— Призываю Богов в свидетели, что всё, что будет сказано мною в этом святом месте, есть правда, — звучный голос Вельдары был спокоен и торжественен.
Льену показалось, что, повинуясь её призыву, качнулось пламя многочисленных свечей, освещающих сейчас храм.
Сестра Мирана подошла к алтарю и, коснувшись рукой священного камня, прошептала молитву.
— Говори, — велела она, отойдя чуть в сторону и уступая Вельдаре место.
Теперь княгиня коснулась алтарного камня рукой.
— Мои помыслы чисты, — негромко произнесла она, но каждый из находящихся сейчас в храме без труда её услышал. — Я прошу высшего суда и готова принять волю Богов, какой бы она ни была.
Следующим был Дастарьян.
Он тоже подошел к алтарю и поклялся подчиниться высшей воле, смирившись с ней, и ни о чем не сожалея.
Льен ждал, не собираясь следовать их примеру. Но от него никто никаких клятв и не потребовал.
Княгиня повернулась к Льену и сестре- настоятельнице. Глядя в глаза сестре Миране, Вельдара сказала:
— Льен и Дастарьян сыновья князя Рдына.
— Я знаю, — кивнула настоятельница, — князь усыновил…
— Они оба родные ему по крови. А я, — голос Вельдары, утратив всякое выражение, был ровным и бесстрастным — по законам Радежа жена Льена и любовница Дастарьяна. А по закону ведов, носительницей крови и силы которых я являюсь, мой муж князь Дастарьян. И другого у меня быть уже не может. Льен случайно выпил яд, который сам же и налил в бокал, желая отравить брата. Теперь он умирает. Я могу помочь. Но тогда, рано или поздно, но он снова попытается от нас избавиться. Этот узел требуется развязать. Вот только нам самим это не по силам.
Повисло тяжёлое молчание. Сестра-настоятельница была поражена, но предпочла не высказываться, лишь спросила:
— И чего же вы ждёте от Богов?
Вельдара достала два пузырька в которых плескалась одинаковая по цвету жидкость.
— В одном их них противоядие от сока цикуты, яд которой медленно и мучительно убивает князя Льена. В другом — сильный быстродействующий яд, способный облегчить предстоящие ему мучения. Выбор за князем, и пусть Боги помогут ему в нём. Я приму любое их решение. Если князь будет исцелён, мы с Дастарьяном покинем Радеж, и о нас больше никто и никогда не услышит. Только не нужно выдавать дочь Софины за мою. В ней нет дара, мой отец и брат рано или поздно заметят обман. А деньги, вот, — Вельдара протянула монахине заверенную своей подписью и печатью бумагу. — Здесь моё распоряжение, согласно которому я передаю всё, принадлежащее мне на сегодняшний день имущество, моему мужу, князю Льену. Для Радежа моё исчезновение не станет болезненным. Если Боги сохранят Льену жизнь, он вправе жениться вновь. Сестра Мирана вы ведь сможете провести обряд, освобождающий нас от брачных уз?
— Мне даровано такое право, — подтвердила монахиня. — Князь Льен, что вы на всё это скажете? Вы согласны довериться высшей воле?
— Нет, — Льен резко рванул Даста за руку, притягивая его к себе. — И не дергайся, не ровён час пораню.
Отравленный ядом кинжал почти касался шеи Дастарьяна.
— Противоядие, — потребовал Льен, протягивая к Вельдаре руку.
Она побледнела, но спорить с ним не стала. Протянула пузырёк.
— Нет, — качнул головой Льен. — Вначале сама испробуй. Я тебе не доверяю, ведьма.
Вельдара на миг застыла, держа в руке открытый флакончик с зельем.
И этого мига хватило, чтобы Даст выхватил его у неё из рук и сам сделал глоток.
Льен не стал возражать, в сущности какая ему разница, кто из них умрёт первым? Свою силу Вельдара в храме призвать не сможет. А без неё, он с нею как-то да справится.
Выпивший зелье Даст не упал замертво. Льен усмехнулся, отбирая у него своё лекарство.
Зелье немного обожгло князю гортань, Льен поморщился и швырнул на пол пустой пузырёк. Сверкнув торжествующим взглядом, он усмехнулся, но так и не успел ничего сказать, тяжело оседая на пол.
Падая на каменные плиты пола, Льен успел услышать слова Вельдары:
— Быстродействующий, не значит убивающий мгновенно. Ты глупец, Льен. Не стоило отказываться от дарованного тебе шанса.
— Теперь ты всё понял, Ян? — спросила Вельдара, вливая в рот Дастарьяна противоядие. — И спасибо, яд мог навредить. Не мне. Нашему ребёнку.
Это было последнее, что услышал князь Льен, перед тем, как его тело выгнулось дугой, и свет навсегда померк перед его слезящимися глазами.