— Как вам не стыдно, господа, — усмехнулась я, глядя на мятые бумажки в руках информаторов. — Почему так дешево?
— Это шанс! — кричали родители, высыпая последнее золото и вырывая из грязных рук списки конкурсов. Мятые бумажки несли участницам, ревностно оберегая от вездесущих и любопытных глаз.
— Вон она! Держите ее! — внезапно на меня бросились доблестные маги после истеричного женского крика. — Это она украла мой браслет! Это она! Я ее узнала!
О, старый фокус!! Меньше народу — больше шансов на принца. Отбор уже начался. Просто мало кто об этом знает.
— Мы вынуждены задержать вас на несколько часов до выяснения всех обстоятельств дела, — послышался деловой голос молодого боевого мага, пока я смотрела на нарядные доспехи и волевой подбородок — лопату.
— Знаете, молодой человек, я бы задержала вас на пару суток, для выяснения обстоятельств тела, — усмехнулась я, глядя на широкие плечи, нагловатую улыбку и протягивая документы.
— Вы… Вы и есть та родственница старухи Саломеи? — опешил маг, пока я мило улыбалась.
— Одной из самых богатых женщин Норланда, — помогала я мыслительному процессу, понимая, что за широкими плечами и нагловатой улыбкой скрываются две маленькие, но очень миленькие извилинки. И сейчас они трутся друг об друга со страшной силой, пытаясь понять, зачем одной из богатейших наследниц воровать чужой браслет?
— Ой, простите, мы подумали, что вы одна из тех, кто… — мялся и краснел красавец, разочаровывая меня все сильнее. — Ну вы поняли? Платья там похищают… Драгоценности… Может, слышали?
— Держите ее! Она украла мою диадему! — заверещала та же «обворованная» девица, тыча пальцем в еще одиноко стоящую девушку, которая при виде магов тут же побледнела, тряся головой и отрицая свою причастность к грабежу, насилию и разбою.
Где эта семейка? Я оборачивалась по сторонам, видя стада единорогов, пасущихся на пастбищах сплетен и пересудов. Часы на башне гулко пробили без пяти полночь!
— Штраф за непунктуальность — тысяча золотых, — напомнила я себе, рассматривая свои ногти. — Или они думают, что мне этот принц больше всех нужен? Мне же проще, если они не приедут.
Часы пробили полночь, а все застыли, ожидая, когда золотые ворота замка торжественно приоткроют завесу тайны.
— О, уже полночь! — слышался внезапно ставший таинственным голос Ангуса, который был вездесущ, как боли невралгии. Над площадью реяла огромная иллюзия из разноцветных светлячков, которые складывались в картинки. — Но ворота пока что заперты! Только что поступили данные, что во дворце готовится сюрприз для всех участниц! О, как томительно это ожидание для юных девичьих сердечек!
— Как томительно ожидание для старческих почек, — вздохнула я, как вдруг на площадь въехал невзрачный, испачканный грязью экипаж. Он едва не перевернулся, подпрыгнув на каком-то камне. Из экипажа тонкой струйкой моего терпения вытекали старые знакомые.
— Успели? — вцепилась в меня мать, глядя на городские часы. — Простите, просто мы долго собирались… Сами понимаете! То туфли не подошли, то украшения…
— Нет, что вы, — усмехнулась я, стряхивая ее руки с себя. — Я вовсе не обиделась. Обиделся мой кошелек. А утешить его может денежка. Тысячи золотых вполне достаточно.
— Фух, — лаконично выдохнул глаза семейства, выражая свой восторг от случайного совпадения и одновременно ужас от незапланированных трат. Следом за ними из кареты походкой королевы вышло еще одно однорогое копытное, шелестя своим пышным радужным платьем.
— Две тысячи, — произнесла я, глядя на сверкающие драгоценности и туфли — копыта, и не видя шали. Да я бы никогда не нацепила это платье! Ладно, в прошлом году были феи, в позапрошлом — эльфы. Я терпеливо жду, когда мода снизойдет до гномов.
— А почему так дорого? — опешил глаза семейства, пока я смотрела на Изабо. Ни шали, ни брошки. Ничего вышеперечисленного.
— Вы знаете, — спокойно улыбнулась я, глядя на то, как наш единорожек сливается со стадом других, пощипывающих листочки с конкурсами и платочки. — Все штрафы идут на поддержку бедных, несчастных, находящихся на грани вымирания маленьких существ. Их так мало осталось! А жестокие и бессердечные люди не задумываются о том, что безжалостно истребляют их каждый день!
— Фей? — удивилась мать, поглаживая руку дочери.
— Моих нервных клеточек, — ответила я, глядя на Изабо. — Где шаль, о которой я говорила?
— Понимаете, — тут же вмешалась мать, улыбаясь мне заискивающей улыбкой. — Мы подумали и решили, что не стоит нервировать бедного ребенка накануне отбора! Ей ужасно не нравилась эта шаль. Она проплакала почти всю ночь… Поймите, у нас тоже сердце не камень, хотя мы убеждали ее, что так будет лучше, что Саломея Кляр плохого не посоветует! Но видя ее слезы… У вас просто самой нет детей, поэтому вам не понять!
— Мои детки — мои нервные клетки, а каждая морщинка — разочарование в мужчинке, — спокойно заметила я, пока Изабо вертела головой, а мимо нас шуршали одинаковые юбки.
— Но мы все-таки прислушались к вашему совету и добавили розовый бантик! — авторитетно произнес отец, показывая на маленький бантик на корсете. — Вот мы и решили, что бантик — это отличная идея! Наша дочь должна чем-то отличаться!
— Баблом и соблазнительностью, если не может умом и сообразительностью, — невозмутимо произнесла я, доставая листок и разворачивая его. — Так, на чем мы остановились?
Я посмотрела себе под ноги.
— Ах, да! На вашей самооценке, которой я займусь потом. Итак. Пять правил отбора. Правило первое. Никакой дружбы, союзов, альянсов с другими участницами. Помни, ничего хорошего, кроме денег, словом «кучка» не назовут! Правило второе. Осторожность с едой. Ты на диете, которая называется «Я еще жить хочу!». Очень эффективная диета, которая помогает похудеть на пару килограмм нервных клеток. Правило третье. Никаких прогулок. Ни днем, ни ночью, ни в одиночестве, ни в компании. Свежий воздух на отборе очень вредит здоровью. Точно так же, как и тяга к прекрасному. Правило четвертое. Никаких романов с придворными, слугами и так далее. Надеюсь, этот пункт понятен? И переходим к последнему пункту. Запоминать обстановку комнаты. Если обнаружишь вещь, и тебе внезапно покажется, что ты ее раньше не видела — моментально выбрасываешь ее в окно. Даже, если показалось, что это подарок от самого принца.
Я передала лист семейству, а отец поднял на меня глаза, в которых читался полный финансовый кризис.
— Там напротив каждого пункта написан штраф! Вы с ума сошли ставить такие суммы! — воскликнул он, утирая пот со лба скомканным черным платком. «Все будет хорошо!», — гладила мать бледную чуть дрожащую руку. Изабо надменно провожала взглядом какую-то девицу в точно таком же платье.
— Я же сказала. Либо я бью учениц, а иногда даже плохими словами по самооценке, либо я бью по карману родителей, — произнесла я, глядя в глаза отцу.
— Да, но не такие суммы! — закусил губу глава семейства, сводя дебет с кредитом и поражаясь моим финансовым аппетитам. — Мадам Катлин Телфи брала куда меньше! Ее школа тоже считалась одной из лучших в городе!
— И почему здесь не мадам Телфи? — спросила я, глядя на Изабо, поправляющую свой розовый бантик. — И чему же вас там учили, милое дитя?
— Мы учились по сказкам! Нас учили мысленно проживать отбор, — пояснила девушка, пока ее мать кивала каждому слову. — Нас учили представлять, как ты побеждаешь в отборе! Мадам Катлин говорила нам побольше мечтать! Нас учили, как правильно улыбаться принцу, чтобы произвести на него впечатление. Я, между прочим, закончила Академию Мадам Катлин с отличием!
— Что ж ты раньше не сказала, золотко ты мое! — ласково произнесла я, глядя на нее с умилением. — Что ж ты молчала, что вы учились по старым сказкам! Слушай меня внимательно! Молчишь, как русалочка, сохраняешь спокойствие Белоснежки, ночью дрыхнешь, как спящая красавица…Так понятней?
— Папа! — внезапно заорала Изабо, поднимая юбку и мчась в сторону торговца конкурсами. Ее семейство ломанулось следом. «Все конкурсы с отбора! Прочитала — принца завоевала!», — горланил торговец совестью.
— Это наш шанс! — кричал отец, раскошеливаясь на бумажку. «Тут танцы! Мадам Телфи учила нас танцевать!», — шушукалась семья, пока я смотрела на них с умилением.
— Самое мудрое вложение денег из тех, которые я видела, — усмехнулась я, пока семейством обсуждалась песня на конкурс песен. Нищий смотрел на меня, а я смотрела на него, показывая перстень. — Если бабушка умерла, это еще не повод прикарманить себе всю выручку. Берешь свой процент, а остальное относишь в мою школу. Гадалкам скажи тоже самое. И только попробуйте не отчитаться. Вы знаете, что будет.
— Хорошо, — процедил сквозь зубы торговец, исчезая в толпе. На меня смотрели удивленные взгляды.
— Один бизнес — хорошо. Три бизнеса лучше, — вздохнула я, глядя на мятый листок в руках любителей расставаться с деньгами.
«И вот он долгожданный момент! Врата королевского дворца открываются! Мы будем за вас болеть и переживать! За каждую!», — послышался громкий голос мага. Все дружно бросились обниматься, прощаться. «Ты обязательно победишь!», — кричали родители дочерям. «Я стану королевой!», — кричали они родителям.
«Но перед вратами установлен магический детектор! Все мы помним главное правило — никаких магических артефактов! И никаких магических зелий влюбленности! В случае обнаружения — вы дисквалифицируетесь!», — торжественно произнес Ангус, пока девицы выстраивались в пеструю цепочку. Я поставила Изабо впереди себя, терпеливо ожидая своей очереди. Странно, но принц еще никому не изменил, а все уже с рогами.
— С собой нет магических артефактов? — спросила я Изабо, прекрасно зная, что мои маленькие друзья, спрятанные в одежде и украшениях прошли не первый отбор.
— Нет, я прекрасно знаю правила, — гордо ответила Изабо, пока я думала, как представить ее принцу. «Следующая!», — послышался голос, а я обернулась, видя длинную шеренгу единорогов, изредка разбавленную здравым смыслом в виде обычных платий. Сверкающая арка внезапно на всю площадь завизжала, а девица, стоящая в ней отпрянула.
— Это фамильное кольцо! Я не знала, что оно магическое! Честно! — кричала девушка, а ее отодвинули в сторону, поставив магическое клеймо на лбу «Дисквалификация!». Слезы брызнули из глаз самой хитрой, а она бросилась к фонтану с остервенением отмывать метку.
Изабо держалась неплохо, а мы все приближались к магической арке. «Пусть красавица не переживает! Метка пропадет сама — собой через час! Очень жаль, но королевы, не умеющие читать, нам не нужны!», — послышался голос Ангуса, а я пристально смотрела на еще одну красавицу, которая спорила со стражей, уверяя, что ее подставили! И это не ее брошь очарования! На ее раскрасневшемся лице уже сверкала знакомая надпись.
— Это все Маргарита! — до хрипоты кричала девица, но никто не обращал на нее внимания. — Она мне подсунула ее!
Изабо шагнула в арку, как вдруг раздался отвратительный писк. Над аркой появилась надпись: «Любовное зелье!». Я опешила, не веря своим глазам. Из — под юбки у Изабо показался маленький флакончик с золотой крышечкой, вылетая в руки магов.
— Дисквалифицирована! — произнес маг, пока побледневшая Изабо ощупывала свой лоб, на котором виднелось позорное клеймо.
— А мадам Телфи говорила, что… — опешило юное дарование, которое я мечтала вернуть производителям без штампа «брак». Я схватилась за живот и прижала платочек ко рту, имитируя нервную тошноту.
— Ой, что-то я перенервничала, — задыхалась я, сгибаясь пополам и глядя на то, как Изабо пытается что-то доказать магам, но безуспешно. — Можно я попозже!
В арку уже зашла девица, стоявшая за мной. Она спокойно миновала ее и прошла в золотые врата, где ее уже учтиво встречали слуги. Я отошла на безопасное расстояние, а потом цокая каблуками, как заправская кавалерия, бросилась в сторону Изабо. Ужас моей нервной системы вместе с другими девицами в отчаянии терла лоб водой из фонтана. «Не смывается!», — рыдала растрепанная блондинка, растирая свой покрасневший лоб.
Мать суетилась возле Изабо с мокрым кружевным платочком, пытаясь яростно стереть позорную надпись. От прически не осталось и следа. Сама убийца моих нервных клеточек подвывала, помогая матери дрожащей рукой.
- Да вы просто находка для моего ненасытного кошелька! — усмехнулась я, подходя поближе.
«Кажется, оттирается!», — причитала мать. Отец был немногословен, но очень красноречив.
— Мадам Тэлфи говорила, что можно! — верещала она. «Алхимик сказал, что его не найдут! Он давал гарантию!», — орал отец. Что орала мать, я так и не услышала.
Я схватила за руку Изабо, пинками загоняя ее в карету. Она тряслась и возмущалась несправедливости, пока я орала: «Трогай!». Судя по всему, отец семейства воспринял это слишком буквально, навалившись на меня всем телом!
— Быстро, круг по соседним улицам! На платок и ко лбу! Держать две минуты! Не больше! Иначе будет ожог! — приказала я, вытряхивая из юбки один из пузырьков.
— Мама! — рыдала Изабо, пока я понимала, что нас уже видели вместе.
— Стоять! — заорала я, вскакивая с сидения и еще на ходу выскакивая из кареты и бросаясь на улицу. По улице брела рыдающая девица, в платье, от которого меня скоро будет тошнить. И возможно даже на платье. Клеймо позора горело на ее лбу, пока она размазывала сопли по лицу. А еще она мечтала размазать какую-то крестную, видимо, подавшую гениальную идеи.
— Мне нужна твоя одежда, — трясла ее я, видя заплаканные глаза и съехавший рог прически. — Сколько стоит? Быстро! Отвечай!
— Тысячу золотых, — всхлипнула девица, душа платок, как шею крестной.
— У меня нет с собой таких денег! — развел руками отец семейства, решив ударить финансовым кризисом по моей расшатанной нервной системе.
Он полез в кошелек, глядя на меня виноватым взглядом, словно заделал мне внебрачного ребенка.
— У меня есть… раз… два… Кажется, пять…
— Бумагу и перо! — задыхаясь, приказала я, прямо на дверце кареты выводя расписку и тыкая ее будущей убийце крестной.
— Вот, приходи в школу Саломеи Кляр. Бесплатно. Поняла? Она тебя всему научит. Пройдешь любой отбор! Хоть к герцогу, хоть к графу! Меняемся платьями! Только быстрее! — трепала ее я, приводя в чувства.
— Неужели? — глаза девицы округлились.
Соображала девица так медленно, что я уже была спокойна за ее крестную.
— Быстро! — рявкнула я, глядя как красавица медленно стала расстегивать корсет.
— Тебе что? Музыку включить? — шипела я, расшнуровывая ее корсет. — Приличные девушки раздеваются только под менуэт? Спеши, как голая на кровать!
Если до этого дня никто не додумался проклясть эту семейку, то я быстро наверстала упущенное! Сначала краснела Изабо с платком на лбу. Потом очередь подкралась к ее матушке. Когда покрылся стыдливым девичьим румянцем отец, я уже вытряхнула девицу из ее платья, ныряя с ним в карету.
— Мне отвернуться? — деликатно спросил папаша, до сих пор не уверенный, что правильно понял значение фразы: «Феерлядская прахомидия!». Ему было важно знать, что означает это заклинание. И как оно в целом способно ускорить процесс раздевания.
Я сдирала платье, вытряхивая из него себя и все свои пожитки.
— А мышкин хобот тебе промеж глаз, что означает? — деликатно спросила мать, решив повысить свой уровень образованности в такой подходящий момент.
— Как вы можете так ругаться! — воскликнула Изабо. — Это неприлично!
— Ты на кого юбочкой шуршишь? — в упор спросила я, выбрасывая черное платье в окно.
Изабо гордо посмотрела на меня, но промолчала, пока я пыталась натянуть юбку. За каретой бежала девушка с криками: «Спасибо!». Юбка уже побывала «гнойным прыщом на попе феи», но даже это не могло помочь ей застегнуться.
— Простите за нескромный вопрос, — прокашлялась мать, пока я пыталась влезть в чужой корсет.
«Шоб тебя кентавр ускакал!», — ругалась я сквозь зуб, расправляя радужное убожество и прикрывая корсетом белые полосы.
— А откуда у вас эти шрамы? Их так много… У вас была кошечка? — осведомилась мать, заглянув на лоб дочери.