— Я был на реабилитации для алкоголиков, часто хожу на собрания анонимных алкоголиков. Для меня важно искупление. Могу ли я угостить тебя кофе? Пожалуйста? Это бы много значило для меня... — умоляет он.
Либералам нравится слышать, что люди сами по себе — хорошие, что хотят стать лучше. Почему бы и мне не разыграть ту же карту, что и психопат, за которого она вышла?
Мелани откидывает волосы назад, вздыхает и устало указывает в сторону фудкорта. Найдя «Старбакс», они встают у прилавка. Пока Гарри стоит в очереди, Мелани разговаривает по телефону. Он превращается в слух. Она говорит о нем? Нет, похоже на безобидный трепет с подругой.
Да, мы вернулись... С детьми все хорошо... Да, Джим тоже. Я думаю, это было хорошо для нас обоих — выбраться отсюда. Прошлый год был больше для семьи... Сицилия замечательная. Еда такая, что мне срочно нужно в спортзал.
Гарри ставит латте на стол, садится напротив. Мелани берет чашку, делает неуверенный глоток, бормочет «спасибо». Ее телефон лежит на столе рядом с ней. Ему нужно очень осторожно начать обсуждение. У нее все еще есть запись телефонного звонка с прошлого лета, когда он был пьян, глуп и слаб. Тот хитрый монстр, за которого она вышла, узнает об этом. Но Мелани должна знать, что она прицепилась к убийце и психопату. И Гарри докажет это. Он докажет, что Джим Фрэнсис убил тех двух мужчин.
Поначалу они болтают о старых деньках в колледже, старшей школе и общих знакомых. Все идет гладко, Гарри вспоминает сценарии тактик полицейских. Создай видимость нормальности. Выстрой доверие. Похоже, это работает.
Бля, Гарри даже вытягивает из Мелани улыбку, рассказав об общем знакомом. Это его опьяняет, как и всегда, дает ему надежду. Он немного рассказывает о себе. Что мама не прожила долго после смерти отца и просто сдалась. Что он унаследовал прекрасный дом в лесу. Немного отшельнический, но он не жалуется. И тут что-то идет не так. Та часть его, что отчаянно хочет быть с ней в этом доме, внезапно всплывает, и Гарри начинает скакать с темы на тему. Он не может удержаться. Не может заглушить полицейского внутри:
— У тебя серьезные проблемы, Мелани, — он с силой трясет головой, — Джим не тот, кто ты думаешь!
Мелани закатывает глаза, берет телефон и кладет его в сумку. Смотрит на него ровно, говорит медленно и четко:
— Отъебись от нас. От меня, моего мужа и моих детей, — ее голос повышается, привлекая внимание посетителей. — Я предупреждаю!
Гарри вдыхает, шокированный столь глубокой ненавистью:
— Меня отстранили от работы в департаменте. Я потерял все, но не позволю ему сделать тебе больно!
— Не Джим мне делает больно, а ты! Повторяю: еще раз подойдешь ко мне, и я подам официальную жалобу, приведу адвоката, отдам копию записи твоему департаменту, — Мелани встает, закидывает сумку на плечо: — А теперь держись подальше от моей семьи!
Гарри надувается, нижняя губа начинает дрожать. Он поворачивается и зыркает на парочку женщин, которые подслушивают:
— Дамы, — говорит он медленно, охваченный злобным смятением, и делает глоток латте. Смотрит на следы помады на краешке другой чашки, принадлежавшие призраку, за которым он гонялся всю жизнь. Конечно же, когда он оглядывается, Мелани уже ушла, затерявшись в толпе покупателей. Гарри едва ли может поверить в то, что она сидела так близко к нему.
Когда Мелани возвращается домой, она находит Джима на кухне, готовящего сэндвич. Точно и аккуратно сделанный, с индейкой, нарезанным авокадо, помидорами и швейцарским сыром. Способность ее мужа полностью погружаться в обыденные бытовые задачи не перестает восхищать ее. Спокойное напряжение во всем. В окно она видит детей, играющих во дворе с новым щенком, которого не видно, — но Мелани слышит счастливое тявканье. Джим смотрит на нее с улыбкой, которая быстро пропадает, когда он чувствует, что что-то не так:
— Что случилось, дорогая?
Она вытягивает руки, выгибается, опираясь на столешницу, выпускает напряжение:
— Гарри. Я встретила его в торговом центре. Думаю, он подстроил это. Сначала он извинялся и вел себя нормально, так что я даже выпила кофе с ним в «Старбаксе». А потом полилось все то же бредовое дерьмо о том, что ты убил тех двух мужчин на пляже! Я запугала его записью, и он отвалил.
Джим делает глубокий вдох:
— Если это случится еще раз, нам надо что-то сделать. Нанять адвоката, подать в суд за домогательство.
— Джим, ты не резидент, у тебя судимость, — Мелани хмуро смотрит на него, — органы власти многого не знают о той части твоей жизни.
— Те два парня, я взорвал их машину...
— Если все это всплывет, тебя могут депортировать.
— В Шотландию? — внезапно смеется Джим, — не знаю, выдержу ли, если девочки будут разговаривать, как я!
— Джим...
Джим Фрэнсис подходит ближе, сокращая пространство между ним и Мелани, обнимает жену. За ее спиной он видит дочек, играющих с Сюзи, недавно купленным французским бульдогом.
— Шшш, все будет хорошо. Мы во всем разберемся. Давай просто насладимся Рождеством.
Рождество под солнцем. Джим думает о Эдинбурге, и призрачный ветерок холодит спину.
3. «Тиндер» этой ночью
Юэн Маккоркиндейл изучает себя в зеркале ванной комнаты. Ему больше нравится то, что он видит, когда снимает очки: черты лица превращаются в удовлетворяющее его пятно. Пятьдесят лет. Полвека. Куда все ушло? Он надевает очки, рассматривая все больше и больше похожую на череп голову, покрытую короткой серебристой щетиной. Затем Юэн смотрит на свои голые ступни на розовой плитке пола с подогревом. Многие другие, как и он, тоже их изучают. Как много стоп он видел в своей жизни? Тысячи. Наверное, даже сотни тысяч. Плоские, прокрученные, сломанные, треснутые, раздавленные, обожженные, шрамированные и зараженные. Но это не о нем: его сохранились лучше, чем все остальное. Выходя из ванной, Юэн быстро одевается, раздраженно завидуя своей все еще спящей жене. Карлотта младше его на десять лет и неплохо справляется со средним возрастом. Она растолстела в середине третьего десятка, и Юэн втайне желает, чтобы она стала такой формы, как ее мать; ему нравилось, когда женщины были похожи на сливы. Но затем строгая диета и спортзал вернули Карлотту обратно во времени: не просто в ее молодость, но и, наверное, в даже более превосходную саму себя. Когда они познакомились, у нее еще не было таких мускулов; йога подарила ей гибкость и разнообразие движений. Теперь же, когда Юэн чувствует, как молниеносно увядают ощущения, он надеется, что они полностью исчезнут с возрастом: он явно начинает проигрывать в этих отношениях.
Тем не менее, Юэн преданный муж и отец, живет счастливой семейной жизнью с женой и сыном. Особенно во время Рождества. Он любит итальянскую экстравагантную общительность Карлотты, и никому не пожелал бы никому своей суровости. День рождения, выпадающий на Рождество, в маленькой семье — всегда прямой путь к игнорированию. Но Юэн рад праздникам рядом с Карлоттой и Россом. Его добродушие, как правило, рассеивается в тот момент, когда в эту формулу добавляются другие: завтра он должен принять семью Карлотты на рождественский ужин. Мать Карлотты — Эвита, ее сестра Луиза, муж Луизы Герри и их дети, все они хороши. А еще ее брат Саймон, в котором он совсем не уверен — владелец эскорт-агентства в Лондоне.
К счастью, Росс и сын Саймона, Бен, дружат. Просто Саймон редко бывал дома за последние два дня. Приехав из Лондона, он бесцеремонно бросил бедного Бена на них и ушел. Это в порядке вещей. Неудивительно, что Бен такой тихий парнишка.
Он застает Росса внизу, на кухне, все еще в пижаме, сидящего на столе и играющего на айпаде.
— Доброе утро, сын.
— Доброе утро, пап.
Росс смотрит вверх, оттопырив нижнюю губу. Нет «с днем рождения». Ну да ладно. Очевидно, у сына что-то на уме.
— Где Бен?
— Все еще спит.
— У вас все хорошо?
Его сын корчит мину, которую Юэн не понимает, и резко выключает свой айпад.
— Ага... просто... — внезапно взрывается Росс, — у меня никогда не будет девушек! Я умру девственником!
Юэн съеживается. Боже, он спит с Беном в одной комнате. Он хороший мальчик, но он старше и он — сын Саймона.
— Бен дразнит тебя насчет девочек?
— Не Бен. Все в школе! У них у всех есть девушки!
— Сын, тебе пятнадцать. У тебя еще есть время.
Сначала глаза Росса расширяются в ужасе, потом сужаются до щелок, обдумывая слова отца. Не самый приятный взгляд для Юэна. Казалось, он говорил: ты можешь быть либо богом, либо клоуном — смотря, как ответишь на следующий вопрос.
— Сколько было тебе, когда... — мальчик колеблется, — когда ты первый раз сделал это с девочкой?
Блять. Юэн чувствует, как что-то тяжелое и тупое бьет его изнутри:
— Я не думаю, что ты можешь задавать отцу такие вопросы... — нервно отвечает он. — Росс, слушай... —
— Сколько тебе было?! — его сын уже командует.
Юэн уважает Росса. Мальчик часто кажется таким же лохматым шалопаем, каким был раньше. Тем не менее, неконтролируемая грубость, пятна прыщей, угрюмое настроение доказывают регулярные атаки переходного возраста, поэтому разговора все равно не избежать. Но Юэн серьезно полагал, что сегодняшние мальчики и девочки смотрят жесткое порно, ищут друг друга в соцсетях, делают неописуемые вещи, потом снимают на видео и выкладывают столь гротескный и унизительный результат прямиком в интернет. Он надеялся заниматься психологическими проблемами общества потребления, но, тем не менее, вот и он, противостоит недостаткам традиций. Прочищая свое горло:
— Сын, тогда были другие времена... — как он может сказать своему сыну, что в его деревне секс в школьном возрасте был беспределом, потому что это всегда означало, что ты можешь трахнуть кровного родственника? (И некоторых это не останавливало!) Что ему было двадцать два, и он был в университете, когда смог полноценно насладиться женщиной? Что мать Росса, Карлотта (тогда ей было восемнадцать, ему — двадцать пять, и она была бесконечно опытней), была его второй девушкой?
— Мне было пятнадцать, сын, — он начинает рассказывать приукрашенный эпизод, о том, как он смог увидеть грудь подруги кузена и это взорвало ему мозг. Много раз этот момент становился вишенкой на торте во время его мастурбаций. — Я помню это как вчера, потому что это было в это же время года, через несколько дней после моего дня рождения, — сказал он, кайфуя, что вспомнил это. — Так что не волнуйся, ты еще молодой парень, — он взъерошивает волосы мальчика. — Время на твоей стороне, солдат.
— Спасибо, папа, — сипит Росс, слегка успокоившись. — И с днем рождения.
С этим Росс убегает обратно наверх, в его комнату. Как только он убегает, Юэн слышит звук поворачивающегося ключа в замке входной двери. Идя в прихожую, чтобы изучить звук, он видит, как его шурин заползает внутрь. Глаза Саймона скорее бешеные, чем затуманенные, пучки серо-черных волос с выбритыми висками, угловатое лицо, скулы и подбородок. Значит, он снова не ночевал дома, ни разу не появился в комнате, которую подготовили для него. Это смехотворно — он ведет себя хуже, чем подросток.
— Ты дома, Юэн, — энергично говорит Саймон Дэвид Уильямсон с хитрой ухмылкой, моментально обезоруживая Юэна, пихнув ему в руки открытку и бутылку шампанского. — Счастливого пять ноль, дружище! Где младшая сестренка? Все еще спит?
— У нее завтра много работы, так что, думаю, она еще спит, — заявляет Юэн, возвращаясь обратно на кухню; он ставит шампанское на мраморный рабочий стол и рассматривает открытку. На ней изображен мультяшный элегантный лис, одетый как дирижер оркестра; руки его переплетены с пышногрудой молодой женщиной, оба они держат скрипки. Надпись: ЧЕМ СТАРШЕ СКРИПКА, ТЕМ ЛУЧШЕ ОНА ЗВУЧИТ, ТАК ПУСКАЙ НА ТЕБЕ СКОРО ПОИГРАЮТ! СЧАСТЛИВОГО 50 ДНЯ РОЖДЕНИЯ!
Юэн смотрит на шурина, их гостя, чувствуя себя на удивление взволнованным.
— Спасибо, Саймон... Приятно, что кто-то помнит... Как правило, о моем дне рождения забывают из-за Рождества.
— Ты родился за день до рождения этого тупого хиппи на кресте, — кивает Саймон, — я помню это.
— Я ценю это. Так что ты делал прошлой ночью?
Лицо Саймона Уильямсона кривится, когда он читает сообщение, всплывшее на его телефоне.
— Проблема в том, чего я не делал прошлой ночью, — фыркает он, — некоторые женщины, особенно зрелые, не принимают «нет» в качестве ответа. Безумные жертвы этой жизни... Не то, что старые знакомые. Надо оставаться на связи; просто так правильно, — настаивает Саймон.
Открывает бутылку шампанского, пробка выскакивает в потолок. Взяв два бокала, наливает пузырящийся эликсир.
— Если кто-то тебе предлагает шампанское в пластике... это крайне безвкусно. Вот тебе коротенькая история, которая заинтересует тебя в профессиональном плане, — он щелкает пальцами, так что сложно не согласиться с ним. — Я был в Майями в прошлом месяце, в одном из отелей, где очень чтут стекло. Это Флорида, тебе нельзя делать что-то если это потенциально опасно для других; пистолеты в кобурах, сигареты в барах, наркотики, которые делают из тебя каннибала. Конечно, я все это люблю. Я наблюдал за красотками у бассейна, скачущими в бикини; в результате пьяного дурачества разбился стакан. Одна из красоток наступила на осколки. Как только ее кровь хлынула в голубую воду с кромки бассейна, испугав всех вокруг, я тут же оказался рядом, позаимствовав твой трюк и сказал, что я доктор. Я потребовал, чтобы работники отеля принесли мне бинт и пластырь. Быстро их наложив, я уверил ее, что зашивать не надо, но было бы лучше, чтобы она прилегла, — он прерывает свой рассказ, подавая бокал Юэну, и произнося тост. — Счастливого дня рождения!
— Твое здоровье, Саймон. — Юэн отпивает, наслаждаясь шипением и ощущением теплоты от алкоголя. — Кровотечение было сильным? Если та...
— Ах да, — продолжает Саймон, — девушка из бассейна немного переживала, что кровь просачивалась сквозь бинт, но я сказал ей, что кровь скоро загустеет.
— Ну, не обязательно...
Но Саймон не позволяет себя перебивать.
— Конечно же, она сразу начала спрашивать об акценте Коннери и как я стал доктором. Очевидно, что я рассказал ей старую байку, на которую меня вдохновил ты, дружище. Я даже рассказал ей о разнице между ортопедом и ножным хирургом, ебать!
Для Юэна это бальзам на душу.
— Сокращу эту красивую и долгую историю, — глаза шурина вспыхивают, когда он допивает последнее из бокала, побуждая Юэна сделать то же самое прежде, чем налить еще, — и совсем скоро мы уже трахались. Я сверху, трахаю ее до потери сознания, — в ответ на поднятые брови Юэна услужливо добавляет: — Она была молодой и очень тугой. Но когда мы кончаем, я с беспокойством отмечаю, что кровать вся в крови; у бедной красотки, заметившей это, начинается шок. Я сказал ей, что лучше перестраховаться и вызвать скорую, чем пожалеть об этом потом.
— Бог мой... наверное, это была боковая подошва, или, возможно, одна из плюсневых костей...
— Тем не менее, скорая прибыла, медики забрали ее и оставили на ночь. А на следующий день меня уже не было!
Саймон продолжает рассказывать о своей недавней поездке во Флориду; после каждой из них Юэну кажется, что это у него был секс с разными женщинами. Он стоит и внимательно слушает, потягивая шампанское из бокала. К концу бутылки он уже приятно пьян.
— Мы должны выскользнуть за пивом, — предлагает Саймон. — Скоро придет мать, я снова выслушаю дерьмо о том, куда катится моя жизнь, а потом мы станем подкаблучниками Кары, пока она будет готовить. Итальянская женщина и кухня, если ты понимаешь, о чем я.
— Что насчет Бена? Ты его почти не видел его с вашего приезда.
Саймон Уильямсон презрительно закатывает глаза.
— Этот парень пиздец как избалован ее родней: богатей из Суррей, членососы, чертовы дрочилы, дом Лордов, поклоняющиеся монархии педофильские ублюдки. Я возьму его на игру «Хибс» — «Роверс» на Новый Год. Да, он тоскует по Эмиратам, но мальчик должен познать настоящий мир, а мы в гостеприимном месте — так что, это не то, чтобы я просто забил на него окончательно...