Елена сама не понимала, что она чувствовала, когда венчали сестру и Владимира. Она так долго готовилась к этому дню, боялась не справиться, выдать себя словом или взглядом… Теперь же, когда это наконец происходило на её глазах, она будто одеревенела: не испытывала ни боли, ни ревности, ни тоски, ждала лишь, пока всё закончится, точно присутствовала на скучном затянувшемся спектакле,
Анна совершенно не выглядела счастливой новобрачной, скорее наоборот — казалась несчастной и потерянной. Матушка и вовсе беспрестанно гневалась, раздражалась, хотя и старалась улыбаться и держать себя в руках. Остальные немногочисленные гости смотрели растерянно и, видимо, ощущали себя весьма неуютно на этой странной, нерадостной церемонии.
Елена почувствовала ужасную усталость; после тихого, точно на поминках, обеда она шёпотом попросила Анну позволить ей пойти отдохнуть в её комнату. Анна кивнула, сжав губы и подозвала экономку Владимира: та отвела Елену в небольшой уютный будуар, за которым находилась дверь в будущую спальню молодой хозяйки… Елена постаралась не смотреть в ту сторону. Что же, ну и пусть! Сегодня они с маменькой вернутся в их тоскливый опустевший дом, Анет же останется здесь, в объятиях Владимира. Елена вдруг содрогнулась, представив, каково им с мамашей будет существовать одним, без отца, без Анны! Прямо хоть проси их с мужем переехать к ним — ну да что там, это просто смешно! Скоро Владимир выкупит свой фамильный особняк, а там и…
Додумать она не успела: дверь тихо отворилась.
— Я сейчас приду, моя милая, — не поворачиваясь, произнесла Елена, будучи уверенной, что это Анет пришла пристыдить её за долгое отсутствие.
Однако ответа не последовало, вместо этого она ощутила, как горячее прерывистое дыхание обожгло её шею, а на плечи легли сильные, тёплые ладони.
— Элен! — прошептал Владимир. — Посмотрите на меня, Элен! Я не могу говорить…
— Что вы делаете, Владимир Андреевич? — бормотала Елена, слабо пытаясь вырваться. — Зачем?..
— Молчите! Прошу, молчите! Не разрывайте мне сердце!
Он накрыл её губы судорожным жадным поцелуем; он казался утопающим, отчаянно хватающимся за соломинку. Господи, что же это происходит? И как он может, когда их с Анет только что обвенчали?
Но Владимир так страстно прижимал Елену к себе, задыхаясь и дрожа как в лихорадке, что очень скоро обрывки её мыслей превратились беспорядочный хаос. Верно, он понял, что женитьба на Анет была ошибкой! Он любит её, Елену — и больше не в силах это скрывать! Она же никогда и не переставала любить его, с того самого зимнего дня, как папенька привёл его впервые к ним в дом…
Елена едва заметила, как Владимир поднял её на руки и перенёс на постель — ту самую постель, которая была приготовлена для его молодой супруги Анны.
Глава 6
В Бадене, городке, что располагался в живописной долине Хелленталь, шёл нескончаемый дождь, хотя дни стояли довольно тёплые. Анна безучастно отмечала, что вот уже в разгаре май, затем настанет лето. Чуть больше года назад она обнаружила, что странное, непонятное проклятье, бывшее источником её вечных страхов, отчего-то сошло на нет. Как же она была счастлива тогда! А вот теперь… Теперь ей даже это сделалось безразлично. Вместе с проклятьем пропало и волшебство оживления всех её живописных работ. Поначалу Анна безумно страдала, не зная, чем заполнить ощущение потери, потом и это чувство притупилось.
Нижняя Австрия была весьма красива, но вдохновение, не покидавшее Анну в России, упорно молчало. Ей не хотелось ни писать пейзажи, ни делать наброски. Вернее, она пробовала, но работы казались ей выхолощенными, плоскими и безжизненными. От прежнего безумного увлечения ей осталась лишь безупречная техника. И постепенно Анна перестала даром, как ей казалось, переводить краски. Со временем она утратит и мастерство рисунка, так и что с того? Её жизнь давно стала бесцветна и уныла.
Нанятый ими красивый двухэтажный особняк в Бадене был просторным и удобным для всех. Супруги Левашёвы занимали несколько комнат на втором этаже: будуар, гардеробную и две смежные спальни. Вот только дверь между ними была наглухо заколочена. По этой причине постоянно в доме жили только трое слуг, привезённые Левашёвыми из России — две горничные, Марфуша и Люба, и лакей Владимира Андреевича, Денис. Остальных — кухарку, судомойку и поломойку — наняли уже здесь, в Бадене. По условиям, выдвинутым хозяевами, они появлялись только к определённому времени и ночевать в доме им никогда не дозволялось. Владимиру Андреевичу Левашёву было совсем не нужно, чтобы о них пошли разговоры — ибо, несмотря на небольшие размеры городка, шанс встретить знакомых по Петербургу всё равно оставался. Поэтому он больше всего радел о том, чтобы некоторые интимные обстоятельства его семьи оставались скрытыми от чужих любопытных глаз.
Сколько они уже пребывали здесь, в Бадене? Анна с некоторым удивлением поняла, что не помнит — настолько нудно и монотонно тянулось время. Ей казалось, что она провела полжизни в этом доме, очень редко, только для виду, выезжая в компании мужа. А выходило — они приехали сюда лишь четыре месяца назад; оставаться дольше в Петербурге было уж никак нельзя, это сознавали все.
В дверь её будуара громко постучали; появилась взволнованная Люба.
— Барышня! — горничная продолжала звать Анну именно так даже после её замужества. — Кажется, у Елены Алексеевны началось… Барыня послали за доктором и акушерку велели позвать немедленно.
Анна продолжала сидеть неподвижно, следя, как дождевые капли одна за другой, будто частые слёзы, стекают по стеклу. Идёт дождь — и уже слишком долго. Когда же он перестанет идти? В этом месте май — время дождей.
— Барышня, вы слышите? Барыне показалось, что Елена Алексеевна…
— Я слышала, что ты сказала, Люба. Теперь ступай. Я ничем не могу помочь в таком деле; если же Элен захочет, чтобы я была рядом с ней, то я, разумеется, приду.
Люба удивлённо и слегка обиженно поглядела на хозяйку и поспешно удалилась. А чего она ожидала — что Анна ринется в комнату Елены, чтобы непременно присутствовать при рождении их с Владимиром ребёнка, а потом станет плакать от радости и первой пожелает взять на руки племянника или племянницу?
Анна вздохнула и подошла к окну. Внизу уже слышался шум, хлопали двери, что-то испуганно восклицала Катерина Фёдоровна — потом раздался звонкий незнакомый голос, говорящий по-немецки: это, верно, прибыла акушерка. Где теперь находился Владимир, Анна и понятия не имела. Она надеялась, что он где-то там внизу, поблизости от Елены — впрочем, даже и прекрасно зная о происходящем, он вполне мог под каким-либо предлогом уйти из дома, дабы провести время более приятно. Анна уже достаточно изучила этого человека и не удивилась бы.
Хотя… Она сама разве лучше? Разве не её долг быть в этот миг рядом с сестрою, успокаивать её и ободрять? Анна не сомневалась, что если бы она сама производила сейчас на свет дитя, Елена не отошла бы от её ложа ни на шаг, разделила бы каждую минуту её страданий… Анна же осознавала, что положение сестры её почти совсем не трогает. Ну разве что она испытывала к Элен некоторую жалость — оттого, что та безвольно и необдуманно подчинилась этому человеку, отдала ему всю себя. Человеку, который перед Богом и людьми считался мужем Анны, но на самом же деле не был им ни одного мгновения.
* * *
Венчание прошло для неё каким-то вязким кошмаром, как во сне, когда хочется бежать, кричать, спасаться — а не можешь ни рта открыть, ни руки поднять. Анна помнила лишь о клятве отцу; ей представлялся папенька, стоящий здесь, в Преображенском соборе, и наблюдающий, как любимая дочь выходит замуж за графа, человека, перед которым он втайне преклонялся. Для Анны не было секретом, что отец очень высоко ставил его знатность, прекрасное воспитание, безупречные манеры — словом, всё то, чего, как Калитин-старший считал, недоставало ему самому и его окружению.
И вот теперь она стояла перед алтарём, стиснув зубы и глядя в одну точку. Её долг — выполнить волю отца, который и так потерял самую большую любовь своей жизни… Всё, что у него оставалось дорогого — это она, Анна. Могла ли она теперь позволить себе пренебречь его предсмертной волей?
Она видела блестящие глаза Владимира, торжествующее выражение его лица, слышала его голос, в котором звучало ликование — он смотрелся не просто влюблённым женихом, а истинным победителем. Означало ли это, что он любит её без памяти, что для него это сватовство было настоящей борьбой за счастье?
Как оказалось — нет. Открытие было тем более ужасающим, что именно в тот день, день свадьбы Анна почти уговорила себя, что не так уж плохо выйти за пусть нелюбимого, но страстно любящего человека и быть ему поддержкой и опорой. Ей показалось, что она готова принять Владимира, стать ему другом — а там, как знать, они будут жить вместе, у них всё будет общее — вдруг она откроет в муже незамеченные ранее достоинства и всё-таки привяжется к нему?
Эти благие мысли и самоуговоры сильно вдохновили Анну; ей захотелось побыть с Владимиром наедине, поговорить откровенно, узнать наконец как следует, что он за человек. Справившись у экономки, она направилась в их общие брачные покои — лишь для того, чтобы своими глазами убедиться в лживости и низости того, с кем соединила её судьба.
***
Нет, нельзя сказать, что Анна мучительно страдала из-за неверности молодого мужа — скорее, её до глубины души поразило его двуличие. Что же касалось Елены… При всей мерзости происходящего Анна не могла обвинять её и относиться к ней, как к врагу. Младшая сестра всегда была слишком наивна, она привыкла подчиняться любому, кто хотя бы немного сильнее характером. К тому же, в отличие от неё, Анны, Елена влюбилась во Владимира без памяти с первого взгляда — и она никогда не знала мужского поклонения и признаний в любви. Где уж тут устоять против такого красавца!
Анну тогда удивило, что вместо ревности и злости она испытала лишь гнев на мужа, жалость к сестре и… какое-то странное облегчение. Точно ей предстояла неприятная, но обязательная медицинская процедура, без которой вдруг стало возможно обойтись. Она удалилась в одну из незанятых комнат, заперлась там и всю ночь думала — нет, не о Владимире и Елене. А о родной матери, её таинственном исчезновении. И ещё: если Алтын пропала в начале мая, не могло ли оказаться такого, что у неё, как и у самой Анны, была такая же особенность превращаться в странное, непонятное существо?! И, если Алтын так же, как и Анна, опасалась выдать себя, она, быть может, поэтому решила сбежать из дома?
Но ведь отец любил свою княжну без памяти, он ни за что не отказался бы от неё, даже если бы узнал её тайну! Нет, тут, верно, что-то другое! Анна задумалась: существует ли ещё кто-то, кроме Катерины Фёдоровны, кто мог хорошо знать Алтын и часто её видеть, у кого можно что-либо выспросить о ней? А, собственно, почему «кроме»? Ведь Катерина Фёдоровна тогда уже жила у папаши в прислугах? Так вот, она и есть тот человек, который хорошо знал маменьку, видел её каждый день!
Стук в дверь прервал её размышления. Анна не удивилась, увидев Елену — бледную, напряжённую, полную какой-то отчаянной решимости.
— Анет, — начала Елена прямо с порога. — Я не стану умолять о прощении, я всё понимаю. Ты можешь проклясть меня, приказать мне навсегда исчезнуть с твоих глаз, чтобы даже упоминания моего имени не было в твоём доме. Я готова. Молю тебя лишь об одном, прости, если можешь, своего несчастного супруга, усмири свой гнев, я одна во всём…
— Перестань, — поморщилась Анна. — Не нужно брать на себя больше, чем должно. Никого проклинать я и подавно не собираюсь. Забудь обо этом.
Неожиданно Елена упала перед ней на колени, так что Анна даже отодвинулась от неожиданности. Елена глядела на неё внизу вверх, будто кающаяся грешница на икону.
— Ты меня ненавидишь? — тихо спросила она.
— Нет.
— Ты хочешь, чтобы я никогда больше не появлялась в вашей жизни?
— Нет, — пожала плечами Анна.
— Я знаю, — монотонно продолжала Елена, — эту вину невозможно загладить. И я готова искупить её любой ценой, лишь бы ты простила своего супруга. Ведь он ужасно, невыносимо страдает…
— Перестань, Элен, — устало перебила её Анна. — Поверь, из нас троих по-настоящему страдаешь только ты. Никогда я не любила этого человека и не хотела выходить замуж. Если бы не смерть папеньки, венчание было бы отложено — или же его бы и вовсе не случилось.
— Но… Как же так?! — изумилась Елена. — Ведь ты же всегда радовалась его визитам, держала себя так мило…
— Ну а как, по-твоему, я могла держать себя с его сиятельством, особенно если папенька вместе со всеми своими друзьями был от него без ума? Да и вообще, в то время я думала совсем о другом…
Анна запнулась. Ей хотелось бы спросить Элен о некоторых вещах, связанных с Катериной Фёдоровной, но момент был совершенно неподходящий.
— Анет, что же мне делать? Что с нами дальше будет? — простонала Елена, закрыв лицо руками.
— Да что, будем жить, как Бог распорядится. Или, по-твоему, нам всем теперь в монастырь только дорога? — улыбнулась Анна.
Елена с ужасом всмотрелась ей в лицо.
— Я не знаю, как ты можешь так говорить! Да, я в самом деле собираюсь в монастырь, и пришла только для того, чтобы молить тебя о милосердии к мужу, пусть даже ты и не сразу сможешь его простить!
— Всё, Элен, — твёрдо заключила Анна. — Я больше не желаю об этом слышать. Никакой вины на тебе нет и не было, ибо этот человек стал мне мужем лишь по несчастной случайности. Он мне совершенно чужой. И, боюсь, он нехороший, нечестный человек, моя милая. Но ты и сама поняла бы это очень скоро.
Не вставая с пола, Елена подползла к Анне, прижалась и уткнулась лицом ей в колени; Анна погладила её по голове.
— Ну, будет, будет тебе! Забудь, словно ничего и не было.
— Анет, родная моя! До чего же ты великодушная, добрая! Ты просто святая! — плача, говорила Елена. — Я страшная грешница и знаю это, только, молю, прости Владимира, будь к нему снисходительна! Пусть ты пока не любишь его, но вы обвенчаны перед Богом, и, когда ты узнаешь его получше и примешь его в свою душу…
— Нет. Об этом не может быть и речи. — резко прервала её Анна. — У меня не может быть ничего общего с этим человеком.
Когда заплаканная Елена наконец поверила, что сестра не возненавидела её и не гонит от себя, Анна чувствовала к новоиспечённому супругу уже настоящую ненависть. Похоже, Владимир сумел внушить наивной Элен не только чувство вины, но и заставил повлиять на неё, Анет, чтобы та не вздумала устраивать публичных скандалов. Если Элен собиралась уйти в монастырь, сама ли она это придумала? Анна считала, что, скорее всего, нет.
Она отправилась к мужу. Владимир преспокойно завтракал в изящно обставленной столовой. При виде супруги он вскочил и отодвинул для неё стул.
— Вот и вы, моя дорогая! — оживлённо заговорил он. — Как почивали? Держу пари, эта скромная квартира и небольшие комнатки — совсем не то, к чему вы привыкли. Но теперь мы с вами сможем в самом скором времени переехать в мой родовой особняк на Моховой, и там я смогу предложить вам покои, достойные вас…
Анна слушала, изумляясь про себя, сколь далеко может простираться наглость и самомнение этого человека. Он держал себя с нею, как обычно! Он что же, думает, что их отношения будут такими, точно ничего и не произошло?!
— Господин граф, — перебила Анна разглагольствования своего супруга. — Позвольте узнать, что вам нужно от моей сестры? Я имею в виду не столько прошлую ночь, сколько… — она на мгновение запнулась: никогда ещё ей не приходилось говорить на такие темы с мужчиной.
Но Владимир даже и теперь почти не смутился.
— О, разумеется, я должен попросить у вас прощения! Это была, м-м-м, минутная слабость… Во время обеда я выпил лишнего, пришёл в спальню, и, увидев Елену Алексеевну, которая давно оказывает мне честь своим тёплым отношением… Но я уже принёс ей глубочайшие извинения и заверил в моём искреннем родственном почтении! Давайте же забудем обо всём…
— Сударь! — крикнула Анна. — Вы что, не понимаете?! После того, что вы сделали, Элен страшно винит себя, она может даже совершить непоправимое! Она слишком честна и привязана ко мне, чтобы «забыть обо всём», как вы предложили! Зачем вы сблизились с ней, когда вы к ней совершенно равнодушны?!