя за другим, неотрывно смотря на сына, пока вдруг не поняла, что назвать его можно только одним именем — именем его отца.
Роман Романович Манкулов. Звучит неплохо. Никогда не понимала тех, кто называет ребенка именем родителя, но сейчас это было как никогда правильно. Пусть покойный отец навсегда останется с мальчиком. Склонившись, я поцеловала свое сокровище в лобик, лишний раз вдыхая волшебный аромат младенца. Он наелся и уснул, сладко засопев на моих руках. Именно в этот момент за дверью моей палаты послышался какой-то шум. Я различала мужские голоса, брань, а затем и звуки ударов. Мы с медсестрой испуганно переглянулись, я прижала младенца сильнее, а моя волчица угрожающе оскалилась. Что она сделает в таких условиях? Ничего, но инстинкты берут свое. Не удивлюсь, если волчица бросится на тех, кто посмеет приблизиться к ребенку, разорвав мне все швы. Сейчас для нас главное — малыш. Его нужно защитить любой ценой. Минута, вторая… Через пять минут все стихло. За дверью воцарилась тишина.
Глава 38
Роман
— Где ребенок? — голос Романа мгновенно стал стальным, стоило увидеть пустую кроватку. Ему же должны были носить смесь прямо сюда! Стоило отлучиться на полчаса, как он исчез! Проклятье!
— С матерью, — невозмутимо отозвалась медсестра.
— Как? — опешил Роман. — Она уже очнулась? — волнение быстро сменилось страхом. Причем, страхом за свой собственный хвост. Его волк испуганно притих, предательски забившись подальше. Как самец он понимал: ребенку лучше всего с матерью, но при мысли о встрече со своей женой его одолевал страх и жуткий, сжигающий стыд.
— Да, и попросила принести ей ребенка, — улыбнулась ему девушка. — Мы не имеем права отказывать.
— Да, это правильно, — рассеянно кивнул Роман. Он успел пообщаться с новорожденным сыном всего пару часов. Маленький, хрупкий младенец пробудил в нем какие-то совершенно неожиданные чувства. Захотелось сюсюкать, хотя Роман никогда не страдал подобной ерундой. Молодой отец почти не спускал малыша с рук, любуясь его желтыми волчьими глазами. Альфа. Юля, его нежная, хрупкая, юная девочка родила ему альфу, будущего вожака. Ему хотелось носить ее на руках, но в то же время признаться ей, что все это время он был жив, оказалось непосильной задачей. На несколько секунд он вообще пожалел, что не сдох и остался жив.
— Скоро приедут, — отчитался подоспевший Бен. Удивительно, но стоило пожертвовать роддому пару сотен тысяч рублей, как Манкуловым открылись все помещения. В бахилах и халатах, но они могли ходить, где им вздумается. Бен отправил сообщение в стаю, требуя прислать охрану для младенца и его матери. Сложно было объяснить воинам стаи, откуда взял младенец, и почему его нужно охранять, но он заверил их, что они все поймут на месте.
— Я должен идти к Юле, — вздохнул Роман. Младший брат понял все без лишних слов.
— Проводить? — невзначай предложил он. — И вообще, давай я сам с ней поговорю. Если в палату просто войдет покойник, у девочки пропадет молоко, — Бен бросил на брата недобрый взгляд. Брови Романа изумленно взлетели вверх.
— Ты беспокоишься за мою жену? — в его словах послышалась едва уловимая угроза.
— Конечно! — ничуть не испугался Бен. — Если бы к тебе вошел мертвый отец, ты бы как отреагировал?
Роман задумался.
— Ладно, пошли, — нехотя согласился он. Сердце бешено колотилось в груди. Братья поднялись на третий этаж и уже приблизились к палате Юлии, когда позади них послышались звуки торопливых шагов, а в нос ударил знакомый до боли запах. Пожаловали Капуловы. Как они узнали обо всем? Впрочем, шило в мешке не утаишь. Пора налаживать отношения с родственниками. В конце концов, теперь их связывает маленький альфа.