Щукин вынул из ящика карточку и углубился в изучение ее содержания. Потом он удовлетворенно хмыкнул и отложил ее в сторону. Вот этому парню он даст шанс. Вполне реальный для умного человека. И состоится у них диалог двух умных людей. Ну, а если один из них окажется дураком? Тогда дурак получит почетную возможность сменить на два года туфли на сапоги и выполнить свой воинский долг.
Щукин последний раз затянулся сигаретой, отвинтил колпачок авторучки и принялся выписывать повестку Мальцеву Виктору Владимировичу, младшему научному сотруднику Института физики.
Глава 3
Неблагополучная квартира
Если театр начинается с вешалки, то холостяцкие квартиры в ДОСах начинаются с запаха. С мистической закономерностью во всех таких квартирах почему-то сломан унитаз. Запах мочи, дополненный запахом пота, табачного дыма, грязных носков и сапожного крема, составляет неповторимый букет холостяцких квартир, где я последние годы и пытаюсь найти свое дамское счастье.
На застеленном газетами столе стояли вскрытые консервы сайры, тарелка с солеными огурцами, ломти пайковой красной рыбы, маринованные помидоры, жестяные кружки из солдатской столовой и бутылки водки. Подвыпившие лейтенанты что-то орут, чавкают помидорами и провозглашают тосты.
Борзинский всепогодный женский десант сегодня тоже тут, в квартире номер восемь. Это я — Люсьен, и мои боевые подруги — Шпала, Бурятка и Чесотка. Хотя у нас здесь подруг не выбирают. С кем вечером по дороге в ДОСы — та и подруга. На сегодня такой вот расклад.
Банкет дается в честь молодого коммуниста лейтенанта Вислякова или просто Вислого, которого сегодня приняли в партию. Еще никто особо не пьян, поэтому разговоры ведутся о службе. Присутствующим дамам эти специальные разговоры непонятны. Из услышанного мы понимаем только то, что все солдаты — быдло, их нужно мочить, а работа на радиолокационной ракетной технике сопряжена с опасностью для здоровья. И поэтому распитие водки — это вынужденный шаг, совершаемый для защиты от каких-то смертоносных волн, исходящих от локаторов и ракет.
Вновь наполнились кружки, и сам виновник торжества, молодой коммунист Николай Висляков, выпучив глаза болотного цвета, выкрикнул тост:
— Партия говорит: «Надо!», комсомол отвечает: «Есть!»
Девчонки вскинули жестяные солдатские кружки и, вытянув шеи, что есть силы заорали писклявыми голосами:
— Комсомол отвечает: «Есть!»
Услышав ответный слоган, Вислый вскочил с табуретки, поднял вверх кружку и опять заорал так, что на толстой шее вздулись жилы:
— Партия говорит: «Надо!!!»
— Комсомол отвечает: «Есть!», — пронзительно запищали девки. Между прочим, мы все действительно комсомолки, так что все правильно.
Лейтенант Басин, хрустя огурцом и брызгая слюной, объясняет Бурятке сбивчивой скороговоркой:
— Противолокационная ракета «Шрайк» запускается с самолета и наводится по лучу от станции наведения. Поэтому в бою среднее время жизни станции наведения комплекса «Круг» всего два часа!
Услышав это, Вислый дернулся, как от электрического разряда, потом вскочил и заорал благим матом:
— Мы смертники!
— Мы смертники, мы смертники! — завизжали в ответ девчонки.
Веселье тем временем набирало силу. Все орут, пьют, брызгают слюной, закусывают, бегают в туалет, произносят тосты и опять пьют. Потом сдвинули столы и пошли танцевать.
«Ван вэй тикет, ван вэй тикет, ван вэй тикет ту зе блу», — надрывается из магнитофона «Ирапшн».
Кстати, это про меня поют негритосы. Ван вэй тикет. Билет в один конец. Сегодня я должна определиться, кто из этих орущих ребят купит мне этот билет в один конец, по которому я сяду в волшебный поезд из моего недавнего сна.
Выбор, девочки, прямо скажем, небольшой.
Напротив меня сидит Плейшнер. Вроде тихий, с позолоченным значком суворовского училища на широкой груди. Но какой-то странный. Над его железной кроватью висит фотография очень красивой девушки. Ей можно дать и двадцать пять лет и пятнадцать. Бывают такие лица. Когда Плейшнер выпьет, то говорит, что это его невеста Света, мастер спорта по гимнастике, погибла год назад в автокатастрофе. Когда выпивает еще больше, то снимает эту фотографию со стены и смотрит неотрывно на нее, держа перед глазами обеими руками.
Пару месяцев назад эта девчонка, вполне живая, внезапно приехала с подругой в Борзю и нагрянула к Плейшнеру сюда в восьмую квартиру. Плейшнер тогда почему-то страшно перепугался, прятался от нее и даже ночевал в казарме, пока она не уехала.
Следующим по часовой стрелке идет Бас. Орет и брызжет слюной больше всех. Неожиданно тонким для своей комплекции голосом сейчас визжит вместе со «Статус Кво»:
— You Are in the Army Now! Ю ар ин зе арми нау! А-а-а-а ин зе арми, нау!
Бас неуправляемый тип. Время от времени откалывает номера — нарочно не придумаешь. Когда двухгодичник Паренек появился в части, майор Кролевец из особого отдела у него сто рублей сразу одолжил. Дело обычное, типа до зарплаты. Ну понятно, и не думал отдавать, на то он и майор, а Паренек так, чмо гражданское, студент, одним словом. Паренек уже и забыл про это, а Бас, как узнал, возбудился весь и пошел домой к Кролевцу. Под мухой, понятно. Пришел, позвонил в дверь и сказал, что, мол, если завтра, товарищ майор, не отдадите Пареньку сто рублей, я прихожу и выношу телевизор. Жена Кролевца на шум вышла, все слышала. Особист деньги Пареньку на следующий день отдал, но Баса запомнил. Хорошо запомнил, тихо так, без шума. Ребята в особом отделе тихие, но свое дело знают. Кого попало туда не берут. За эти годы я стала психологом-самоучкой. Вернее, военным психологом-самоучкой. Так вот, скажу я вам, прямой путь Басу из ЗабВо в ТуркВо, Туркестанский военный округ. На лбу его так и написано — ТуркВО. Если не хуже. Для таких горячих парней есть еще УРы — Укрепленные Районы, полигон Эмба и много других точек, которые мне вовсе неинтересны. Так что пусть себе орет, поет, наверное, драться дальше полезет. Хорошо, если с кем-нибудь на улице, а то может и со своими.
Следующий — Лосев. В отличие от остальных он не лейтенант, а младший лейтенант — очень редкое в Советской Армии воинское звание. Лося я знаю давно, когда он был еще лейтенантом. Знала и его жену, Наташу. Красивая девчонка была. «Красивая» не то слово. Очень красивая, да. Была, да сплыла… Я даже помню песню, которую она пела под гитару:
На озаренный потолок ложились тени
Сплетенье рук, сплетенье ног,
Судьбы сплетенье.
И падали два башмачка со стуком на пол,
И желтый воск из ночника на платье капал.
Красиво как. Тонко… Серебряный век. Так тонко, что, думаю, без понюшки кокаина здесь не обошлось.
Хорошо пела красавица Наташа Лосева, тихо перебирая струны тонкими длинными пальцами. Потом лейтенанты из того призыва переписывали слова и мучительно пытались подобрать на гитаре: «Свеча горела, свеча горела, свеча горела». Получалось плохо, ну, как если бы Лосева в кирзачах вдруг пошла по плацу торжественным маршем. Лось — красивый парень, кандидат в мастера по боксу. Что там случилось — кто ж его знает. Только от того Лося сейчас мало чего осталось. Похудел, звездочка всего одна на погонах. Ну и в глазах тоска смертная. Лось улыбается вымученно, а от этого тоска в глазах еще больше страшная. Что-то сильно повредилось в тебе, Игорь. Жены давно нет, уехала Наташка. А Лося переселили в общежитие к холостякам, куда он забрал из своей бывшей квартиры только какие-то спортивные кубки и томик Алексея Толстого. Носится с этими кубками и томиком, как ненормальный.
Хороший ты парень, Лось, но без бабы, видать, хана тебе. По глазам вижу — хана. Не выкарабкаешься. Точнее говоря, всем вам, товарищи лейтенанты, без бабы хана. Только молодые вы еще, не знаете этого, вот и орете, водку хлещете, весь мир у вас в кармане. Дай Бог вам остановиться. Не знаете, почему вам хана без бабы? А знаете, как по фене матрац? Матрац по фене будет «женщина». Ну, а подушка — «жена». Дядя Кеша как-то рассказывал.
Взять бы вот так, подойти к Лосю и сказать: «Давай, Игорек, рискнем и попробуем? Я тебе дам, чего тебе не хватает. Ничего особенного — тепла женского. Без чего ты, похоже, с катушек слетишь вовсе вскорости». Только не выйдет ничего, да. У тебя, Лось, позади волочится столько разного, что и не разберешь, где что… Эх, Лось, Лось… Ну и я девушка, как говорится, с прошлым. Потонем оба с таким грузом. И тебе, Лось, рвать когти отсюда надо поскорее и подальше.
Но уехать просто так Лось тоже не может, какой-никакой, а офицер, есть такая статья про дезертирство. Где-то год назад закосил Лось, чтобы уйти по актировке. Чтобы комиссовать, его возили под конвоем в сумасшедший дом в Читу на экспертизу. Там Лося признали вменяемым и привезли под конвоем обратно в Борзю. Так и шляется с тех пор в полевой форме с портупеей по борзинским малинам, все местные братки — его кореша. На службе почти не бывает, зарплату ему перестали платить еще полгода назад, кроме полевой формы у него другой одежды нет. Чтобы не обвинили в дезертирстве, Лось раз в две недели приходит в часть и становится в строй. Его комбат, капитан Козлов, уже привык к этому и не обращает внимания, а сразу определяет Лося в какой-нибудь малоответственный наряд. Например, дежурным по котельной. Хотя после того самого инцидента котельную Лосю уже не доверяют.
А инцидент был прошлой зимой. Температура ночью в казарме была, как обычно, градусов пятнадцать, солдаты спали, не раздеваясь, спрятавшись под одеяло с головой. Под матрацем в таких случаях пропускается ремень, который застегивается сверху над одеялом. Немного согреться можно будет только утром, выпив в столовой кружку гарячего чая. А по-настоящему согреться можно будет на техтерритории под дюзой турбины пусковой. Тут главное поплотнее закрыть лицо меховыми варежками, набрать в грудь побольше воздуху, и под струю! За минуту, на которую можно задержать дыхание, пробирает жаром до самой последней косточки! Потом еще минут тридцать слегка дымящийся танкач сохраняет живительно тепло. А все потому, что уголь с хоронорского разреза, которым топят в котельной, имеет малую удельную теплотворную способность. Это был широко известный факт. На эту тему было защищено несколько кандидатских диссертаций, на основе которых в штабе округа в Чите рассчитывались суточные нормы и средние температуры многочисленных установочных документов.
После очередного появления Лося на разводе комбат Козлов определил его в наряд дежурным по котельной. Лось приступил к выполнению возложенных на него обязанностей уже не совсем трезвым, да еще хорошо добавил где-то по дороге в котельную. К тому же за сутки до этого Лось, находясь в Борзе, то ли упал, то ли подрался с кем, поэтому лицо его носило следы асфальтной болезни.
То, что было дальше, солдаты, бывшие в те сутки кочегарами, передавали неохотно и как-то запутанно. По их рассказам выходило, что младший лейтенант Лосев, внезапно завалившись в котельную, посмотрел на обратку [9], потом взял стоящий в углу лом и, страшно скрипя зубами, обратился к истопникам с ультиматумом, хватаясь время от времени свободной рукой за кобуру. Суть ультиматума состояла в том, что если температура на обратке не будет поднята до семидесяти градусов, то Лосев вот этим ломом размозжит черепа по очереди всем кочегарам. После этого Лось ушел спать в казарму, забрав зачем-то лом с собой и сказав, что вернется через три часа.
То, что младший лейтенант Лосев забрал лом с собой, совсем сломило кочегаров. Они устроили совещание и решили поднимать температуру. Лось пришел не через три часа, как обещал, а через два. Посмотрев на обратку, он остался очень недоволен, сам схватил лопату и стал бросать в топку уголь. Потом он стал включать наугад запыленные рубильники, которые никто не трогал с момента сдачи котельной в эксплуатацию. При включении одного из рубильников, на котором висела табличка «Неисправен», неожиданно с жутким воем заработал резервный наддув топок.
Через два часа солдаты в казарме стали просыпаться от жары. В котельную прибежал взволнованный донесениями из казармы помощник дежурного по части.
В котельной он увидел вырывающиеся из жерл топок языки адского пламени, в свете которых сновали голые по пояс кочегары. Картину дополнял сатанинский вой вентиляторов наддува, которые считались неисправными со дня основания части. Помощник дежурного доложил по телефону об увиденном дежурному по части, а также сообщил, что младший лейтенант Лосев сам швыряет уголь в топки, никого к себе не подпускает, температура в котлах девяносто градусов. Израсходован суточный запас угля.
Дежурный по части здорово перепугался и вызвал в кочегарку по тревоге караул, чем предотвратил возможный взрыв котлов.
После этого случая начальник штаба полковник Гуревич передал через сослуживцев, что хочет поговорить с Лосевым и ждет его у себя в любое время. Когда Лось пришел, они с Гуревичем полюбовно решили, что Лося направляют в Читу на психиатрическую экспертизу. Поскольку конечной целью Лося было увольнение из армии по состоянию здоровья, этот вариант вполне его устраивал.
Несмотря на то, что Лось рассказал военврачам, что необходимо срочно просверлить его череп и отсосать лишний мозг, экспертиза констатировала: отклонения по шизоциклотимической оси Кречмера у младшего лейтенанта Лосева находятся в пределах медицинской нормы.
Сам же прецедент с котельной оказался не таким безобидным, как можно было бы подумать. Он перечеркивал все многолетние расчеты военных специалистов из штаба округа о малой теплотворной способности хоронорских сланцев. По этому поводу даже состоялось закрытое совещание командования части. Результатом совещания явилось постановление о неполном служебном соответствии капитана Козлова, который допустил Лося в котельную, и запрет самому Лосеву подходить к котельной ближе, чем на пятьдесят метров под угрозой немедленного ареста и помещения на офицерскую гауптвахту.
Ну и последний в моем раскладе — лейтенант Висляков. Именно рядом с ним сейчас сижу я и обнимаю его могучую потную шею. Потому что Вислый и есть тот самый капитан Грей, который увезет на алых парусах свою Ассоль из этого бестолкового городишка. Хотя у Грина как-то все неоднозначно. Этот самый Грей на корабль с алыми парусами Ассоль-то взял, но о женитьбе нигде речи не шло. Я еще когда девочкой смотрела этот фильм, то недоумевала: ну взошла Ассоль на пароход с алыми парусами, куда ее позвал подозрительно красивый Василий Лановой, ну а дальше-то что? «Поматросили и бросили», — как говорит тетя Маша? Так это опять про меня.
Но теперь все будет по-другому. Поэтому я и стараюсь так сегодня для молодого коммуниста Николая Вислякова. Партия говорит: «Надо!», комсомол отвечает: «Есть!». Амуниция на мне боевая — вьетнамские нейлоновые ресницы, накладные ногти кроваво-красного цвета, югославский бюстгальтер-душитель и пояс штангиста с пряжкой, усыпанной китайскими бриллиантами. Прямо не Люсьен, а трансформер какой-то. И духи на мне «Пани Валевска» — тетя Маша подарила на мой день рождения. Полгода с зарплаты откладывала, купила их через знакомую в Краснокаменске. Краснокаменск — закрытый город недалеко от Борзи, пускают туда только по спецдопуску. Чем они там занимаются, я не знаю, но в магазинах там есть то, что Москве и не снилось. Расплакалась еще тогда тетя Маша чего-то. Протянула темно-сиреневый узкий флакон, а потом отвернулась и заплакала. Может, представила, как среди запахов пота, сломанного унитаза, носков и пролитой водки будут пахнуть свежие фиалки «Пани Валевска» на ее племяннице. Сюр какой-то с этими духами. Как и мой волшебный поезд из сиреневой дымки на борзинской станции.
Колян мой тоже приоделся по случаю: потертые треники с пузырями на коленах и какая-то фуфайка поверх голубого офицерского нижнего белья. Под трениками, наверное, такого же цвета офицерские кальсоны. Колян уже наорался вдоволь и теперь сидит тихо, уставившись на мое колено в капроновых колготках. Даже положил на него свою потную ладонь.