— А?
— Гляди.
Эрни указал пальцем.
Городская полицейская машина припарковалась у дома Стэнхёрда, заливая округу красно-синим светом.
†††
— Не видел ничего подобного, — рассказывал сержант Трей в прихожей старого дома Стэнхёрда. Последний раз Патриция была в полуразрушенном плантаторском особняке очень давно, но в нем ничего не изменилось. Сломанное не меняли, а ремонтировали, так что она могла проследить историю починок от наших дней до пятидесятых годов девятнадцатого столетия.
— Гарантирую, что ни в Сквоттервиле, ни в самом Аган-Пойнте раньше ничего подобного не происходило, — закончил Трей. — За исключением Дуэйна на прошлой неделе, у нас никогда не было убийств. Да еще таких.
Слишком много информации за столь короткий срок. Патриция и Эрни подбежали к дому, увидев огни патрульной машины. Сержант Трей сообщил им, что убиты двое старейшин клана, Вильфруд и Этель Хильд. Патриция помнила имена, но не смогла вспомнить лица.
— Ничего безумнее не слышал, — пробормотал Эрни.
В старом доме пахло ладаном, ароматическими смесями и свечами ручной работы. Тишина внутри была поистине мертвенной, словно кто-то невидимый наблюдал за происходящим в немом осуждении. Широкая деревянная лестница вела из прихожей во тьму второго этажа. Трей проводил их в гостиную с выцветшими обоями, на которых все еще можно было разглядеть замысловатый узор. Солнечный свет едва сочился сквозь пыльные окна.
— В доме никого? — спросила Патриция.
— Только Марта, — ответил Трей.
Патриция вспомнила о жене Эверда.
— Значит, Хильды тоже жили в доме?
— Да, вместе с другими старейшинами. Мужчины сейчас в бухте, а женщины собирают в лесу всякую всячину для пикника. Хотя какой уж тут теперь пикник, черт возьми.
Они прошли в глубину дома, и мрачная темнота обступила незваных гостей. Вместо картин на стенах висели диковинные украшения ручной работы: цветы из кукурузных початков, мозаика из устричных раковин и, конечно, кресты, некоторые, казалось, были сделаны из костей мелких животных. Кое-где повторялся витиеватый узор — таинственный символ для привлечения удачи.
В самой дальней комнате шериф Саттер с мрачным видом фотографировал и делал заметки. Выглядел он так, словно его мучили желудочные колики.
— Сказал им? — спросил он Трея.
Заместитель кивнул.
— Проклятье какое-то. Убийства. Да еще и в Сквоттервиле.
Патриция нахмурилась.
— Шериф, я не понимаю. Хильды убиты? Где тела?
— Нет-нет, их убили не здесь. Тела обнаружены в километрах от дома, на мысе. Старик Хельм наткнулся на них поутру.
Саттер положил блокнот рядом с камерой и сел на большую кровать с балдахином, которой на вид было лет пятьдесят. На нитке из красной пряжи свисал фиолетовый камень, а на тумбочке стояла банка с чем-то похожим на маринованное яйцо.
— Что в банке? — спросила Патриция. — Яйцо?
— Они называют это «Яйца Ручья», — ответил Эрни. — Обычные куриные яйца, которые закапывают в ручье на пару месяцев, пока они не почернеют. Они вроде как защищают от болезней. Очередное суеверие.
— Гнилые яйца, — пробормотал Саттер. — Вот дурачье.
— Воняет свирепо, если открыть банку.
«Мерзость», — поморщилась Патриция.
Спальня не была загромождена мебелью, как и остальные комнаты особняка: тростниковый стул, маленький стол из орехового дерева, полный одежды шкаф, небольшой комод и несколько свечей в металлических подсвечниках — довольно скромная обстановка. Над кроватью на стене висел крест из склеенных вместе желудей, а под ним — еще один из символов удачи.
Патриции пришла в голову мысль, что много удачи они не приносят.
— Черт побери, бедная Марта сидит в другой комнате. У нее шок. — Саттер потер лицо. — Из нее и слова не вытянешь. Трей, иди проверь, как она.
Трей кивнул и вышел из комнаты.
— Вы фотографировали, — заметила Патриция.
— Да, улики. Мы крошечное городское отделение, Патриция, поэтому, когда происходит что-то, что квалифицируется как серьезное преступление, мы пишем отчет, собираем улики и передаем дело шерифам округа. Они будут проводить расследование. Коронер прямо сейчас забирает тела.
— Но если Хильдов убили за несколько километров отсюда, почему вы ведете себя так, словно эта спальня — место преступления?
— Потому что так оно и есть. — Шериф устало махнул рукой в сторону шкафа и открытых ящиков комода. — Хильдов не просто убили. Это явно какие-то разборки в стиле наркоторговцев из города. Ты брезгливая?
— Говорите, — сказала Патриция.
— Этель была обнажена и разрублена пополам топором. Вильфруд — привязан к дереву и зарезан ножом. У него в кармане нашли пакетики с метом. — Он снова махнул на шкаф и комод. — И гляди, что я тут обнаружил.
Под постельным бельем в комоде Патриция заметила десятки маленьких пластиковых пакетов, наполненных желтыми гранулами и желтоватыми крупицами чего-то похожего на кристаллы каменной соли.
— Кристаллический метамфетамин, — пояснил Саттер. — Вместо кокаина, для низших слоев общества. В крупных городах кокаин — серьезный наркотик, но здесь, в глуши? Дорогая дрянь. Вот это, — шериф указал пальцем на пакетики, — нюхают, курят, колют. Одна доза в производстве стоит два доллара, а продают ее за двадцать. Очень быстрый наркотик и действует часов восемь. И зависимость от него появляется быстро, как от крэка.
Патриция удивленно рассматривала пакетики.
— Хильды употребляли?
— Нет. Похоже, продавали. Видишь, там, в шкафу?
Внутри, на дне, лежал большой пластиковый пакет. Открыв его, Патриция на миг решила, что Саттер ее разыгрывает.
— Спички? — спросил Эрни, заглядывая внутрь.
В пакете было с добрую сотню спичечных коробков. Обычных старых спичечных коробков.
— Но зачем?
— Производственный процесс. Наркоманы вымачивают спички в каком-то растворителе, чтобы извлечь химикат. Не из самих спичек, а из терок для зажигания на коробках. А наверху — главный ингредиент.
На полке стояло около дюжины бутылок с лекарствами от аллергии и насморка, которые можно купить в любой аптеке.
— Лекарства от простуды выдерживают в спирте, кипятят и фильтруют, — рассказывал Саттер. — Получается основа для кристаллического метамфетамина. Ее смешивают с химикатом со спичечных коробков, добавляют какой-то йодный состав, варят все это и возгоняют. Я не знаю деталей процесса — он довольно сложный. Но любой полицейский в мире скажет вам, чем занимались Вильфруд и Этель Хильд.
— Не могу в это поверить, — сказал Эрни. — Я всю жизнь знал Вильфруда и Этель. Они были странными, конечно. Но наркоторговцы?
— Больше чем дилеры, — напомнил Саттер. — Варщики. Люди бывают разные, Эрни, а иногда — намного чаще, чем тебе кажется, — они совсем не те, за кого себя выдают.
Патриция согласилась с шерифом. Иногда люди меняются, становятся хуже, и ничто не развращает человека больше, чем бедность. Но это все равно шокировало. Со всем своим образованием и опытом, живя в крупном современном городе, Патриция была склонна думать, что многое знает о человеческой природе и мире в целом. Теперь она чувствовала себя большой невеждой.
Это был другой мир.
Шериф Саттер встал, подошел к открытому окну и произнес фразу, прозвучавшую жутким комментарием к мыслям Патриции.
— Есть мир, который люди вроде нас не замечают, потому что он никак на нас не влияет. — Шериф осматривал лачуги на краю Сквоттервиля. — И метамфетамин — часть этого мира прямо у нас под носом. За последние несколько лет этой дряни в округе стало только больше. Да что тут говорить, как раз на днях мы с Треем поймали пару городских ублюдков, которые пытались продать здесь это дерьмо. Гребаный мет.
Шериф махнул в сторону окна.
— Поэтому его и называют «крэк реднеков». В любой из этих лачуг или трейлеров может быть лаборатория.
Патриция верила шерифу, потому что не верить было бы крайне наивно.
«И как отреагирует Джуди, когда узнает, что Поселенцы готовят и продают тяжелые наркотики?» — размышляла она.
— Значит, вы говорите, что Вильфруда и Этель убили другие наркоторговцы? — спросил Эрни.
— Я уверен, — ответил Саттер. — Так наркоторговцы и решают между собой дела — как настоящие психопаты.
— То же самое происходит в городе. — Всего месяц назад в «Пост» Патриция читала о том, как соперничающие наркодилеры похищают друг у друга подружек и расчленяют их. — В корпоративном мире конкурентов покупают, но в мире наркотиков их просто убивают.
— Конечно. — Саттер это знал. — Старо как мир. Хильды, вероятно, залезли на чужой двор. За это их и порешили.
Снаружи хлопнули двери автомобиля.
— Ну, пошло веселье, — пробормотал Саттер. — Вам лучше вернуться к Джуди: приехал шериф округа. Когда он увидит это дерьмо в шкафу, вызовет наркоотдел штата.
— Как вы думаете, они получат ордер на обыск всех домов Поселенцев? — спросила Патриция.
— Ох, без сомнений. Будем надеяться, что это единичный случай. Если обнаружится, что с Хильдами работает куча Поселенцев, — головная боль нам обеспечена.
Патриция, Эрни и Саттер вернулись в фойе. Дверь в другую комнату была открыта. Внутри сержант Трей тихо допрашивал потрясенную Марту Стэнхёрд. Худенькая пожилая женщина выглядела как выпотрошенное пугало. Она еле-еле бормотала ответы на вопросы Трея.
«Неприятности в раю, — подумала Патриция, — причем очень серьезные»
Они с Эрни вышли, оставив шерифа Саттера разговаривать с коллегами из округа. Солнце немилосердно палило и отовсюду доносился стрекот цикад, пока они возвращались назад по склону холма; Патриция оглянулась на скромные навесы и лачуги Сквоттервиля и задумалась, были ли эти жестокие убийства случайностью или предвестием перемен, наступавших в жизни Аган-Пойнта.
На окраине Сквоттервиля вразнобой располагались небольшие овощные грядки — в основном зеленый лук, соевые бобы и редис, — за которыми присматривали дети клана. Патриция вспомнила о Марте Стэнхёрд, когда заметила стоявшее на краю поля пугало, в старой одежде, с кривоватой головой из набитого соломой картофельного мешка под рваной шляпой. Распятое пугало, казалось, тянулось к Патриции тонкими, как у скелета, руками, сделанными из веток.
На его шее висел не крест, а небольшая деревянная дощечка, покрытая сложным орнаментом.
†††
— Патриция! Боже! — зашлась Джуди, стоило Патриции войти в кухню. Несмотря на вчерашний перебор с алкоголем и похороны мужа, Джуди выглядела бодрой. Серовато-рыжие волосы гривой обрамляли ее лицо.
— Байрон. Он беспокоится! Тебе должно быть стыдно, что ты не позвонила!
Тирада сестры заставила желудок Патриции сжаться.
— Байрон звонил?
— Да, — сурово ответила Джуди. — Недавно. Он сказал, что оставляет тебе сообщения со вчерашнего дня.
О Боже.
Джуди погрозила пальцем.
— Не смей пренебрегать своим прекрасным мужем.
Эрни неловко влез в беседу.
— Э, Джуди, мне нужно с тобой поговорить. Полиция сейчас в доме Стэнхёрдов. Вчера случилось кое-что очень неприятное.
Патриция уклонилась от разговора, позволив Эрни рассказать сестре об убийстве Хильдов, направилась в свою комнату, достала мобильник и набрала Байрона.
— Боже, я так беспокоился, дорогая, — сказал он. — С тобой все в порядке?
— Да, Байрон, я в порядке.
— Я оставил кучу сообщений, ты не перезвонила, и я подумал...
— Все отлично, милый, — проговорила она, чувствуя себя обманщицей. Что она могла сказать?
— Я была так занята с похоронами и приемом, со всеми этими людьми. Здесь многие меня помнят — я этого не ожидала.
— Но все закончилось вчера, верно?
— Ну, да...
— Почему ты не позвонила утром?
Патриция замерла, в страхе посмотрела на часы: был почти полдень.
— Я виновата! Так вымоталась вчера, а с утра пошла на пробежку, чтобы размять мышцы. Я как раз собиралась позвонить, как вернусь, и только-только зашла в комнату. — Патриция нахмурилась. Это была откровенная ложь. Да и как она могла сказать мужу, что совсем забыла о нем? Что она была «на прогулке», ага, с мужчиной, о котором у нее были сексуальные фантазии и...
«И которого я практически изнасиловала в лесу?» — закончила она про себя.
— Прости, — вздохнул он. — Наверное, я слишком остро реагирую. Все-таки это место так действует на тебя. Кроме того, я просто... — Байрон умолк на мгновение. — Наверное, я просто ноющий и неуверенный в себе толстяк. Вчера ночью мне приснился ужасный сон, в котором ты занималась сексом с другим мужчиной.
Патриция заслужила «Оскар»: она откинула голову и невинно рассмеялась.
— Ох, Байрон, иногда ты такой забавный. В Аган-Пойнте мужчины — это деревенщины на раздолбанных пикапах. Имей хоть капельку уважения: пусть тебе снится, что я делаю это с Томом Крузом или Джонни Деппом.
Пока Патриция произносила эти слова, она внутренне кричала: «Черт! Черт! Черт!»
Теперь, к ее облегчению, рассмеялся Байрон.
— Да, я думаю, это был довольно глупый сон. Я просто рад, что все в порядке.
Наконец у нее появилась возможность сменить тему.
— На самом деле, сегодня утром произошло нечто шокирующее. Полиция здесь...
— Полиция?
— Двое Поселенцев были убиты прошлой ночью.
— Какой ужас! — вскрикнул он.
— Да, это форменное безумие. Здесь не бывает убийств — и вдруг смерть Дуэйна, а теперь Поселенцы.
— Я хочу, чтобы ты немедленно вернулась, — заявил Байрон. — Дела в захолустье явно вышли из-под контроля. Садись в машину прямо сейчас и возвращайся домой!
— Байрон, вот теперь ты действительно реагируешь слишком остро. Это связано с наркотиками, как сказала полиция, и случилось в лесу. Джуди только узнала об этом. Это, конечно, трагедия, но нам не стоит беспокоиться. Пара Поселенцев тайно занималась изготовлением и была убита конкурирующей бандой наркодилеров — как-то так. По Аган-Пойнту не разгуливает серийный убийца, если ты об этом.
— Что ж, мне все равно это не нравится. Похороны закончились, у тебя нет причин оставаться. Ты все равно ненавидишь это место.
— Байрон, в первую очередь я приехала, чтобы поддержать сестру. Она сейчас не вполне уравновешенна и, будем честны, многовато пьет. У нее трудный период. Я вернусь на следующей неделе, как мы и планировали.
— Ну ладно. Но мне все равно это не нравится. И тебе нужно звонить мне.
— Обещаю, дорогой. Самое тяжелое позади, так что я не буду так сильно отвлекаться. Поставлю Джуди на ноги и окажусь дома в одно мгновение.
— Хорошо. — Он сделал паузу. — Я очень скучаю и люблю тебя, Патриция. Тебя нет всего несколько дней, и я уже понимаю, насколько ты важна для меня. Наверное, я недостаточно часто это показываю.
— Байрон, прекрати, конечно достаточно.
Патриция действительно любила его больше всего на свете. Ее маленький эпизод в лесу с Эрни был всего лишь недоразумением, вызванным стрессом, просто случайной потерей контроля.
«Я люблю Байрона», — сказала она себе. Эрни был просто красавчиком с обложки, которого она приметила.
С другой стороны, любящий и искренний, Байрон страдал от неуверенности в себе. Виной тому — избыточный вес, что в сочетании с привлекательной и хорошо обеспеченной женой порой усугублял его комплексы. Она знала, что иногда ему трудно с этим справляться.
— Тебе не нужно делать что-то особенное, чтобы доказать свою любовь, — продолжила она. — Просто будь самим собой, этого достаточно. Пожалуйста, помни об этом. Я тоже очень тебя люблю. И это не забывай.
— Хорошо, — ответил он, тяжело вздохнув.
— Я позвоню сегодня вечером и буду звонить каждый вечер, пока я здесь. И я не забыла. У меня даже есть переносной холодильник.
— Что?
— Твои крабовые котлеты, глупышка!
— Замечательно. И как только ты вернешься, я съем их с твоего прекрасного обнаженного тела. Обещаю.
— Байрон, ты же знаешь, как меня заводит кулинарный секс, — произнесла она, смеясь. Они попрощались, сказав друг другу «я люблю тебя».
Патриция откинулась на кровати и глубоко вздохнула. После разговора она чувствовала облегчение и стыд. Не лучшее сочетание. Она солгала — маленькая, но все же ложь, — прибегла к избитым оправданиям, и, может быть, это было даже хорошо, потому что Патриция поняла о себе кое-что важное: «Это все я. Это не Байрон. С нашим браком все в порядке, и с Байроном все в порядке. Так... — И только тут она осознала странное совпадение и резко села. — Байрону снился сон, что я изменяю ему, мне снился сон о том же. И сегодня, с Эрни, я почти сделала это».