— Папа?
Глаза Рики округлились, и он резко развернулся.
Черт возьми! Пожаловала непрошеная гостья.
Лунный свет падал на нее, как луч софита. Это была девочка-подросток, насколько он мог судить, но с юными Поселенками не угадаешь: многие из них расцветали в совсем нежном возрасте.
Но едва ли это было важно для Рики. Парень и так не отличался вменяемостью, а сейчас, распаленный жестоким убийством, предвкушая пожар, он готов был совсем слететь с катушек.
Кровь вскипела, кожу покалывало от возбуждения. В промежности стало тесно.
— Ты не мой папа! — воскликнула девочка со странным акцентом, свойственным членам клана, и с тревогой посмотрела на пустую раскладушку.
Тело лежало позади Рики.
«Она его не видит», — понял он. Теперь Рики заметил ее собственную раскладушку, втиснутую в угол комнаты.
— О, не беспокойся о папочке, дорогуша. Он ушел, но скоро вернется. А я его хороший друг.
Нижняя губа девочки задрожала, но Рики не обращал на это внимания: он пожирал глазами ее тело.
— Но я никогда раньше тебя не видела, — сказала она с недоверием.
— Ох, ну это ведь потому, что твой папа и я, понимаешь, работаем вместе на крабовых лодках.
Да уж. У Рики с головой все было не в порядке. А что насчет девчушки?
Даже не пытайтесь представить, что он с ней сделал, прежде чем поджечь лачугу и выскользнуть в ночь.
Часть третья
Патриции снились дым и огонь. Она бежала по лесу вдоль залитого лунным светом водоема, и, хотя вокруг нее бушевало пламя, она не ощущала ничего даже отдаленно похожего на страх. Напротив, Патриция чувствовала себя неуязвимой. Жар волнами расходился вокруг нее, но не причинял вреда. Вместо этого он будто усиливал пламя ее потаенных желаний.
— Вот что есть жара, — спокойно сказал голос. Это был доктор Салли, сидящий на стуле у деревьев. — Символика механизма снов. Наша воля руководствуется сознательными и подсознательными импульсами. Она выражает нашу суть с помощью субъективных построений — снов, — которые слишком сложны для реального мира.
Голос таял, словно дым. Патриция пыталась сосредоточиться на словах доктора и понять, что они могут значить применительно к ней, но куда больше ее беспокоило другое: почему она так спокойна посреди бушующего лесного пожара и почему от жара так приятно покалывает кожу? Она раскраснелась, почувствовала...
О Боже.
— Просто сон, — пробормотала Патриция. По крайней мере, она это понимала. — Это всего лишь сон. Мне не о чем беспокоиться.
— Правильно, — согласился доктор Салли. Но почему он походил на мертвеца? Лицо вытянутое и бледное, как старый воск. Темный костюм выцвел и кое-где прохудился.
Как будто он только что вылез из гроба, спустя месяцы после похорон.
— Наступил конец фрейдистской психодинамики, я полагаю, — разочарованно произнес он. — Боюсь, что в наше время психология мертва как наука. Я мертв.
Патриция рассмеялась.
— Но вы правы, — повторил он, его голос превратился в мрачный хрип. — Это сон, так что вам не нужно ни о чем беспокоиться.
Патриция смотрела на него сквозь дым.
— И вам не нужно беспокоиться о том, что вы делаете.
Дым поглотил его. Пламя взметнулось за ее спиной, и она побежала вперед, хотя все еще не чувствовала страха. Под ногами хрустели ветки и листья, земля под ними была такой теплой. Вожделение — знойное проявление ее женского естества — росло вместе с пламенем. В какой-то момент она прорвалась сквозь деревья и поняла, что бредет по берегу озера, нет — пруда.
Ее осенило: «Это пруд на поле Боуэна».
Луна светила ей прямо в лицо. Несмотря на позднюю ночь, она могла хорошо разглядеть свое отражение на зеркальной поверхности пруда.
Видение повергло ее в легкий шок.
Без трусиков, в прозрачной ночной рубашке, которая липла к телу, Патриция была карикатурным образом женской сексуальности — настолько волшебство сна преобразило ее формы. И без того пышная грудь во сне стала еще больше, словно Патриция была беременна. Соски размером с оливки выступали под льнувшей к ней влажной ночной рубашкой. Сон углубил изгибы ее тела, расширил бедра, а когда она непроизвольно подняла подол, то увидела, что ей не хватает не только трусиков, но и волос на лобке.
Патриция изнывала от желания. Из-за ночного зноя на коже проступила испарина, словно материальное воплощение не поддающейся определению страсти.
Из воды поднялся Эрни: обнаженный, с мягкой улыбкой на лице и ищущими глазами. Она отвечала ему взглядом, но ее собственная улыбка была явно распутной, отражавшей томление жаждущей плоти. Патриция стояла задрав край ночной рубашки выше пупка.
Почему сейчас она должна чувствовать себя виноватой? Это был сон, и даже доктор Салли, чьи профессиональные воззрения чуть ранее приказали долго жить, подтвердил, что она может делать что хочет. И когда она разговаривала с настоящим доктором Салли по телефону, он, по сути, сказал ей, что она избавилась от травмы из своего прошлого.
И сон подтверждает это, разве не так? Вот она, на месте своего изнасилования, но как нормальное и совсем не травмированное сексуальное существо.
Ощущения разъедали ее тело. Она чувствовала себя порочной и грязной. Была ли это ее настоящая сущность? Была ли это настоящая Патриция? Или сон позволил ей оторваться по полной, чего она сама — особенно таким образом — не могла позволить себе сделать в реальной жизни?
«Изменяется только степень вашей половой социализации, — продолжал голос невидимого доктора Салли. — Супер-Эго против Инстинкта. Общественная псевдожизнь современного человека приводит к тому, что нашей вызывающей сожаление репрессированной сексуальности приходится переходить на самообеспечение. — Она пыталась понять, но не могла. — Все мы животные, Патриция. Но ведем себя так, как будто ими не являемся. Всё из-за репрессии и ее изнурительного эффекта. В конце концов, это так неестественно».
«Что я делаю? Это сон. Я жду разрешения своего доктора на секс!» — удивлялась Патриция.
Она чуть не рассмеялась над абсурдностью ситуации. На нее волной обрушился смысл произнесенных доктором слов: «Мы животные, но притворяемся, что это не так».
«Пещерные люди не подавляли своих желаний, — заверил ее голос психолога. — В том числе и пещерные женщины».
Что ж...
Ее глаза впились в Эрни. Он стоял на коленях в воде. Сон и его превратил в марионетку с гипертрофированными половыми признаками. Широкая спина, плечи и шея. Грудь и бицепсы — горы накачанных мышц. Сюрреально большие гениталии — один вид Патриции вызвал у Эрни эрекцию.
«Иди сюда, — сказала она, приняв свое развратное естество. — Я придумала применение для твоего рта».
Эрни повиновался, как раб. Он подполз к ней на четвереньках — идеал мужчины для любой женщины. Патриция продолжала стоять: сон определил ей доминирующую позицию, а ему оставил подчинение. Она беззастенчиво ласкала свои пухлые груди и чувствовала, как волны острого желания приливали к низу живота. Патриция раздвинула ноги, закрыла глаза и с властной улыбкой стала ждать, когда он примется за дело.
Но ничего не произошло.
Она посмотрела вниз и увидела, что Эрни бесследно исчез.
Если, конечно, не принимать во внимание легкую рябь на воде.
То, что затем выползло на берег, не было Эрни. Что-то худое, серое и, без сомнений, мертвое.
Женщина. Она весила не больше сорока килограммов. Серая кожа, казалось, растянулась на костях, и Патриция видела, как они двигаются, когда женщина ползла. Сквозь спутанные мокрые волосы на нее смотрели пустые глазницы. Патриция не была уверена — не то чтобы детали имели значение во сне, — но казалось, что у женщины-трупа были грубые швы на талии, как будто она была разрезана пополам, а затем хирурги сшили части ее тела. Кулон с каким-то камнем болтался на иссушенной шее в такт ее движениям.
— Беги из этого злого места, дитя, — пробормотало нечто голосом, отдаленно напоминающим человеческий. Был ли это говор поселенцев, что сочился сквозь гортань, искаженную посмертным гниением?
— Беги отсюда и проси Бога бежать вместе с тобой. Беги. Беги!
— Бежать от чего? — спросила Патриция.
Труп рухнул, словно все суставы разом выдернули из тела.
Ответа Патриция не получила, но, когда она услышала топот за спиной — что-то грохотало в лесу, — он ей уже не был нужен. Она побежала.
Грязь брызгами вылетала из-под ног, пока Патриция мчалась по краю пруда. Прежде чем она смогла сменить направление, ей показалось, что в пруду есть что-то еще, у самой поверхности воды, — оно смотрит на нее и пытается привлечь к себе внимание.
Но она не хотела знать, что это было. Патриция побежала обратно в едва тронутый лунным светом лес, в глубине которого продолжал разгораться пожар. Дым разъедал глаза. В какой-то момент Патриция поняла, что под подошвами ее ног хрустят тысячи изжарившихся цикад.
Из-за спины продолжал доноситься топот.
Она побежала глубже в лес, надеясь, что уходит в сторону от пожара.
«Кто же преследует меня?» — крутилась в голове лихорадочная мысль. А может, это не кто-то, а что-то?
Это был сон. Ей приходилось напоминать себе об этом.
— Это то, чего вы не должны были увидеть, — голос доктора Салли каким-то образом вновь проник в ее голову, хотя его самого нигде не было видно. — Иногда мы сами себя преследуем. Мы и есть наши самые опасные враги. Может ли быть так, что человек или нечто, вас преследующее, на самом деле является частью вас самой?
«Плевать я хотела!» — подумала она. Несмотря на то, что она испытывала страх, ее сексуальное возбуждение увеличилось в десять раз.
«Я не верю, что подсознательно хочу, чтобы меня снова изнасиловали! — она была в этом абсолютно уверена. — Фрейд может поцеловать меня в задницу!»
Ее грудь энергично покачивалась под облегающей тканью ночной рубашки. Соски ныли. Затем...
Черт возьми!
Патриция упала и приземлилась на живот. Она обо что-то споткнулась. О лозу? Или ветку?
Нет. Когда она обернулась, то увидела отрубленную голову.
«Дуэйн», — узнала она.
Дикий топот преследователя раздавался совсем рядом.
Но Патриции показалось, что она слышит стук сквозь сон.
«Как будто кто-то стучит в дверь», — подумала она. Но в горящих лесах нет дверей. Она знала, что лес — символ ее желаний и опасностей, которые в них таятся, а преследователь — неизвестности.
Так что же со стуком?
Едва ли это имело значение. Она поднялась, собираясь снова бежать, как вдруг заметила, что свет луны падает на дерево прямо перед ней.
На стволе был вырезан рисунок, и сначала ей показалось, что он кровоточит, но она быстро отбросила эту мысль. Это была обычная смола. Внимание Патриции привлек сам орнамент: грубый, но тщательно продуманный крест, обрамленный замысловатыми узорами, как на символе клана Стэнхёрда, призванном приносить удачу.
Патриция извивалась, лежа на спине. Она проснулась и теперь чувствовала, как ее волнами захлестывает оргазм: нервы напряжены, горячая рука между ног, — а затем...
— Патриция! Патриция!
Голос сестры.
Патриция резко открыла глаза. Она не поняла, где находится: спальня, освещенная луной, так походила на лес из сна. Но все же она проснулась — Джуди ее разбудила.
— Патриция, мне очень жаль, что я разбудила тебя так рано, но...
Господи!
Первым, что она заметила, была ночная рубашка — та же, что во сне, — натянутая на грудь. Соски пульсировали от восхитительной боли, и Патриция знала почему: она щипала себя во сне. Покрывало было отброшено в сторону, ноги раздвинуты. Она снова мастурбировала во сне.
Вторым был запах дыма.
— Дом горит? — выпалила она. Зачем бы еще Джуди стала будить ее так рано и внезапно?
— Нет, нет, боже мой, нет. Но...
— Я слышала громкий стук, — сказала Патриция, быстро оттягивая ночную рубашку вниз.
— Это сержант Трей.
Полиция?
— Что он хотел?
— Пришел сказать, что случилось. На мысе пожар. Одевайся и выходи. Мы должны пойти с ним.
Пожар.
Настоящий дым, очевидно, проник в ее сон.
— Сейчас!
Джуди оглянулась, прежде чем уйти, и одарила Патрицию хитрой улыбкой.
— Ну и сны тебе снятся, сестренка.
Слава Богу, она не видела, что Патриция покраснела.
— Нет ничего плохого в том, чтобы самой позаботиться о себе, — добавила Джуди. — Теперь поторопись! Встретимся внизу.
«Боже мой, — подумала Патриция, когда та ушла. — Моя сестра только что поймала меня на мастурбации».
Она натянула блузку, шорты и кроссовки. Перед тем как уйти, Патриция выглянула в окно и вдалеке разглядела пламя.
†††
Никто никогда не ожидал увидеть нечто подобное в Аган-Пойнте. Красные, синие и белые огни пульсировали в ночи. Несколько пожарных машин припарковались диагонально, и теперь шланги, похожие на щупальца, плясали в воздухе. Полдюжины полицейских машин ограждали периметр.
«Некоторые машины принадлежат штату», — отметила Патриция. Офицеры с бесстрастными лицами бродили по месту происшествия. Патриция, Джуди и Эрни смотрели на них в оцепенении.
— О Господи, нет, — выдохнула Джуди.
— Это лачуга Дэвида Илда, — сказал Эрни, — так что, думаю...
Эрни не закончил. Пожарные вынесли из развалин дома черный закрытый пакет на носилках.
Патрицию затошнило от запаха: это было не зловоние, которое она ожидала почувствовать, напротив — аромат, словно жарили свинину.
«Боже мой», — подумала она. Живот скрутило.
— Боюсь, это не самое страшное, — сказал сержант Трей. Когда на его лицо падал свет мигающих огней, оно становилось то пунцовым, то синюшным, то мертвенно-бледным.
— У Дэвида Илда есть дочь, не так ли? — Джуди с тяжестью выдохнула вопрос.
Трей и Эрни кивнули. Через мгновение появились вторые носилки.
«Была дочь», — подумала Патриция.
Пожарные справились с огнем, но он уничтожил ветхий деревянный сарай, который служил домом Дэвиду Илду. Пострадало и несколько деревьев. От них остались только почерневшие, еще дымящиеся стволы.
— Я точно знаю, что все электрические щитки и распределительные коробки в порядке, — сказал Эрни. Кажется, он переживал, что кто-то может подумать, будто пожар — результат его ошибки.
— Они все новые. Я всё устанавливал лично.
— Обычная случайность, — предположил Трей, — что происходит очень часто. Вероятно, девочка пошла спать и забыла выключить плиту. Дым вырубил их во сне, а огонь...
Бытовая трагедия.
«В газетах постоянно читаешь о подобном, — признала Патриция, — и никогда особо об этом не задумываешься».
— Почему так много полиции и служба штата здесь?
— Это кажется странным, — добавила Джуди. — Им ехать досюда больше получаса.
— Из-за того, что произошло с Хильдами, — ответил Трей. — Они всё еще расследуют то... а теперь вот и это.
— Но убийства Хильдов и этот пожар не могут быть связаны, — сказала Патриция.
— Я в этом не так уверен, — раздался голос сзади. Сутулая фигура шерифа Саттера появилась из темноты.
Джуди вопросительно приподняла бровь.
— Что вы имеете в виду, шериф?
— Хильды тайно готовили наркотики, — взгляд шерифа бродил по тлеющим углям, которые когда-то были хибарой Илда. — От лачуги осталось не много, но люди из полиции штата нашли внутри несколько обгоревших бутылок с химикатами и сгоревший горшок на плите. По их словам, еду в нем не готовили.
Патриция вспомнила, о чем ранее читала в интернете.
— Лаборатория для изготовления метамфетамина, — проговорила она. — Они так думают?
— Бутылки и другие улики отправят на тесты, но, скорее всего, так и есть. — Саттер покачал головой. — В принципе похоже на правду, если подумать.
Грустная правда.
Джуди в шоке наблюдала, как полиция и пожарные бродят вокруг.
Патриция озвучила самый мрачный вопрос:
— Сколько было его дочери?
— Тринадцать-четырнадцать. Около того, — ответил Эрни.
Джуди подавила рыдания.
— Проклятая наркота, — вставил шериф Саттер. — Черт возьми, одно зло от этого дерьма.