«Тогда почему я никак не могу сбросить напряжение с тех пор, как приехала?» — вертелся в голове вопрос.
Мысли утянули ее за собой. Теперь она воображала себя в душевой Поселенцев. Одна, но точно знает, что за ней следят. В паху разгорается пожар. Фантазия поглощает ее целиком: она не только видит себя в белой кирпичной комнате, но и чувствует, как мыло скользить по ее груди, животу и между ног. Пена покрывает ее с ног до головы, как облегающий костюм, и только розовые соски и несколько рыжих завитков на лобке нарушают идеальный покров. Она пристально смотрит на отверстие в стене, что-то будто притягивает ее взгляд. Руки скользят по телу — она уже не моется, а ласкает себя. Нервы на пределе, соски набухают от возбуждения. Пена слетает под давлением прохладных струй и исчезает между ног.
Чей-то немигающий глаз наблюдает за ней сквозь отверстие.
«Иди сюда, — выдыхает она. Раздвигает ноги, пальцами раскрывает набухшие половые губы. — Кем бы ты ни был, иди сюда».
Патриция закрывает глаза, распаляет себя пальцами. Она приближается к оргазму. Ее груди горят. Острые волны наслаждения почти опрокидывают ее. Большие мозолистые руки невидимого вуайериста обнимают Патрицию со спины, скользят по груди, сжимают ее, и тогда она...
— Привет, Патриция. Рано же ты сегодня встала.
Фантазия треснула, словно сухая ветка под тяжелым башмаком. Патриция развернулась, ошеломленная. По траве шагал Эрни, в джинсах, рабочих ботинках, с ящиком для инструментов в руках.
— Эрни. Я... я тебя не заметила! — нашлась она.
Он указал на ящик.
— Да я просто путь срезал. Джуди попросила отключить некоторые хижины от сети.
Патриция медленно приходила в себя.
«Это была самая яркая греза наяву в моей жизни! — Она коснулась своего горла. — Надеюсь, я не покраснела».
Фантазия не продержалась достаточно долго, чтобы она смогла увидеть лицо воображаемого любовника.
Надеялась ли она, что это Эрни?
Он усмехнулся, глядя на нее.
— Ты в порядке?
— Замечталась, — пробормотала она. — Что ты сказал? Отключить электричество?
— Только в трех лачугах. Нет смысла оставлять его, если им никто не пользуется.
— Что ты имеешь в виду?
Он поставил ящик для инструментов и скрестил руки на груди.
— Что ж, с тех пор как ты уехала, мало что изменилось. Разве что Поселенцев стало больше. Наверное, им тесно, вот и уезжают.
— Уезжают? В смысле из Аган-Пойнта?
Эрни кивнул. Почему-то полоска пота, оставившая темный след по центру обтягивающей футболки, показалась ей чертовски сексуальной. И эти длинные волосы, чуть взъерошенные, будто он только встал с постели...
— Трое уехали на прошлой неделе, и еще восемь или десять — с начала месяца. Немного странно... хотя может и нет. Просто потому, что я люблю Аган-Пойнт, не значит, что он всем нравится. Не тебе, например.
— Но куда они уехали? — задала она логичный вопрос.
Эрни пожал плечами.
— Ну, знаешь, адресов они не оставили, если ты об этом. В основном младшие уехали, в районе двадцати лет. Взросление и все такое. Дети часто покидают родной дом и ищут другие пастбища.
«Так и есть», — согласилась она.
— Что по поводу меня, — продолжал Эрни, его волосы тронул налетевший ветерок, — мне здесь нравится. Не могу представить, что когда-либо покину это место. Большой город не для меня. Однажды ездил в Роанок, и это больше напоминало испытание. Воздух вонючий, движение ужасное, цены жуть. Не понимаю, как ты живешь в Вашингтоне.
— Свои плюсы и минусы. Но в этот раз, знаешь, мне тут нравится. В прошлые разы было хуже.
— О да. Когда Джуди и Дуэйн поженились... Ну, с этим покончено. Я надеюсь, что Джуди скоро выйдет из траура.
— Я тоже.
— Вчера вечером она напилась как скунс, но уже видно, что, даже с разбитым сердцем, ей лучше. Беспокойства и тревоги ушли. Приятно было это увидеть. Гуляешь?
— Да. Давненько я не бродила по окрестностям. Здесь красивее, чем я запомнила.
— Мне нужно сходить на пристань, проверить, не доставили ли новые ловушки для крабов. Хочешь со мной?
— Конечно, — сказала она и последовала за ним. Они прошли через небольшую сосновую рощу. Поля за Сквоттервилем сияли на солнце. Пейзаж убаюкивал Патрицию, но не настолько, чтобы она забыла о дневных сексуальных фантазиях. Пока она шла за Эрни, ей приходилось сознательно заставлять себя не смотреть на него, такого подтянутого, с загорелыми руками, узкой спиной и сильными ногами.
«Это проклятое место превращает меня в нимфоманку, — подумала Патриция, — и непонятно почему».
Она попыталась выкинуть все лишнее из головы.
— Мне нравится запах залива, — заметил он, — соленый, чистый.
— Мм, — протянула она, вдохнув поглубже.
— И никто не гадит, как в остальных частях залива. Христос свидетель, в большинстве других мест считают, что залив — огромная помойка.
«В Вашингтоне, например», — мысленно согласилась Патриция. Между деревьями поблескивала вода, а высоко в небе вьюрков и ворон сменили чайки и бекасы. Через несколько минут Эрни и Патриция оказались у городских доков с дюжиной причалов, выступавших над водами залива. Несколько Поселенцев выполняли свою работу в деревянных постройках. Они подняли глаза, коротко кивнули и вернулись к сортировке веревок и укладке корзин. Эрни подошел к одному из зданий, взял планшет и начал пересчитывать новые ловушки для крабов — несколько десятков простых ящиков из проволоки, обработанных черным латексом, чтобы предотвратить ржавчину. Цилиндрический отсек внутри каждого ящика держал приманку, и каждая ловушка выбрасывалась в залив, отмеченная плавающим буем. Люди на лодках выходили в море в четыре утра, сбрасывали ловушки, ловили сетью устриц и моллюсков в течение нескольких часов, после чего вытаскивали ловушки, опустошали их и сортировали крабов по размеру. Почти все лодки сейчас были в бухте, но Патриция заметила несколько пришвартованных к причалу — широкие, неглубокие лодочки с небольшими двигателями сзади.
Она подошла к Эрни, все еще занятому подсчетом ловушек.
— В газетах постоянно жалуются на плохой улов крабов в заливе. Что такого особенного в Аган-Пойнте?
Эрни указал вперед, на широкую, в несколько миль, полосу залива.
— Там? Течение слишком сильное и крабов не много. — Затем он указал на серию песчаных берм, которые разбивали поверхность воды на протяжении полутора километров. — Но эти бермы замедляют течение в Аган-Пойнте, что идеально подходит для голубых крабов. Пресноводный поток охлаждает воду и снижает соленость. Вот почему крабы Аган-Пойнта больше, чем крабы в других местах. Прекрасная окружающая среда.
— Так почему же здесь нет коммерческих кораблей больших компаний?
— Это не стоит их времени и денег. Они должны заходить слишком далеко, а их лодки чересчур большие. Воды Аган-Пойнта слишком мелкие для больших кораблей. Поэтому они все уходят на юг, оставляя нас в покое. Поселенцы используют плоскодонки и всегда приносят одинаковое количество крабов в день, не больше и не меньше. В заливе уже почти не осталось крабов, только в Аган-Пойнте. Поселенцы придерживаются своего ежедневного лимита и никогда не нарушают его; таким образом всегда будет много крабов. Мы продаем мясо только лучшим ресторанам и рынкам в округе, вот и все. Крабы Аган-Пойнта намного лучше, чем любые другие, поэтому наши покупатели и платят больше.
— Что делает их лучше? — спросила Патриция. Она сидела на краю пирса, погрузив ноги в прохладную воду.
— Мясо слаще, потому что соленость воды идеальна и вода чище. Все просто. — Эрни повесил планшет на место, довольный количеством ловушек. — И еще одна причина, по которой компания получает более высокую маржу, — низкие накладные расходы. — Он указал на другой пирс, где несколько мужчин сидели за столами рядом с большими охладителями. — Обычно крабов ловят на куриные шейки, но следует знать, что Поселенцы ничего не тратят впустую.
Патриция не поняла его. Она вытянулась и, прищурившись, посмотрела в сторону мужчин. Пирс огласила серия щелкающих звуков.
— Что они делают?
— Как я сказал, — продолжал Эрни, прислонившись к сложенным одна на другую ловушкам, — Поселенцы живут за счет земли. Они не потратят ни копейки на еду, если им это не нужно.
Грудь Патриции колыхнулась, когда она решительнее потянулась вверх, чтобы посмотреть, что делают мужчины за столами.
— Я все еще не...
— Поселенцы не только крабов ловят. Кроликов, опоссумов, ондатр, белок. Когда они закончат свежевать то, что поймали, все лишнее — обрывки шкур, кишки, хвосты и ноги — пойдет на приманки для крабов.
Патриция вздрогнула, когда поняла, что делают мужчины: измельчают остатки животных мясными ножами и складывают порции в пластиковые банки с отверстиями. Каждую банку помещают в кулер.
— Эти банки, — объяснял Эрни, — завтра поместят в ловушки. Лучшей приманки для крабов придумать нельзя. И совершенно бесплатно.
Это звучало очень практично, но ужасно.
— Ладно еще кроликов и белок — мы ели их, когда я была маленькой, — заметила Патриция. — Но ты сказал, что Поселенцы едят даже ондатр и опоссумов?
— Да, конечно. Я тоже. Ондатру трудно приправлять, но она похожа на ветчину, а у опоссумов единственное, что я ем, — это вырезка со спины. На вкус лучше свиной, если правильно мариновать, но Поселенцы знают, как это делать. — Он посмотрел на нее сверху вниз и похлопал по плечу. — Ты сможешь попробовать в эти выходные. У Поселенцев праздничный пикник. Тебе покажется, что ты попала на окружную ярмарку, и они будут угощать гостей всем, чем только можно. Поверь, эти люди умеют готовить.
Прохладная вода расслабила ее. Она посмотрела на Эрни, нахмурившись.
— Эрни, я не против съесть маленькую белку или кролика, крабы тоже хороши, но опоссум и ондатра? Это все равно что есть животных, убитых неосторожными водителями на дороге.
— Ты попробуешь, и потом тебя за уши от опоссума не оттащишь, — заверил он. — Я же помню, как ты любишь приключения.
— Не настолько, — заявила она. В то же мгновение ей пришло в голову, что Эрни занял выгодную позицию. Она сидит, а он стоит почти над ней, а значит, может спокойно заглянуть в вырез свободной кофточки цвета слоновой кости и даже разглядеть соски. Бюстгальтер она не надела, но этот факт совсем ее не трогал — до этого момента. Но когда она взглянула на Эрни, он смотрел на воду, а не на нее.
«Да о чем я думаю? — спросила она себя. — Словно хочу, чтобы он пялился на меня, а когда не получаю, чего хочу, расстраиваюсь. Как последняя шлюха».
Чтобы хоть как-то отвлечься, она вернулась к разговору.
— Ты сказал, что у них праздничный пикник?
— Да. Каждый месяц — в первую четверть луны. У них свои странности.
Поселенцы, как известно, суеверны, но...
«В первую четверть луны?» — задумалась она.
— Так что они празднуют?
— Славят жизнь, я думаю. По-своему. Природу, урожай крабов, еду, которую дает им лес. Смахивает на наш День благодарения.
Патриция так и думала. У всех сообществ, даже сегодня, сохраняются ритуалы благодарности земле за обилие ее даров.
— А что у них за религия? — спросила она. — Я так и не поняла.
— Я спросил Эверда однажды, и он сказал, что они поклоняются природе и любви, или как-то так. Опять же, они носят кресты, но со всякими безделушками и камнями. Христианство, смешанное с каким-нибудь культом.
Как интересно. Похоже на кубинскую сантерию и карибскую обиа, которые объединили старую африканскую народную магию с элементами римского католицизма и протестантизма. Даже гаитянский культ вуду заимствовал святых покровителей и идолов из христианства. И теперь, когда Эрни упомянул об этом, она оглянулась на мужчин, которые рубили приманку для крабов, и заметила, что один из них носит на шее крестик, сделанный из маленьких костей животных.
— Смотри, прямо там, — сказал Эрни и указал на залив.
Патриция вгляделась. В конце бермы, возле устья, она заметила широкую доску, торчащую из воды; на обращенной к пирсу стороне кто-то нарисовал крест.
— Эверд вроде бы благословляет Аган-Пойнт каждое утро, — сказал Эрни.
Но Патриция продолжала смотреть. На самом деле доски было две: вторая погрузилась в песчаную берму. Изображение на ней было другим. Какой-то витиеватый узор.
— Что там на второй доске?
— Какой-то знак на удачу, — ответил Эрни. — Точно не знаю.
«Суеверия», — подумала Патриция.
К ним подошел один из Поселенцев, мужчина лет пятидесяти, с выветрившимся от солнца лицом и, естественно, черными как смоль волосами. Он держал крышку от корзины, как официантка — поднос.
— Привет, Реджерт, — поздоровался Эрни.
«Реджерт, — отметила про себя Патриция. — Какое странное имя».
Мужчина не поднимал глаз, словно слуга, которому запретили смотреть на хозяев. Это всегда поражало Патрицию.
— Мисс Патриция, мистер Эрни, — коротко ответил он на приветствие и положил крышку от корзины на стол. — Мы приготовили завтрак. Надеюсь, вам понравится. Это дары земли.
— Спасибо, Реджерт, — сказал Эрни и повернулся к Патриции. — Иди сюда, попробуй.
Патриция развернулась и взглянула на стол. На подносе стояли два жестяных стакана, тарелка с устрицами и миска с...
«Что это? — подумала она. — Чернослив? Инжир?»
— Попробуйте. Домашний альд, мисс, — сказал Реджерт, передавая ей один из стаканов.
— Спасибо, Реджерт, — поблагодарила она. Кубики льда плавали в стакане, полном водянистой розовой жидкости.
Эрни взял другой.
— Можно сказать, это виски со льдом по-поселенски.
Патриция закатила глаза.
— Я не буду пить коктейли в девять утра!
Но Реджерт строго заметил:
— Клан не употребляет алкоголь, мисс. Наши тела — это дары небес, храмы духа. Эверд, наш савон, говорит так, и мы следуем его слову. Клан не позорит тело эликсиром дьявола.
Патриция удивилась: «Будто с южным баптистом разговариваю».
— В напитке нет алкоголя, — заверил Эрни. — Они делают его из коры и корней.
Напиток выглядел ужасно неаппетитно.
— Ну, раз ты считаешь, что я люблю приключения, — сказала она и сделала глоток.
Пришлось сжать губы, чтобы не скривить их от омерзения: «Выглядит не очень... И на вкус точно так же!»
Эрни засмеялся и осушил стакан в один глоток. Патриция решила не оскорблять гостеприимство Реджерта и пробормотала:
— Очень... очень интересно.
— Сначала похоже на мел, но дайте ему минутку.
Патриция дала бы и больше. Она заметила, что Реджерт, как и некоторые другие, носил крест, который, казалось, был сделан из крошечных веточек виноградной лозы. На нем также была надета подвеска с темным камнем.
— Интересный крест, Реджерт, — сказала Патриция, показав на кулон. — Ты христианин?
Реджерт кивнул, не поднимая глаз.
— Да, мисс. Клан верит в единственного Сына Божьего и в Землю, которую Он даровал, и в освобождение, которое Он обещал, и в природу, и в воду, и в священную Вселенную.
«Вот завернул, — подумала Патриция, сдерживая улыбку. — Священная Вселенная?»
— И ранее ты упомянул Эверда как... что ты сказал? Савон? Значит, он вроде правителя клана, верно?
— Нет, мисс. Наш правитель — Бог. Эверд — провидец.
Комментарий подогрел интерес.
— Ты имеешь в виду экстрасенс, визионер? Он видит будущее?
Реджерт по какой-то причине был настороже и ответил без особого энтузиазма.
— Нет, мисс. Савон видит пути, которыми Бог хочет, чтобы мы шли по жизни, и показывает их нам.
Патриция хотела попросить его рассказать подробнее, но Реджерт вдруг кивнул еще раз и извинился:
— Да прибудет с вами благодать. Я должен вернуться к работе, которую даровали мне небеса.
И ушел.
— Спасибо, Реджерт, — крикнул вслед Эрни.
Поселенец легкой походкой вернулся к доку.
— Да, у них определенно свой путь, — прокомментировал Эрни.
Патриция согласилась.
— Они очень любезны, но... — Она отодвинула стакан. — Я не могу это пить.
— Устриц-то попробуешь? — спросил Эрни, и его глаза загорелись, глядя на тарелку. — Помнишь, как мы играли в детстве, кто больше съест?