— Странная аллегория. В романе, который сразу припоминается под стук колёс, всё заканчивается плохо для героини.
— Брось, эти поезда почти бесшумные.
— И всё же.
— Вика, я тебя не тороплю и готов ждать ответных чувств. Оставь ненужные волнения.
— Спасибо.
— Я хочу, чтоб ты расслабилась и насладилась добрым городом в хорошей компании.
Вика улыбнулась, не мог Алексей не ввернуть в фразу что-то восхваляющее самого себя. Интересно, почему ей это всегда бросалось в глаза — восхищая, раздражая, маня и утомляя одновременно. Она пристально смотрела на Смолина, тот улыбался в ответ, только Пятницкая вовсе не ловила его улыбку, она зацепилась за немой вопрос: что ей импонирует в его уверенность в себе? И поняла, что этого в ней нет, сколько бы она ни копировала когда-то чужие умения и навыки. Умер Виктор, завершилась её карьера в банке, дар исчез, и она осталась без ориентиров и опор, без слов одобрения и даже критики. Ах как непосильна свобода, если ты из себя ничего не представляешь и не можешь родить даже цель для продолжения пути.
Поезд остановился, что спасло Пятницкую от ещё большего падения в темные мысли.
***
Вика сидела в кресле с ногами и смотрела в окно, за которым был туман.
— Раньше ты бы одела мою футболку без моих штанов, — Алексей подал ей бокал с красным вином и сел рядом на диван, касающийся кресла.
— Ты обещал меня не торопить и красивый вид из окна.
— Погода считывает твоё настроение, — усмехнулся Смолин. — Ладно. Конечно, обещал. Я съезжу завтра на работу на пару часов и вернусь. Могу оставить вторые ключи, вдруг тебе захочется прогуляться. Хотя еда, вино — всё есть дома.
Пятницкая кивнула и спросила:
— Ты не помнишь, почему я пошла учиться на финансового менеджера?
— Помню. Ты разве нет?
— Нет.
— Так на спор. Ты всегда завидовала, что я круче тебя, а ведь мы тогда с тобой еще даже не встречались.
— А-а-а, Смолин, — всплеснула руками Вика. — Какой ты?!
— Да, так и было, — продолжил он, не реагируя на её эмоциональный возглас. — Ты вдруг пришла, начала расспрашивать по учёбу, про возможные перспективы после и зарплату, если ты выберешь профессию, как у меня. Что-то мямлила про тяжёлый труд врачей и ординатуру, что родители не очень-то и рады. Ну, я и сказал, что ты просто не потянешь экономику, что не твоё. Вот ты и зарубилась: подала документы не в мед, а в вышку. И мало того, что поступила, так ещё и с красным дипломом закончила.
— Угу, — хмыкнула Вика, понимая, что истинные причины нужно искать в её взаимоотношениях с родителями, а скорее с мамой. Смолин так — пешка в игре. Было больно. Она резко опустошила бокал вина и потребовала у Алексея добавки. Тот не стал возражать.
— Я до сих пор помню твою увесистую раскраску-атлас по анатомии. Как ты старательно раскрашивала кровеносную систему или строение глаза.
— Точно! Меня это завораживало. Я ведь и сейчас помню, что человеческий скелет состоит из 206 костей. Из них 85 костей парных и 36 — непарных. У детей больше костей, а потом…
— Остановись, — запротестовал Смолин. — Я тебя понял. Теперь вдвойне странно, что ты не помнишь, как поступала.
— Да, это стерлось из памяти.
— Ну, нашу-то встречу забыть невозможно. Как ты вылила на меня кофе?! — театрально возмутился Алексей.
— Потому что ты надутый индюк! Был и остаешься. Нечего было лезть без очереди в кинозал, не замечая никого вокруг. Сам напоролся на мою руку со стаканчиком кофе.
— А потом?!
— А потом ты так орал, что мне ничего не оставалось, как вылить остатки напитка тебе под ноги. Я свои кеды тогда тоже забрызгала.
— Я тебе подарил новые, — стрельнул глазами Алексей.
— Помню, Леш. Стелла Маккартни. В то время я и представить не могла, что кеды могут стоить восемь тысяч.
— Я тоже перед тобой красовался. Доходы выросли позднее. Хорошее было время.
— Оно было… — неоднозначно протянула Виктория.
— Неужели ты ни о чём не жалеешь?
— Я человек, Леш, конечно, мне есть, о чём пожалеть. И всё же это было.
— Ну, кеды покупать тебе не буду, ты и так в кроссовках. Давай, купим тебе завтра платье и туфли, чтоб было в чем идти на концерт.
— Давай, если тебе так хочется.
— Удивляешь меня всё больше и больше! Сейчас ты бы не вылила на меня кофе.
— Хочешь проверить? — хитро улыбнулась Вика.
— Нет.
***
Из-за тумана было темно и совсем не важно, открыты глаза или нет. Жаль, что даже это не помогало Пятницкой уснуть. Смолин спал в соседней комнате на диване, а ей казалось, что она слышит его дыхание. Не одна. Ощущения были яркими. Усталость от прежних мук уступала место надежде, что всё может сновать стать хорошо, дай она этому случиться. Там всего лишь за стенкой мужчина, которого она когда-то любила. Значит было за что?!
«Кто сказал, что чувства невозможно возродит?! Бесспорно, он не Виктор. Витя… Нет тебя больше, Витя. Пора это признать. Пора принять, что раз тебя нет нигде, и я не могу общаться хотя бы с твоим духом, такова воля Бога, развести нас и в жизни и после неё. А Лёша? Он раз за разом невзначай появляется на пути. Посмотри, Витя, ведь я наплакалась до седых волос, что же ты меня не отпускаешь? Или я тебя? Признай, что его нет. Признай. Позволь себе снова полюбить. Пусть не сразу. Стоит хотя бы тело пожалеть, не видевшее ласки столько лет. Два с половиной года прошло. Больше чем мы были женаты. Пора разрешит себе забыть тебя».
Дыхание застряло и вышло с большой задержкой и хрипом. Хотелось откашляться, при здоровом горле. Но боль не поддавалась на уговоры, оставаясь в сердце.
«Не сегодня. Пусть Лешка так и лежит на диване. Сегодня пора спать. А ты? Как же ты, Господи, ко мне жесток?!».
***
«— Вниз под горочку, не заблудишься!»
Лёша был прав. В Лозанне сложно было не найти Женевское озеро. Леман — называли его местные.
Восхищаться Вика начала ещё до подходов к воде. Старинные здания города не погружали в сказку, не грозили своей помпезностью, не возвеличивались над людьми, они обустраивали улицы, погружая в уют. Новые строения не конкурировали со старыми, поддерживая прежние начинания. Хотелось переодеться в удобные домашние тапочки и бродить по городу, как по огромной квартире. Крутые склоны улиц способствовали возникновению этого желания. Хорошо, что Вика была в кроссовках и странно, что Смолин так хотел видеть её в туфлях.
— Алло! Вика, где ты?
— Там где туман касается моих ног.
— Очень литературно. Но лучше скинь координаты точки.
— У меня нет интернета в роуминге.
— Ясно. Тогда опиши местность.
— Впереди озеро. Позади променад. Я сижу на парапете.
— Ви-ка! — остановил её Смолин.
— Рядом пришвартован корабль и одинокое дерево цветёт большими розовыми цветами.
— Понял. Сиди там. Скоро буду.
Вику так привлекал пейзаж, что скорость движения Смолина была не важна. Она всматривалась в дымку, как в глубину себя.
«Есть ли смысл в моём горе? Отболело ли? Нет. Стало легче, когда я ушла от всех? Нет. Стало другим лучше без меня? Тоже нет. Хотел бы Витя, чтоб я всю жизнь провела в слезах? Не думаю. Или это ты, Бог, так решил? Но Ты послал мне Лёшку. За что же я всё кляну судьбу, когда сама не принимаю её? Я хотела перестать исцелять. Перестала. Никто не требует от меня чудес. И стало пусто. Хотела бы я сказать: без Вити пусто. Но это лишь половина правды. Мне пусто без той части меня, от которой я бежала. Не только смерть мужа изуродовала душу, но и отсутствие радости от того, что чей-то путь может продолжаться без боли и в вере в чудо. Я потеряла веру. А вместе с ней и себя. И ведь даже не болит. Просто пусто. В легких нет воздуха. В сердце нет музыки. Только стук, чтоб поддерживать жизнеспособность. Ты послал мне Лёшку. Человек, которого я когда-то любила. А он до сих пор любит меня. Готов быть рядом. Поддерживать. Наверное, я имею право на счастье, хоть он и не Витя?»
От последнего осознания у Пятницкой появилась горечь во рту.
«Я ведь за что-то его любила. Смогу ли сейчас? Надо разрешить себе не сбегать как обычно, идти до конца, чтоб ничего не мешало ставить точку, когда история закончена. С Витей всё закончено. Клятвы не действительны. Смерть разлучила нас. Прости меня, что не спасла, что выбрала неверный путь и потеряла тебя. Прости… А сама могу ли я простить Бога за то, что он отнял тебя?! Господи, подай мне знак, что делать, если и в этом мире я не нахожу себе места и на том свете, меня не ждёт любимый муж. Бывший муж. А здесь меня искал Лёшка. Всё же есть у меня место в его сердце. Если Ты не убил меня, значит ещё есть варианты развития событий, когда я смогу выполнить своё предназначение и жить в счастье. Так укажи мне этот путь! Дай подсказку!»
— Красивое место, чтоб сидеть и ни о чём не думать, — Смолин сел рядом и обнял Пятницкую одной рукой. — У тебя такое умиротворенное лицо.
Вика промолчала. Подняла глаза поверх воды. Мгла рассеялась, открывая вид на заснеженные горы и деревушку у их подножия. Там включили огни. В Пятницкой зажглась надежда. Смолин взял ее руку и поцеловал запястье. Один поцелуй рассказал всё о его сильном желании обладать ей. Мурашки побежали по телу.
— Тебе неприятно? — всматривался в глаза Вике спросил Алексей.
Она молчала. Ей было непривычно. Ей было страшно. Ей было приятно.
— Я могу остановиться, — Смолин поцеловал её ещё раз.
— Да…, — прошептала Вика.
— Да — остановиться или да — продолжать? — Алексей вновь поцеловал её руку.
— Остановиться, — рука Пятницкой выскользнула из рук Смолина. Она подсунула её под ногу.
— Почему? — продолжил Алексей, глядя на противоположный берег.
— Я не знаю.
— Чего ты боишься? Мы так давно знаем друг друга.
— А мы знаем? Последнее, что я помню, ты занял место моего мужа в ГорБанке. Это было почти три года назад.
— Интересная формулировка, — подметил Смолин. — Я вчера лежал на неудобном диване, но мне было хорошо. Я знал, что ты рядом. Я много думал о нас. О наших вечных спорах. В этом что-то есть.
— Я изменилась.
— Брось. Ты всё такая же. Меланхолия пройдет.
— А если нет?
— Тогда и будем думать. А сейчас мне хорошо с тобой смотреть на закат.
— Красиво, не поспоришь.
Вика хотела заплакать, а потом передумала и положила голову на плечо Алексея с мыслями, что она устала страдать. Прекрасное озеро, чтоб утопить в нем свою печаль. Мысленно она отделила от себя неприятные чувства и бросила их в воду. Кажется, ничего не произошло. Только с небосклона испарились последние облака.
Закат выдавал всё новые и новые оттенки розового.
— Нам пора идти, если мы хотим купить тебе платье до концерта.
— Платье обязательно?
— Нет, — покачал головой Алексей. — Ты и так прекрасна.
— Тогда пойдем сразу на концерт.
— Как скажешь, — он положил ей руку на колено. Она не возразила.
***
— Прости, я не посмотрел программу концерта, — сказал Смолин, когда они выходили с Викторией из зала.
— Мы — русские, удивительные люди. Приехать в лучший город Европы, стоящий на умопомрачительно красивом озере, чтоб переполнить небольшое помещение и слушать подборку реквиемов.
— Ты не хочешь возвращаться после антракта?
— Нет, — и они оба засмеялись в голос, смущая остальных зрителей. — Здесь ведь только наши, да?
— Да, почти. Ладно, идем, дальше по плану было вино с красивым видом из окна.
— Кажется, я это обещание уже слышала.
— Туман рассеялся, не ёрничай.
Они медленно преодолевали очередной холм.
— Почти пришли.
— Отсюда совсем не видно озеро.
— Из квартиры будет видно, не переживай.
— А я переживаю.
— Только по этому поводу?
— Нет.
— Сколько у тебя было мужчин после Виктора?
— Нисколько.
— Удивляешь меня.
— Я должна была пойти по рукам, чтоб забыться?
— Разве нет?
— Видишь, мы совсем друг друга не знаем. Этого я и боюсь.
Смолин остановился, взял Викторию за руки и сказал, глядя в глаза:
— Я тебя люблю. Это правда. Я больше не хочу носить маску хорошего друга. И у меня было достаточно времени и поводов понять, как я ошибался. Не уезжай. Оставайся. Закончатся девяносто дней, что-нибудь придумаем с визой. У тебя всё равно нет никаких дел в Москве. Хочешь, всё будет не сегодня?
— Не знаю, чего хочу.
— Не решай сейчас. К тому же и не место.
Они продолжили путь. Смолин молчал. Пятницкая думала.
«Хочется сегодня. Телу очень хочется. Голова идет кругом от одних прикосновений. Только иногда картинка сбивается и кажется, что это Виктор. Пора забыть. Пора. Сколько можно изводить саму себя? Я сделала всё, что в моих силах. Я же живая в конце концов!»
Алексей резко остановился, обнял Викторию и притянул к себе. Его губы замерли рядом с её. Он не почувствовал сопротивление и начал поцелуй.
Глава 5
Пятницкая открыла глаза. Смолина рядом не было. Плотные шторы скрывали дневной свет. Снова она не увидела вид из окна. В спальню зашел Алексей, опоясанный темно-синим полотенцем. Он принес две большие чашки кофе и поставил их на небольшой круглый столик у окна. Расшторил его и сел на кресло рядом.
— Вот, — усмехнулась он. — Стоит остаться, чтоб видеть это каждый день.
— Впечатляет, — протянула Вика.
Кутаясь в одеяло, она пересела на свободное кресло.
— Не капучино, но с молоком, — бросил Леша.
— Всё хорошо. Спасибо!
— Точно? У тебя вид, словно ты что-то натворила.
— Ну, творить-то мы творили. И всё же не цепляйся к моей утренней физиономии? Я еще не проснулась. И не осознала, что произошло.
— Что тут осознавать? Ты остаёшься здесь со мной и все дела.
— Ну да, ты как обычно всё за меня решил.
— А зачем тебе как обычно с этим решением спорить?
— Это констатация факта. Не спор.
— Снова споришь, — сиял Лёша. — Я не поеду сегодня на работу.
— Такими темпами, смотреть тебе московские пейзажи из окон. Всё больше становиться понятно, почему тебя сослали.
— Сегодня нет ничего важного. Остальное смогу решить по телефону.
«— Телефон», — смутилась Вика, совсем забыв о нём. — Я пойду в душ.
— Выпей со мной кофе, потом пойдешь.
— Хорошо.
— Твое полотенце розовое.
— Ну да, какое же ещё? — усмехнулась Пятницкая, проводя рукой по лбу.
— Что?
— Хоть не розовые шорты с начёсом. Хм, мы знаем друг друга.
Струи воды приятно били Пятницкую по голове. Тело было разряжено после ночи и наполнялось новой энергией. Жаль мысли были не свежи.
«Виктор разбудил бы меня поцелуем, не чашкой кофе. Хотя потом кофе… Зачем я снова их сравниваю? Ночью было хорошо. Бесполезно искать недостатки. Но приоритет ли это, когда принимаешь решение не возвращаться в Россию. Квартиру там можно сдать, закрыв обязательные расходы, здесь на себя все возьмёт Лёша. Две проблемы — одним махом. Отчего всё кажется слишком гладким? Или я ищу повод не оставаться, сомневаясь, что чувства смогут вернуться. Я же больше не хочу быть одна. Одиночество бессмысленно. Оно не делает сильнее. Оно капсулирует страхи. Я боюсь чувствовать. Боюсь снова потерять любимого. Боюсь боли. Я боюсь жить. Я всегда успею уехать. Здесь такой красивый вид из окна».
Пятницкая выключила воду. Промокнула волосы и вытерла насухо тело. Пока нагибалась, кудрявые пряди упали на глаза. Вика удивлённо посмотрела в зеркало. Волосы завились как когда-то, и прическа стала ещё короче.
«Значит всё идёт правильно!».
Она вышла из ванной. Алексей разговаривал по телефону. Виктория вытащила свой телефон из рюкзака. Её ждало двадцать сообщений от одного абонента, словно кто-то истерично пытался с ней связаться. Но кто? Или это кто-то из тех удивительных людей, которые любят писать по одному слову в сообщении, изнемогая быть услышанным.
Пятницкая холодно читала рваные тексты от Лены Смолиной. Меж бранных слов и нелепых попыток психологического давления, Вика поняла, что Елена и Алексей всё ещё были в браке. И вопреки словам Смолина, Лена не считала их отношения завершёнными. Громкие заявления о распутной жизни Пятницкой, её не тронули. А вот вопрос: зачем она рушит семью? — озадачил. Оставаться в уме помогал прошлый опыт работы руководителем. Она отодвинула чувства в сторону, чтоб решить, что ей важнее: честное имя или временный комфорт.