— Джерри Эйманом, во время работы на радиотелескопе «Большое ухо» в США, в Университете штата Огайо, зарегистрировал сигнал «Wow!» — сильный узкополосный космический радиосигнал.
С утра меня переклинило написать полный расклад нот на несколько «моих» симфонических музыкальных произведений, чем я и морочился до обеда.
* * *
Днём, мы вновь поднимались в «сталинку», правда на этот раз пешком. Я размышлял так:
«Если все великие люди живут в «сталинках», то какого хрена я живу в «хрущевке». Непорядок!»
— Здравствуйте Яков Моисеевич.
— Здравствуйте ребята, проходите, — пригласил он нас в комнату. — Аркадий Львович, мне вчера вкратце объяснил, но всё же я бы хотел узнать от вас более подробно предмет нашего разговора. Так, что вы от меня хотите? Чем, я могу вам помочь? — сказал небольшой монолог колобок с бородкой и усами.
На вид ему было около пятидесяти. Он был невысокого роста, совершенно лыс, но с пышными «гусарскими усами». Он носил очки с роговой оправой и с толстыми стёклами, из-за чего его глаза казалось были огромные и навыкате. Из одежды на нём были коричневые брюки, клетчатая рубашка салатового цвета с короткими рукавами и тапочки.
Хозяин квартиры пригласил нас пройти в большую комнату.
Как я и предполагал, комнат в квартире оказалось много, и квартира эта была вряд ли коммунальной.
Зал, куда мы вошли, по размеру практически не отличалась от гостиной, в которой мы были вчера, в доме Севы.
Присев за стол, я прокашлялся и, чтобы не затягивать, приступил к озвучиванию цели визита.
— Дело в том, уважаемый Яков Моисеевич, что у нас есть ансамбль. Также у нас есть автор стихов и музыки, которую этот ансамбль исполняет. Но вот беда. У нас нет хорошего продюсера, — увидев недоумённый взгляд, я быстренько исправился, — точнее сказать — хорошего художественного руководителя «труппы», который помог бы нашему замечательному и скромному ВИА, взойти на «большую» сцену.
Тот ухмыльнулся.
— Ну, планку вы себе поставили молодые люди высокую, — деловито начал он, — и это хорошо!.. — Говорил он с неповторимым еврейско-одесским акцентом, и мне сразу же вспомнился замечательный фильм «Ликвидация»! — Но, чтобы показывать такие результаты, нужно иметь отличную песню. Хотя бы одну! Заметьте, — он поднял указательный палец вверх, — я сказал не хорошую, я сказал отличную песню! Чувствуете? — он вздохнул. — Хорошие песни можно исполнять лишь тогда, когда ты уже на Олимпе. А вот для подъёма на этот Олимп, требуется непременно отличная композиция. Насколько я понял, вы ни с какими авторами и композиторами не сотрудничаете, а придумываете сами?
Я мотнул головой в подтверждение.
— Я так и думал!.. Ребята, это называется самодеятельность. Са-мо-де-я-тель-ность! — по слогам произнес он. — Чувствуете? Конечно же это хорошо. Конечно же такие начинания необходимо приветствовать. Молодёжи заниматься музыкой нужно и это развивает. Но всё же, чтобы ВИА стал известным требуется хороший репертуар. Требуется найти отличного композитора, который напишет музыку для вашего ансамбля, а также необходимо найти отличного поэта, который захочет с вами работать и который сочинит прекрасный стихи и положит их на музыку. Только тогда ваша музыка будет иметь успех. А ваша самодеятельность конечно же хорошо, но этого явно мало. Это всё на уровне двора.
Сева заёрзал на стуле и хотел что-то ответить, но посмотрев на меня осёкся и передумал. Я же сидел и ждал, когда дядя выговорится и устанет…
— Вот и получается, что для того чтобы стать очень известными у вас практически ничего нет, даже если вы играете очень хорошо. Поэтому, перед тем как искать художественного руководителя вам необходимо найти хотя бы какого-нибудь композитора и самого завалящего поэта-песенника. У вас есть такие? — спросил в лоб потенциальный админ.
— Мы сами пишем. И музыку и слова, — произнёс Сева и осёкся, глядя на меня.
— Ах сами… — приуныл Яков Моисеевич, — понятно. Но поймите, чтобы самим придумывать, что-то нужно закончить институт или училище. Чувствуете?.. Савелий — вот учиться. Пройдёт несколько лет, и он может превратиться в прекрасного музыканта, а возможно в дальнейшем и прекрасного композитора. Вы же молодой человек, ещё ходите в школу насколько я понимаю? — получив мой утвердительный кивок, он продолжил:
— Вот и ходите! И замечательно! Учиться, учиться и еще раз учиться! Так ведь завещал нам Великий Ленин?! А выучившись, вы возможно сможете поступить в музыкальное училище, скажем в то, где учится ваш друг, или же скажем, закончить музыкальную школу… И лишь за тем стоит пробовать, что-то сочинять самому, тогда может, что-то и выйдет. Вот такую песню, не стыдно будет показать людям. Возможно тогда, её даже т с удовольствием включат на радио.
Он вздохнул, глядя на ёрзающего Севу и лыбящегося меня, затем, ухмыльнулся нашей надменности и спросил:
— Или же, быть может у вас, есть хотя бы одна такая песня?
Я помотал головой.
— Ну вот видите… — начал говорить колобок, но был прерван.
— У нас нет одной такой песни… у нас их семь! — и немного подумав я добавил. — Пока семь.
Наступила тишина. Затем Яков Моисеевич осведомился:
— Молодые люди, вы верно шутите? Какие семь песен у вас есть? Те, которые вы играете в своём ансамбле? Который вы сами написали?
— Да, именно так.
Моисеевич, немного поморгав своими лупоглазыми глазищами вероятно решив, что «хватит толочь воду в ступе» и пора поставить точки на «и»» сказал:
— Продемонстрируйте тогда их пожалуйста. Ведь неспроста же вы принесли катушечный магнитофон, хоть у меня и свой имеется.
Я кивнул Севе и тот врубил «мафон».
Савичева — песня «Юлия». [1]
Реакция испытуемого объекта, была интересна.
Когда заиграла песня, Моисеевич начал, что-то бубнить себе под нос. До меня доносились такие слова: «Ну да-ну да… хм… интересно… а девушка эта поёт неплохо… ага… ну-тес, ну-тес…»
Чем-то этим своим старинным — «ну-тес, ну-тес», он напомнил мне профессора — мужа библиотекарши. Хотя в принципе, по возрасту то, они были ровесники вот, эти «старорежимные» словечки и употребляли, контрреволюционеры блин.)
На втором припеве, «предполагаемый худрук» вскочил, уставился в потолок и «залип». Так, в неподвижности он и простоял до конца композиции.
— Ещё! — не шелохнувшись, стоя как вкопанный и «глядя в грядущее», то есть в потолок, приказал «полу-худрук».
Сева врубил…
Началась следующая композиция — Буланова «Старшая сестра». [2]
Яков Моисеевич начал мерить комнату шагами опять бубня себе поднос:
— А неплохо…тоже…. Очень хорошо… девушка… поет. Ох, Молодец! Очень энергично… необычный голос какой… грустная и в тоже время весёлая… танцевальная прям… хм… интересно…»
— Это вы поёте? — спросил возможный руководитель ансамбля, глядя на Севу, когда зазвучал припев третьей «нашей» песни «Белый пепел», которую в той жизни исполнял «Маршалл». [3]
— Нет, это наш вокалист — Антон, — пояснил диджей Савелий.
Четвёртой композицией, была — «3 сентября» — Шуфутинского. [4]
Я не переставал смотреть за реакцией подопечного, и она мне нравилась. Глаза были закрыты, а губы что-то подпевали… и когда начался первый припев…
— Ах**ть! Это просто ах***ь можно! — вдруг заорал Моисеевич. — Это просто пи***ц какой-то! Не может быть! Сара! неси рюмки! Просто великолепно! Это шедевр! Ше-де-в-р! — тут же спохватившись зашептал: — Тихо, тихо, тихо… Всё обсудим потом!.. По-то-м…
* * *
Он, немного уставший и возбуждённый, присел в кресло и потер переносицу.
— Ну ребята, вы и напридумывали песен. Все шлягеры! Все! — он рубанул воздух рукой. — Я вам это ответственно заявляю. Все шлягеры! Хоть сейчас на песню года! Хоть сейчас! А кто автор этой музыки? Кто автор стихов? Вы сказали вы сами это придумали…. Вы что, придумываете сами такие шедевры? Кто авторы?
— Автор музыки и стихов перед вами, — сказал Сева и показал на меня рукой.
Дядя Яков, охренел ещё раз.
— Поразительно! Просто поразительно! Сногсшибательно! Неужели это правда? — заверещал «почти» директор ВИА.
Я кивнул.
— Поразительно! Никогда подобного не видел. Молодой человек — вы талант, — сказал он. — Разрешите пожать Вашу руку.
Я встал, для очередного «поручкивания» и протягивая руку, до кучи представился: — Александр Васин.
Визави, схватил мою ладонь двумя руками и начал яростно её трясти.
«Это ему так последняя песня, что ль понравилась?»
— Очень приятно. Яков Моисеевич Блюмер. Очень приятно познакомиться! — потом, он опомнился, что перешел «на Вы» со «шкетом» и спросил: — Вы очень молодо выглядите сколько же вам лет?
— Пятнадцать, — ответил я, — скоро шестнадцать будет.
— Боже мой, боже мой. Вы меня не разыгрываете? Это точно придумали всё вы?
— Да, придумал я. И музыку и тексты, а записали мы всё с нашим ВИА на репетиционной студии. Именно к этому ансамблю мы и предлагаем Вам присоединится.
Он отошёл на пару шагов назад, осмотрел меня с ног до головы, также пристально осмотрел Севу, отвернулся от нас и опёршись одной рукой на стену, смотря себе под ноги сказал:
— А давайте послушаем ещё раз? И кстати, вы говорили, что песен записано семь, а включили мне только четыре…
— Да. Есть ещё три песни, но они так сказать из другой оперы, — сказал Сева косясь на меня. Я подтвердил, чтоб он продолжал, мотнув головой мол — «Молодец. Ври дальше.»
— У нас будет к вам одна небольшая просьба. Не могли бы вы пригласить к нам на прослушивание композиций вашу жену и дочку, — сказав это, мой компаньон покраснел и закашлялся, видимо вспомнив о хохме в машине и поправился: — В смысле — дочек… Если это возможно, то пусть и они послушают. Нам было бы очень интересно узнать мнение, так сказать потенциальных слушателей.
— Отличная идея молодой человек. Отличная! Конечно, нужно посмотреть какова будет реакция рядовых слушателей. Я думаю Сара не откажется, да и дочкам будет интересно послушать. Музыку они у меня очень любят. Сейчас пойду спрошу, — произнёс он вышел из комнаты.
* * *
Через десять минут перед нами сидели: жена, домработница, дочка Софа — семнадцати лет, дочка Ада — пятнадцати лет, сын Михаил — десяти лет и три подружки пятнадцатилетней дочери.
«Хм… а папа Севы, говорил о более старших сёстрах. Напутал что ли?.. Одним словом — композитор…»
— Уважаемые друзья, послушайте пожалуйста несколько песен нашего ансамбля и выскажите пожалуйста потом свое мнение, об услышанном, — с робостью в голосе и запинаясь объявил Сева заготовленную речь, которую он учил всю дорогу до дома худрука. — Это очень важно для нас.
Проговорив этот спич, он трясущимися руками нажал кнопку «воспроизведение».
Первая песня «Юлия». Всем очень понравилось.
Семнадцатилетней Софе, наверное, понравилось больше всех, глаза горели, а изначально скептическая мина на лице исчезла.
«Старшая сестра». Подружки младшей сестры косятся на сестёр и что-то там шушукаются. Эта песня также песня всем понравилось.
Следующая композиция «Белый пепел». Прислушиваются к словам… нравится.
«3 сентября» — восторг!..
«Замечательно… великолепно… очень хорошо…», — резюмирует почтенная публика.
— А кто придумал эти песни, вы? — она смотрит на Севу, тот мотает головой и говорит, показывая на меня:
— Нет, это не я. Все песни придумал Александр. Мы, лишь помогли ему их записать. Тут поет наша вокалистка Юля и вокалист Антон. Наше ВИА называется «Импульс».
Взгляды фанатов устремились на меня.
— А Вы не могли бы продиктовать стихи этих песен. Я бы хотела записать их себе в песенник. — сказала пятнадцатилетняя Ада, а подружки её горячо поддержали криками: «И мы… и нам…»
В те годы, многие девочки и девушки, а также мальчики и юноши, вели песенники куда записывали разные стихи. Песенник, как правило, представляли из себя обычную 48-листовую или более объёмную тетрадь, в которую и заносились стихи и песни.
Он был исписан красивым каллиграфическим почерком и всевозможно разрисован «рюшечками» — узорами, рисунками и фотографиями любимых артистов, вырезанными из газет и журналов.
Молодёжь переписывала песни друг у друга.
В зону интересов входили даже те композиции, которые никто никогда и не слышал.
Это был некий табель о рангах. Чем больше было в твоём песеннике песен, тем круче ты был в молодежной «тусовке».
Глава 6
Сева повернулся ко мне, как бы спрашивая разрешения. Я отрицательно мотнул головой.
— Извините девушки, но пока это невозможно, — проговорил клавишник. Девчата расстроились. — Может быть в ближайшем будущем, как только мы оформим песни надлежащим образом. Послушайте пожалуйста ещё три песни. Нужно сказать, эти композиции несколько отличаются от предыдущих.
Зрители вздохнули, но не разошлись…)
Началась песня номер один моего проекта — «Саша-Александр». Композиция называлась незамысловато — «Белые розы». [5]
Начало музыки удивило всех моих критиков-слушателей.
В куплете они прислушивались, в припеве же начали ёрзать на стульях.
«Что?.. Танцевать захотелось? Ну-ну, ёрзайте…»
Всю песню поглядывают на меня.
«О'кей смотрите. Я за это денег не беру. Не сахарный, не растаю…»
Последний припев шёпотом подпевают все. Старшая 17-летняя лупоглазая сестра, всё время косится в мою сторону.
Песня закончилась и тут же началась песня номер два — «Седая ночь». [6]
Ага слушают. Слушают… и подпевают. Грустят. 17-летняя дочь уж очень часто стала на меня посматривать. 15-летняя банда перешептываются и подпевает. Одна из подружек впала в ступор и сидит иногда помаргивая.
Следующей шла песня номер три — «Ну вот и всё». [7]
И действительно, нужно сказать, что — это всё… на-ча-лось…
Похлопывают носами… Одна из подружек трёт глаза и начинает плакать. Другие пытаются её успокоить и тоже всхлипывают.
Мама грустит и о чем-то думает.
17-летняя, пялится на меня во все свои лупоглазые глазищи по которым видно, что глазёнки эти собираются заплакать.
Песня закончилась в мрачной и траурной обстановке…
«Сумерки спустились над Ершалаимом» …
Все грустят и шмыгают носами. Вокруг уныние и безысходность…
— Папа, — раздался в полной тишине голос 17 летней девушки, которая со слезами на глазах и с раскрасневшимся лицом смотрела через меня куда-то в пустоту. — А ты не мог бы попросить своих друзей включить ещё раз последнюю песню?
— Да Софочка, конечно попрошу, только не расстраивайся так сильно. Давайте все попросим Севу включить… — засуетился нихрена не понимающий папаша. — Савелий… эээ… не могли бы Вы…
Севу просить было не надо. Он уже перемотал композицию на начало и включил.
Одна из девушек-подружек, как только зазвучали слова, сразу же заплакала и закрыла глаза. 15-летняя дочь покраснела, стала посматривать по сторонам, потом вскочила с дивана и сразу же села обратно.
Песня звучала, народ горевал…
Начался третий куплет: «Ну вот и всё…» …
17-летняя Софа всё «пялилась» на меня. Из глаз её текли ручьи слёз.
15-летняя, помаявшись, всё же решила нас покинуть.
Она вскочила с дивана и на ходу закатываясь истерикой выбежала из комнаты. За ней вслед бросились две плачущие подруги…
Плакала мама… Сидел грустный Сева… Стоял и ох***ал Яков Моисеевич… Видя это вселенское горе заплакал и 10-ти летний мальчуган…
Начался припев.
17-летняя вылупила свои лупоглазые глазищи на меня ещё больше…
Заплаканная и не давно вернувшаяся 15-летняя сестра, вытирала град слез рукавом и сморкаясь пыталась посмотреть в мою сторону.