Она уехала так быстро, как только смогла.
— То, что случилось с вами тогда, мозг навсегда привязал к конкретной локации, — продолжил он, поглаживая пальцами пресс-папье в виде синей таблетки с огромной надписью «Стелазин». — Я бихевиорист и придерживаюсь консервативных взглядов в интерпретации человеческих поступков. Другие специалисты скажут вам, что убегать от своих травм нездорово. Что они остаются в вашей душе, даже если вы забываете о них. На мой взгляд, это неверная позиция в отношении проживания того, что с нами происходит. Если, покинув Аган-Пойнт, вы восстановили свою функциональность, значит, ваш способ сработал. Вы стерилизовали травму — отдалили от своей жизни настолько, что она больше не имеет к ней никакого отношения и не будет иметь, если вы сами того не захотите. Вам не нужны антидепрессанты и дорогостоящая психотерапия, чтобы справиться с травмой. Все, что вам нужно, — находиться подальше от области ее возникновения. И прямо сейчас вы успешно реализуете эту стратегию поведения: карьера юриста идет в гору, складывается брак. Я прав?
Патриция свесила руки с кушетки.
— Да.
— Вы ведь не травмированы тем, что случилось с вами, когда вам было шестнадцать? Вы психологически уравновешенный человек. Это событие в вашем прошлом не уничтожило вас. Можете ли вы сказать, что трагедия, которая произошла двадцать пять лет назад, все еще довлеет над вами и отравляет жизнь?
Патриция чуть не рассмеялась. Ползучее отчаяние сменялось легкомысленной радостью от того, что психолог пытался ей внушить.
— Нет, доктор. Я не могу этого сказать.
Его взгляд ничего не выражал.
— В чем же ваша проблема?
Она собралась с духом и произнесла эти слова:
— Вы правы. Это больше не проблема.
Он поднял палец.
— Нет, проблема есть, но она одна — близость к месту травмы. Всякий раз, когда вы возвращаетесь в Аган-Пойнт, трагедия взывает к отчаянию. Когда вы находитесь вдали от Аган-Пойнта, ваш ум функционирует так, как будто травмы никогда не существовало. Вы знаете, что я прав, ведь все аспекты вашей жизни подтверждают мои слова. Позвольте мне использовать сложную клиническую терминологию, Патриция. К черту Аган-Пойнт. Насрать на Аган-Пойнт. Пусть Аган-Пойнт горит в адском пламени. Как вам?
Патриция засмеялась.
— Ваше отчаяние активируется только тогда, когда вы возвращаетесь в Аган-Пойнт, поэтому мой профессиональный совет — никогда не возвращайтесь туда. Не нужно делать то, что делать необязательно. Навестить родственников? Пусть они приезжают к вам. Аган-Пойнт — это дерьмо, которое вы спустили в унитаз несколько лет назад. Просто не спускайтесь в канализацию.
И все. Поездка на свадьбу сестры выбила Патрицию из колеи, но доктору Салли хватило всего одного приема, чтобы вернуть все на свои места. Кроме того, Патриция осталась в восторге от самого сеанса.
«Теперь, когда я вдали от этой адской дыры, — думала она, — я чувствую себя прекрасно».
Положительный эффект сохранялся, пока Джуди не позвонила ей и не рассказала об убийстве своего мужа.
«Я спускаюсь в канализацию, — вспомнила Патриция метафору доктора. — Но я не знаю, можно ли поступить иначе. Она моя сестра...»
Приехать и поддержать сестру — единственное, что она могла сделать, и она это знала.
«Мне просто нужно расслабиться и постараться наслаждаться моментом, — сказала себе Патриция. — Это случилось так давно. Я веду себя как ребенок».
Признаться в этом было проще, чем трезво взглянуть на свой вынужденный оптимизм.
Она позволила дороге полностью захватить ее внимание. Каждый новый поворот по сельской дороге увозил Патрицию все дальше от столичного мира. Дебри Южной Вирджинии являли собой совсем другой мир, противоположный большому городу: фермы вместо небоскребов, старые пикапы и тракторы, громыхающие по тихим дорогам, обрамленным деревьями по обе стороны, вместо безумного трафика в городе. Она знала, что дом приближается, по отчетливым признакам.
«Крабовые котлеты из Аган-Пойнта» — хвастался придорожный ресторан. А через пару километров вывеска на местном фермерском рынке: «Мы продаем мясо крабов из Аган-Пойнта».
В конце концов пейзаж начал успокаивать нервы Патриции, и она улыбнулась. Может быть, травма отступила, ушла в глубины памяти и больше никогда ее не побеспокоит? Ведь это случилось десятилетия назад.
«Она просто стерлась. Стерлась», — надеялась Патриция.
Появился указатель:
АГАН-ПОЙНТ — 5 КМ
Она резко выпрямилась.
«Это неважно. Неважно! Мне все равно!»
Ужасные слова вернулись.
Слова ее собственного отца...
«Как ты позволила этому случиться?»
Глаза Патриции наполнились слезами. Она мгновенно потеряла контроль и забыла, куда едет. Ее словно лишили возможности осознавать происходящее. Не вполне понимая, что делает, она остановила кадиллак на обочине и вышла. Сердце бешено колотилось, под рыжей челкой выступил пот. Прохожий подумал бы, что сумасшедшая собирается убежать в лес. Слезы застилали ей глаза. Ноги сами понесли прочь от автомобиля.
Несколько минут спустя она упала на колени, подняла глаза, захлебываясь от рыданий, а затем увидела небольшой знак перед поворотом на узкую проселочную дорогу. Ей пришлось долго щуриться, чтобы сквозь слезы наконец прочитать слова:
ПОЛЕ БОУЭНА
Патриция вскрикнула, ее вырвало на траву, и она потеряла сознание.
Часть вторая
— Мне это показалось странным, мистер Шериф, — соблазнительная девушка с взъерошенными волосами наклонилась к окну водителя полицейской патрульной машины департамента Аган-Пойнта.
Странный акцент выдавал ее больше, чем бледная кожа и черные волосы, не говоря уже о «мистере».
«Поселенка Стэнхёрда», — понял шериф Саттер. Они всегда называли его мистером. Эту женщину он видел впервые, что было неудивительно: шериф редко обращал внимание на Поселенцев — не было нужды. Они держались особняком, вдали от неприятностей, и просто работали. Большинство из них — на крабовую компанию. Шериф Саттер был разумным человеком.
«Выполняйте свою работу, платите налоги, подчиняйтесь закону — и у вас не будет со мной проблем», — говорил он.
Однако прямо сейчас у шерифа Саттера возникла проблема с самим собой из-за девушки, которая остановила их на Пойнт-роуд. Когда она склонилась у окна, чтобы сообщить о какой-то неурядице в «Квик-Марте», ее груди уставились ему в лицо. Томатно-красный топик, сшитый вручную, едва сдерживал богатство, которым природа одарила девушку. К тому же стежки кое-где расходились, оголяя участки тела, не предназначенные для чужих взглядов. На ней также была узкая поношенная юбка, туго обтягивающая бедра. Поселенцы сами шили себе одежду из обрезков ткани, которые покупали в секонд-хендах, поэтому ни о каком собственном стиле девчонки говорить не приходилось. В паху Саттера вспыхнул пламень. Слушая ее, он нет-нет да и заглядывался на ее голый живот и крутые бедра.
«О Господи», — посочувствовал он себе. Девчонка стояла скрестив ноги. На правой миниатюрной, чувственной ступне болтался дешевый шлепанец.
«Твою ж мать, у меня бы и на одну ее пятку встал», — подумал шериф.
В этом и заключалась «проблема» шерифа Саттера. Фантазии отвлекли его, и он обнаружил, что кивает, будто бы внимательно слушая, но почти не слышит ее слов.
— Они скалились и рассматривали меня, — тем временем говорила она, — ну, знаете, как парни делают. Мне стало неудобно от этого, а когда я сказала, что не хочу ничего покупать, они ответили что-то вроде: «Не парься, мы дадим тебе просто так, если поедешь с нами потусоваться».
Поселенки не особо хороши выше шеи: широкие скуластые лица, плоские носы, не самые ровные и белые зубы и эти блестящие черные волосы.
Но ниже шеи...
«Черт подери», — подумал Саттер. У всех Поселенок такие тела, что моделям из «Плейбоя» впору начать сомневаться в себе.
— Так что, говоришь, они хотели? — спросил Трей. Саттер мог бы поклясться, что его напарник испытывает ту же самую «проблему». Его выдавал тон голоса и то, как он щурил глаза. Работа любого офицера заключается в том, чтобы докопаться до фактов, но практически выпавшая из топика роскошная грудь Поселенки мешала ее выполнять. Хоть как-то.
— Что эти парни пытались продать тебе? — Трей зажмурился на мгновение, пытаясь собраться с мыслями.
Девушка повела бедром, ее грудь восхитительно перекатилась под хлипкой преградой самодельного топика, и она начала говорить:
— Лед! [1] Представляете? Они спросили, нужен ли мне лед! Я, конечно, все понимаю, жара и все такое, но у нас полно льда в морозильниках, как и у всех. А даже если бы его не было, я б пошла прямиком в «Квик-Март» и купила бы упаковку. Это похоже на тупую шутку: продавать лед прямо перед магазином. Кто вообще продает лед из машины, мистер Шериф? Я вас поэтому остановила. Они показались мне странными. Подумала, что полиции было бы интересно на них взглянуть.
Саттер и Трей переглянулись. По крайней мере, у них появилось настоящее полицейское дело. Если бы Саттер был вынужден еще хотя бы минуту смотреть на возмутительно-прекрасное тело девушки, его бы хватил удар прямо в патрульной машине.
— Вы поступили правильно, что остановили нас, мисс, — сказал Саттер, — таких ребят мы в Аган-Пойнте не жалуем. Вы видели, куда они пошли?
Она встала прямо и положила руки на бедра. Невысокая, как и все Поселенцы, и выглядит как миниатюрная кукла. Мужчины не сводили с нее глаз. Девушка указала рукой в сторону магазина. Глаза Саттера вспыхнули, когда край ткани приподнялся и он смог увидеть идеальное полушарие груди.
— А они и не уходили, мистер Шериф, видите? Они еще там. В оранжевом фургоне, который стоит прямо перед «Квик-Мартом», а один из них сейчас разговаривает по телефону-автомату.
На лице Трея появился охотничий азарт.
— Ну, разве это не великолепно?!
— Именно, — согласился Саттер, затем вернулся к девушке. — Сегодня вы выполнили свой гражданский долг, мисс. Мы ценим это.
Слова Саттера привели ее в восторг. Некрасивое лицо озарила улыбка. Но Саттер и Трей не то чтобы уделяли должное внимание ее лицу.
— Желаю вам хорошего дня, мистер Шериф, и... и вашему напарнику.
Саттер выдержал паузу.
«Вот дерьмо. Мне просто нужно знать», — подумал он.
— Кстати, мисс, если вы не возражаете, я задам вам вопрос... Сколько вам лет?
Ее глаза блеснули.
— Забавно, что вы спрашиваете. Мне вчера исполнилось пятнадцать!
Трей выплюнул кофе обратно в кружку, а Саттер подумал с протяжным низким стоном: «О, Бог благословенный...»
Девушка невинно помахала, когда патрульная машина дала задний ход и начала разворачиваться.
— Пресвятые угодники, — прохрипел Саттер, как человек, у которого прихватило живот. — Я чуть не умер, пока пялился на эти головокружительные сиськи!
— А у меня чуть штаны не взорвались, шериф. Видал, какая маленькая? Метр пятьдесят, не больше. И что, что рожей не вышла? У молоденьких Поселенок такие тела, что мне на луну выть хочется. — Трей незаметно потер промежность, пока Саттер завороженно смотрел в зеркало заднего вида. — Я сейчас прям здесь обкончаюсь.
— Ага.
Он хлопнул себя по бедру.
— И ей всего пятнадцать!
— Ага, — повторил Саттер, выкручивая руль.
Трей покачал головой.
— Тела у них потрясные, а мозгов — ноль. — Он рассмеялся. — Она думает, что эти парни продают кубики льда! Вот тупая, да?
— Оставь ее в покое. У нее хреновая жизнь, нет нормального образования, и работает она на крабовом заводе.
Трей издал еще один смешок.
— Дерьмо, шеф. С таким телом она может поработать с моим дружком в любое время!
Саттер бросил на него упрекающий взгляд.
— Я имею в виду, как только ей исполнится восемнадцать, — поспешно добавил Трей.
— Я так и подумал. Трей, десять минут назад ты весь из себя вывернулся, доказывая мне, что Бог помогает, если мы чтим его законы. — Саттер рассмеялся. — Быстро же ты продал свою набожность. И всего-то за одну Поселенку.
Трей запротестовал.
— Да я ж образно говорил, шеф! — воскликнул он, исказив слово до «обррзна». — Так мужики базарят между собой. Но глубже, в сердце — и в твоем тоже, я уверен, — мы, мужчины, заключившие брак пред очами Господа, никогда даже и не думаем о плотских утехах с кем-то еще, кроме законных жен. Независимо от их возраста. Я об этом отца Даррена спрашивал.
— О чем?
— О похоти. Он сказал, что, поскольку все люди рождаются в первородном грехе, мы все виновны в похоти — не можем ничего с этим поделать, это в наших генах. Так что нет ничего плохого в том, чтобы время от времени глазеть на горячих красоток. Это просто наш способ признать красоту, которой наделил женщин Бог.
Саттер сощурил глаза.
— Отец Даррен сказал, что нормально смотреть на других женщин?
Трей поднял палец, чтобы подвести итог своей речи.
— Пока ты знаешь, что не станешь заниматься с ними сексом, если подвернется случай. Я уверен, что ты никогда не изменял своей прекрасной жене Джун, а я никогда не обманывал Марси. Не важно, что они обе жирные и их сиськи свисают аж до бедер. Это из-за того, что Бог благословил нас в нашей любви.
Саттер вздохнул.
— Во всяком случае, шеф, так, если в двух словах, говорит отец Даррен. Бог вовсе не против, если ты иногда засматриваешься на цыпочек. Он против, если ты вдруг решишь с ними замутить.
«Что ж, не может не радовать. У меня до сих пор стоит после этой штучки», — подумал Саттер.
Трей усмехнулся.
— Смотри на это так, шеф. Эта маленькая конфетка заставила тебя забыть о проблемах с деньгами, а?
Воспоминания об изгибах груди и бедер вспыхнули живыми картинками перед глазами.
— Может, я и забыл о них, но проблемы все еще здесь, Трей.
— Терпение — добродетель, шеф. Так сказано в Библии. Бог улыбается терпеливому человеку.
Саттер, выбросив из головы остатки образов, подъехал к магазину. Блестящий в лучах солнца новенький «Хаммер» действительно занимал одно из парковочных мест. Кузов мандаринового цвета был настолько ярким, что казался игрушечным. Подозрительный черный парень — около двадцати лет, в мешковатых штанах, увешанный золотыми цепями, — только что повесил трубку таксофона и возвращался к машине, кидая в сторону патрульной машины косые взгляды.
— У засранца больше золотых цепей, чем у мистера Ти, — заметил Трей с ухмылкой. — И посмотри на часы сукиного сына. Похожи на «Ролекс».
— Мы знаем, где он взял на них деньги, — заметил Саттер. Его собственные часы стоили семь долларов девяносто пять центов. — Взгляни на эти кольца. Ублюдок одевается как сутенер из Гарлема.
На водительском сиденье «Хаммера» сидел длинноволосый белый парень с куцей щетиной на подбородке. Он тоже был увешан золотыми цепями.
— Мы знаем, что они отморозки. Будь наготове, — сказал Саттер. — Я возьму рэпера, ты — белого парня.
— Понял, шеф. — Трей ухмыльнулся боссу и отстегнул застежку на кобуре. — Давненько мы не участвовали в драке. Я готов.
— Не доставай оружие без нужды. — Саттер отстегнул свою застежку. — Думаю, нам не помешают перчатки.
— Понял, — сказал Трей. Оба надели по паре велосипедных перчаток с обрезанными указательными пальцами. Суставы и ладони были подбиты кожаными подушечками с песком. Идеально, если нужно выбить дверь или разбить лицо отморозку.
Саттер вытащил свою внушительную тушу из машины. Он преградил путь черному парню, прежде чем тот дошел до машины. Трей наклонился к двери водителя, скрестив руки.
— Проблемы, офицер? — надменно спросил черный парень. На нем была футболка с принтом RAPPIN’ AND CAPPIN’. Бицепс размером с яблоко украшала татуировка AK-47.
— Еще какие, — ответил Саттер. — Повернись, положи руки на крышу, разведи ноги. Никаких резких движений. И давай без шуточек!
— Чего? — заныл белый парень.
— Заткнись, Кид Рок, — сказал Трей, — или тебя заткну я.
Черный парень насупился и глядел исподлобья.
— Я не сделал ничего плохого! Ты докопался до меня, потому что я черный!
— Прекрати эту расистскую болтовню, — сказал Саттер. — Мне фиолетово, какой цвет лица у человека. Единственный черный человек, которого я назову ниггером, — это черный человек, пытающийся продать кристаллический мет детям.