Военный министр был не готов к такому повороту событий, поэтому довольно увесистая папка влетела ему в лицо, немало его помяв. Во всяком случае, синяк теперь точно будет. Да и губу рассекло.
Глазки у него вспыхнули. Но он сдержался.
— Что это? — После долгой паузы спросил он.
— Не старайтесь быть тупее своего натурального состояния, — процедил Император Запада. — Это шлют ваши люди, сидящие в Константинополе. Вы не можете не быть в курсе этого бреда. Они его даже не шифруют! Уже все журналисты в курсе. Да ладно журналисты. Вся столица об этом говорит. И мне очень хочется послушать объяснение.
— Мы не знаем, — нахмурившись и как-то сгорбившись, произнес военный министр.
— Что значит «не знаем»?!
— Нам известно, — подал голос начальник разведки, — что Николай Александрович десять лет назад создал воинское соединение для утилизации самых агрессивных и неуправляемых подданных. Тех, что создавали ему проблемы на востоке. И применял их для подавления волнений в Китае. О том, что это соединение имеет реальную военную ценность мы не догадывались. По нашим сведениям — это были ряженые, больные на всю голову клоуны, которые использовались в полицейских или карательных задачах.
— Как вы видите, это не так.
— И теперь, из-за вашей некомпетентности мы получили сильнейший удар. — Произнес премьер-министр Империи Запада, с раздражением обращаясь к начальнику разведки, которого недолюбливал. — Потеря Константинополя уже дело решенное. Судя по радиограммам единого сопротивления там больше нет.
— Судя по радиограммам, — встрял морской министр, — на улицах Константинополя бродят чудовища, вырвавшиеся из самой Преисподней. Трусы… какие же они все-таки трусы. Так испугаться… уму не постижимо!
— Не вам их осуждать! — Вскинулся военный министр.
— Мои люди, даже несмотря на хлор, не оставили своих постов и продолжили сражаться. Они задыхались, выплевывали на асфальт свои легкие, но все равно дрались.
— Не все, — холодно заметил Генрих.
— Не все. — Не стал возражать морской министр. — Но даже те, кто сбежал не стал бомбардировать всю округу паническими радиограммами самого идиотского толка. Они что, с ума там что ли все по сходили? С ними сражаются обычные люди…
— Не обычные, — возразил начальник разведки.
— Да ладно вам, — отмахнулся морской министр. — Бросьте. Себя то не обманывайте только.
— Вы просто не в курсе, КАКИХ людей Николай Александрович отбирал в это соединение.
— В самом деле? Он туда отбирал людей. Этого достаточно для того, чтобы понять — никакой мистики там нет и быть не может.
— Вы знакомы с японской военной традицией?
— Да, знаком. В сухом остатке она сводится к тому, что они проиграли все войны с европейцами. Для меня этого достаточно.
— Они проиграли их из-за кардинального технического и организационного превосходства европейцев, — возразил начальник разведки. — Если бы Николай Александрович двадцать лет назад не прыгнул выше своей головы, то Россия бы была разбита в пух и прах.
— Больше, — мрачно заметил военный министр.
— Что больше?
— Больше двадцати лет. Он начал свои военные реформы в самом начале 1890-х годов. Получается, что более тридцати лет назад. С тех пор каждый раз он умудряется оказывать на шаг-другой впереди.
— Да, согласен, — кивнул начальник разведки. — Так вот. Если бы Николай Александрович не начал своевременно военную реформу, которую все вокруг посчитали глупостью, то японцы бы его разбили. В пух и прах бы разбили. Не за счет техники, а на морально-волевых.
— Если бы да кабы, — чуть менее уверенно, но все еще с вызовом заявил морской министр.
— Если бы японский адмирал проиграл Ютландское сражение, потом опозорился на западе Балтики с подводными лодками и под финиш потерял остатки флота на прекрасно защищенной базе в Вильгельмсхафене, то он бы совершил самоубийство. Публичное. И не пулю бы пустил себе в голову. Нет. А с блаженным видом перед уважаемыми людьми вспорол бы себе живот ножом. Без криков. Без воплей. Стараясь держать на лице улыбку до самого конца.
— На что вы намекаете!?
— Я? Ни на что. Я просто рассказываю вам о том, какова военная культура Японии. Сохранить лицо. Сохранить честь. Это основа и фундамент их службы. Причем сохранение чести очень специфично. Если женщина-японка из военного сословия понимает неизбежную угрозу своего пленения, то она обязана сделать самоубийство, перерезав себе горло ножом. Если она обесчещена, тоже самое. И так далее. Причин, по которым она обязана убить себя — масса.
— Должна не значит будет.
— И должна, и будет, и делает. Это ОЧЕНЬ непривычная для нас культура. И мужчина-воин должен совершить самоубийство по целому перечню причин. Как вы понимаете, тот, кто столь пренебрежительно относится к своей жизни, о чужой совсем не будет думать. Не так ли?
— Пожалуй… — совсем неуверенно произнес морской министр.
— Тем более, что Николай Александрович всех людей, что попадали в это соединение, особенно воспитывал в довольно кошмарном ключе… — произнес начальник разведки и начал повествовать.
Император Востока очень творчески подошел к насаждению бусидо, немало его переработав и дополнив тем, что, как ему казалось, было плоть от плоти этого учения. По его мнению, разумеется. Но Николай Александрович сформировался и развивался как личность в конце XX — начале XXI века. Поэтому его видение учения бусидо тесно переплеталось с большим количеством всевозможных сказок, порожденных культурой постмодернизма и тотального синкретизма всего и вся. В частности, наш герой усмотрел в идеях бусидо много общего с культурными особенностями темных эльфов. Известных также как дроу или илитиири. Поэтому, например, концепция фехтования, и без того овеянная массой мифов и легенд в японской традиции, стала вообще возводиться в культ «танца со смертью». А само бусидо обрастать совершенно не свойственными ему культурными особенностями.
Начальник разведки вещал, рассказывая о том, что там творилось в этом «Цветке сакуры». А у всех присутствующих волосы шевелились.
— … и теперь, зная это, попробуйте оценить природу панических радиограмм. — Завершил свое длинное выступление начальник разведки.
— Почему вы мне раньше о них не рассказывали все это? — После довольно долгой паузы, вместо морского министра спросил Генрих.
— Потому что бы убежден — этот корпус — просто форма дома для душевнобольных. Место, куда утилизируют всех буйных психов Империи. Просто утилизируют.
— Да… уж…
— Так что же получается? — Тихо спросил военный министр. — Эти радиограммы что, правда?
— Отчасти — да. — Тихо произнес начальник разведки. — Я даже представить себе не могу, что там сейчас происходит. Но очевидно — ничего хорошего и здравого от этих вооруженных до зубов и выдрессированных психопатов ждать не приходится.
— Так это просто панические вопли? Константинополь еще держится? — Поинтересовался Генрих.
— Держится? Не думаю. Скорее всего — это даже не паника. Это скорее агония. Какие-то очаги сопротивления возможно еще есть. Но я более чем уверен — ненадолго. В целом же — город потерян. Я думаю, что Николай Александрович специально ввел туда эти войска. Город теперь чихнуть громко будет бояться, вспоминая о том, что могут прийти эти кровожадные психопаты. А трупы с улиц еще не один день будут вывозить. В том числе и расчлененные. У них ведь у все есть мечи, и они ими охотно пользуются.
Генрих закусил нижнюю губу и вернулся к окну, уставившись на облака.
В помещении наступила тишина.
Долгая тишина.
Очень долгая.
Наконец Генрих тихо, почти шепотом спросил:
— Как обстоят дела в Силезии? Когда будет деблокирована наша окруженная группировка?
— …
— Чего вы молчите?
— Мы не можем ее деблокировать, — едва слышно прошептал военный министр.
— Что?! — Взвился Генрих, резко развернувшись. — Почему?!
— Империя отвела свой механизированный корпус и заняла территорию пехотой Имперского резерва. Это давало нам шансы. Но пехота была усилена подразделениями легких… как их? — Поинтересовался он у начальника разведки.
— Боевые машины пехоты, — подсказал тот.
— Да. Боевыми машинами пехоты. Это их легкие танки. Легкие. Развитие тех, которые мы видели в 1914 году. Но они у них получились очень странные. Малый запас хода. Прочная лобовая бронеплита, в то время как бортовая и кормовая броня пробиваются даже крупными осколками. Стандартно они вооружены спаренным 12-мм пулеметом в легкой поворотной башне с большой и крепкой маской. У башни есть «уши» для подвеса дополнительного вооружения. Туда можно поставить либо еще два 12-мм пулемета, либо единые пулеметы с огромным боезапасом, либо пару 100-мм безоткатных пушек, либо огнеметы, либо пусковые для реактивных снарядов, либо станковые гранатометы, либо пусковые для дымовых или еще каких шашек. Причем в любой конфигурации. И они активно все это комбинируют. Демонтаж и монтаж этих видов вооружений очень быстрый. Считанные минуты. Что позволяет этим машинам быстро адаптировать к текущему моменту.
— И что не так с этими легкими танками? Ваши танкисты не могут их пробить?
— В лоб — да. Там слишком толстая и жесткая цементированная бронеплита. Да еще под углом неприятным, из-за которого очень много рикошетов. Ну и маска орудия ей под стать — прямо головная боль. В целом броня тонкая и машина легкая, но в лобовой проекции — очень непростая цель. А так как эти боевые машины действуют в боевых порядках пехоты, то очень часто приходится с ними перестреливаться именно что лоб в лоб.
— Так про эти орды легких танков вы мне пели? — С легким раздражением спросил Генрих у начальника разведки.
— И не обманул. Видите, танки на месте. Их не так много, но в целом — достаточно.
— У них интересное компоновочное решение, — продолжил военный министр. — Загрузка и выгрузка экипажа производится через распашные двери сзади. Там же перевозят раненых и дополнительные боезапас. Плюс крайне высокая проходимость по легким грунтам. Намного больше, чем у наших легких танков. За счет гусеницы и подвески. По раскисшим дорогам или поймам рек они пролезают очень быстро и легко.
— А наши тяжелые штурмовые танки[1]? Вы же применили их. Неужели они не смогли их перебить? У них и пушка приличная, и броня.
— К сожалению… их больше нет… — тихо-тихо прошептал военный министр.
— Что значит «их больше нет»?
— Их уничтожили, — вместо военного министра ответил начальник разведки.
— КАК?!
— На базе все той же боевой машины пехоты было создано две самоходных артиллерийский установки. Грубо говоря — орудия на гусеницах. Первая с 92-мм горной гаубицей в неподвижной открытой сзади и сверху рубке, вторая — с 57-мм длиной морской пушкой. Вот вторая-то нам проблем и доставила. Массу.
— И зенитки… — тихо подсказал военный министр.
— Что значит зенитки? — Удивился Генрих. — Они-то тут причем?
— Имперские 87-мм зенитки, стоящие на вооружение дивизий и бригад не только адаптированы для стрельбы в том числе и по наземным целям, но и имеют в своих боекомплектах бронебойные снаряды. — Пояснил военный министр. — Эти дуры бьют наши тяжелые штурмовые танки просто по силуэту с нескольких километров.
— И что? Они нанесли такой урон, что у нас больше нет тяжелых танков?
— Мы попытались совершить массированный прорыв. Поначалу имперцы отошли под напором такой мощи. А дальше мы угодили в засаду. 57-мм САУ и 87-мм зенитки были размещены так, чтобы вошедшая колонна тяжелых танков оказалась под перекрестным огнем.
— Вы бредите. КАК они могли уничтожить все наши тяжелые танки целой дивизии в одной засаде? КАК?! Это три полка! ТРИ! Несколько сотен танков!
— Так и засад было множество. Наши люди постоянно попадали под обстрел зениток и самоходок, которые потом отходили. Да еще эти самолеты…
— Самолеты? О Боже! Вас что, еще и бомбить умудрялись? Вы не обеспечили воздушное прикрытие наступающей элитной группировке?
— Обеспечил… — Тихо пробормотал военный министр, потупившись и уставившись в пол.
Так или иначе, но военного министра вывели из этого помещения уже в наручниках. Как и морского. Начальник разведки получил строгий выговор, но сохранил свой пост. А Генрих отправился с проверкой по военному министерству. Прямо как был в состоянии бешенства, так в нем и отправился. Чтобы два раза не вставать.
Да, война была не проиграна. Но он уже устал от таких промахов. Просто устал. Почему у Николая Александровича всегда были нужные козыре в рукавах практически на любую ситуацию? Почему? А эти балбесы опять в, казалось бы, выигрышной ситуации обгадились? Тяжелые танки перебили в артиллерийских засадах… Твою мать! А разведка? А боевое охранение? А грамотное развертывание на поле боя? Как вообще так можно было глупо переть вперед? Да и вообще — куда не плюнь — все было бестолково и странно. И какое-то глупое, не вполне осознанное копирование. Так или иначе, но Генрих напоминал всем своим видом или раскаленный лом, или даже рельсу… не сожжет, так разворотит — мало не покажется.
[1] В данном случае речь идет об аналоге французский Char B1.
Часть 2. Глава 8
1925 год, 13 июня
Тиха украинская ночь, но сало нужно перепрятать. Особенно, если она накрыла своей нежной тьмой грешную землю где-нибудь далеко на востоке, например, под стенами Пекина.
Святополк Николаевич тихо курил и напряженно вглядывался в непроглядную черноту за окном. Ему было очень тревожно. Один раз он уже совершил ошибку, чуть не стоившей ему жизни. Потерял свой шанс на престол. И теперь старался. Честно старался.
Было, конечно, обидно.
Но, когда он понял во что их со старшим братом втянули англичане, у самого волосы дыбом встали. Ярослава они сломали. Он до конца был уверен в своей правоте. Да и вообще очень быстро стал напоминать одержимого зверя, потеряв всякий человеческий облик. Если бы он сменил отца на престоле — случился бы конец.
А он? А ему доверили управление Китаем.
Поначалу-то он обрадовался. Ему дали шанс! Но очень быстро он пришел к состоянию близкому к отчаянию. Китай находился в настолько плохом состоянии, что не пересказать. В XVIII и XIX веках он ударно деградировал. И теперь его состояние было можно охарактеризовать только словами — бардак и безвластие.
Опираясь на советы Главного штаба Святополк с помощью верных ему войск придерживался «Древнеримской стратегии». То есть, удерживал крупные ключевые города, порты и основные транспортные магистрали. Остальная же часть Китая не контролировалась им совершенно. И там базировалось всякой твари по паре. И чем дальше, тем больше. Одних только «законных Императоров» Поднебесной на неподконтрольной ему территории Китая находилось свыше двух десятков. Каждый со своим двором и небольшой армией, непрерывно совершающей всякого рода диверсии.
Потихоньку. Очень медленно. Буквально шаг по шагу ему удавалось ставить под имперский контроль те или иные земли, расширяя сферу фактического влияния державы. Но это продвижение шло ОЧЕНЬ медленно.
Только на севере удалось в сжатые сроки навести порядок. Но исключительно за счет очень резких и жестких силовых мер при поддержке имперского центра. Слишком уж сильно беспорядки там били по железнодорожным коммуникациям, связывающим восток и запад Империи. В остальных же местах творился ад…
Да, конечно, люди работали. Что-то выращивали, что-то производили, нуждались в торговле и, как следствие, пытались так или иначе выйти на имперские коммуникации. Приходилось вести очень сложную политику сдержек и противовесов. И регулярно проводить «контртеррористические операции». Точечно. Иголочными уколами. Прорвались. Вырезали руководство банды. И откатились. Сил, чтобы удержать все китайские провинции у Святополка не было. Хотя бы завоевывая их по очереди.
Хуже того, его отец, Николай Александрович, ему мало чем помогал. Просто наблюдал, придерживаясь только одной позиции — Китай должен быть выгоден Империи. И вкладываться лишний раз в его освоение и умиротворение, тем более значимо, не желал.