— Я бы не стал на вашем месте повышать голос, дорогая, — невозмутимо ответил граф Левашёв. — Не забывайте, что вы моя жена и должны проявлять уважение. Что же касается моих отношений с мадемуазель Элен, то, полагаю, это наше личное с нею дело. В конце концов, она уже взрослая, и нынешние события произошли по её воле и с полного её согласия…
Левашёв не договорил; Анна размахнулась и, несомненно, влепила бы ему пощёчину, если бы он с ловкостью не перехватил её руку и не сжал мёртвой хваткой.
— А вот этого не надо! — не выпуская её запястья, Владимир молниеносно привлёк Анну к себе. — Нужно признаться, такой вы мне нравитесь ещё больше, дорогая: не выношу бесцветной покорности. Вы же сейчас похожи на дикую кошку или даже рысь… Но драться я вам не позволю!
Он держал её в объятиях и был так близко, что Анна слышала аромат его одеколона и чувствовала его дыхание на своих губах…
— Извольте немедленно меня отпустить, — отчётливо проговорила Анна. — Иначе я выцарапаю вам глаза. Вы мне отвратительны.
По-видимому, её слова прозвучали достаточно решительно — Владимир послушался.
— Как скажете, — он пожал плечами. — Брать вас силой или ползать на коленях и умолять о вашей благосклонности я точно не стану. Ведь мы с вами цивилизованные люди, а не дикари какие, не правда ли? Однако вы моя жена — я имею право требовать исполнение супружеского долга.
Анна отвернулась; на глазах её закипали слёзы гнева и отвращения, но она скорее готова была умереть, чем показать Левашёву свою слабость. Владимир некоторое время молча наблюдал за ней, затем развёл руками и насмешливо поклонился.
— Ну-с, вижу, вы не в духе, дорогая. Не смею больше докучать вам. Как только изволите сменить гнев на милость — буду счастлив доказать моё восхищение вашей красотой и решительностью.
«Никогда! — с яростью подумала Анна, прислушиваясь к его шагам. — Скорее выпрыгну в окно, чем позволю до меня дотронуться!»
Боже, что она наделала! Зачем согласилась связать судьбу с этим человеком, и как теперь от него избавиться? Анна понимала, что теперь, со смертью отца, в мире нет ни единого человека, который захотел бы выслушать её, понять и вступиться за неё.
И что будет с Элен?
* * *
Несколькими днями позже состоялся ещё один долгий, тягостный и бесполезный разговор с Еленой. Сестра хотя бы перестала обвинять себя во всех смертных грехах и в монастырь удаляться вроде бы раздумала. Но, тем не менее, Анна так и не смогла добиться, чтобы Элен переменила своё отношение к Левашёву. Сестра буквально обожествляла этого человека, он обладал какой-то необъяснимой властью над ней. И когда Анна, не стесняясь в выражениях, высказала Елене всё, что думает о нём — та буквально помертвела от ужаса, а затем вновь бросилась перед Анной на колени, винясь и моля простить Владимира и перестать гневаться на него. Елене и в голову не могло прийти, что дело тут не в злости и ревности — настолько она была ослеплена любовью и верила в своего возлюбленного.
В итоге Анне всё это начало страшно докучать. Ярость и возмущение сменились усталостью: ну, не она же виновата в глупости и слепоте Елены? Анна пыталась было заручиться поддержкой мачехи, упросить её убедить Элен в дрянности её героя — однако та отреагировала весьма холодно.
— Того, что случилось — не воротишь, моя милая, — бледное, напряжённое лицо Катерины Фёдоровны было похоже на гипсовую маску. — Ты, небось, злишься на Элен, ревнуешь, да и любая другая на твоём месте так же себя чувствовала бы. Однако ж, не ты первая, не ты последняя. Думаешь, тебя только муж не любит, да на других посматривает? Смиряйся, молись, а мужу пытайся угодить. Уж кто-кто, а я об этом не понаслышке знаю.
Она зло улыбнулась. Анна изумлённо поглядела на мачеху: да при чём тут сама Катерина Фёдоровна?! И тут она сообразила, что та имеет в виду.
— Вы о папеньке говорите? О том, как он мою мать любил всю жизнь?
— Об этом. Двадцать лет я ждала, пока Алексей Петрович мой первую супругу забудет, да так и не дождалась… Он меня и мою дочь замечать не хотел, всё только княжна Алтын была у него на уме, да ты. Сколько слёз я все эти годы пролила, и сказать нельзя! За себя обидно было, а за Елену — вдвойне.
«Неправда, папенька любил Елену тоже», — хотела сказать Анна, но не смогла: даже при всей привязанности к отцу она сознавала, что это не было правдой.
— Так вот, нынче хоть и не матери твоей, так тебе отольются наши с Элен слёзы. Чай, не ждала, что такой красавице, королевне, другую предпочтут? Избаловал тебя папаша, Анна, все твои желания угадывал, ветру на тебя дунуть не позволял! Вот и узнаешь теперь наконец, каково горчинки отведать.
Мачеха говорила внешне спокойно, однако её светлые глаза горели каким-то холодным, диким торжеством. Казалось, она испытывает искренне наслаждение от растерянности и испуга на лице падчерицы.
— Вы… Вы меня всегда ненавидели, Катерина Фёдоровна, — прошептала Анна, впервые назвав мачеху по имени.
— А как же, — невозмутимо согласилась та. — За что же тебя любить, когда и после матери своей ты нам с Элен весь свет загораживала?! Никому до нас с ней дела не было, всё только для тебя: и танцы, и кавалеры, и друзья-подруги… Ну а теперь, может и Еленушка моя своё возьмёт…
— Да как вы не понимаете?! — в отчаянии вскричала Анна. — Граф Левашёв к ней равнодушен, он не по любви её к себе приваживает!
— А ты почём знаешь? — перебила Катерина Фёдоровна. — Или думаешь, что если любить, так тебя одну — а то никого больше?!
Анна закрыла лицо руками. У неё снова возникло чувство, что со смертью отца никто и никогда больше не поймёт её и не поддержит. От мачехи — только ненависть и желание отомстить, от мужа лишь циничные насмешки, а Елена смотрит на неё пугливо-виновато, чуть что — падает на колени, а всё равно за каждым её словом тихий упорный протест. «Значит, — подумалось ей, — по-настоящему меня любил только папенька, а теперь больше никого не осталось…Только родная мать, Алтын Азаматовна, или как там её звали на самом деле? Даже настоящее имя её узнать, верно, не суждено!»
— Катерина Фёдоровна, — тихо заговорила вдруг Анна. Она выпрямилась, положив руки на стол и пристально глядела в одну точку. — Вы ведь первую жену папеньки, мою мать, с их знакомства застали? Вы хорошо её помните?
Мачеха вздрогнула и впервые с их разговора беспокойно задвигалась в кресле.
— Может, и помню, — голос её прозвучал хрипло. — Да только что там вспоминать, столько лет прошло…
— Сколько прошло лет, я знаю, — отчётливо проговорила Анна. — А я про другое хочу спросить. Папенька вот говорил, что княжна Алтын, когда узнала, что девочку родила, всё рыдала, остановиться не могла — а потом и пропала. Хоть и стерегли её горничная с нянькой, она всё равно ушла.
— Да, так. И что же?
— Это ведь вы и были той горничной, которая мою мать не уберегла? Отчего она ушла, может быть вы знаете?!
Анна лишь высказала одну из своих догадок — но она и предположить не могла, что эти слова так подействуют на Катерину Фёдоровну. Та вскочила с кресла, опрокинув его, попятилась, споткнулась и едва не рухнула: Анна едва успела подбежать и подхватить мачеху под руку. Однако та с силой оттолкнула её от себя.
— Тебе что от меня надобно? — свистящим шёпотом спросила Катерина Фёдоровна. — Уж не меня ли в пропаже своей матушки хочешь обвинить?
В глазах её сверкали ярость и застарелая ненависть, так что Анна даже сперва оробела. Но тут же ей пришло в голову, что слишком уж испугалась мачеха, что-то тут было нечисто. Но если приступить с ней с допросами, разумеется, ничего она не скажет.
— Я так, просто подумала, может быть вы хоть что-то о ней вспомните, — миролюбиво ответила Анна. Она хотела добавить: «Вы ведь ей прислуживали», но вовремя сообразила, что напоминание об этом только разозлит Катерину Фёдоровну Фёдоровну и лишний раз напомнит об их неравенстве.
— Маменька твоя со мной ни разу не изволила откровенничать — прозвучал краткий ответ, и больше Катерина Фёдоровна ничего не прибавила.
Анна некоторое время ещё пыталась как-то улестить мачеху, добиться от неё хоть каких-то сведений об Алтын. Тщетно: та лишь мотала головой и повторяла: «Ничего не знаю, ничего она мне не говорила». Анна, раздосадованная ещё более, чем прежде, уехала домой — вернее, в дом Владимира Левашёва, который даже теперь никак не могла считать своим.
* * *
В гостиной она застала мужа и сестру Елену, которая при её появлении испуганно вскочила и, верно, выбежала бы из комнаты, если бы Анна её не удержала. По багровому румянцу, заливавшему обычно бледное лицо Элен, она догадалась, что сестра и муж беседовали отнюдь не о погоде… Анна даже удивилась про себя: отчего её всё это больше ничуть не трогает? Неужели за эти несколько дней она превратилась в такую холодную эгоистку, что совершенно не радеет за судьбу младшей сестры?
— Я навещала маменьку, — сообщила Анна, снимая перчатки и шляпку. — А какой сегодня погожий день для ранней осени!
— Надеюсь, вы прекрасно провели время, моя дорогая! — откликнулся Владимир, и лукаво поглядел на Елену; та же, бедняжка, казалось, страстно мечтала провалиться сквозь землю. — Мы с Еленой Алексеевной не приказывали подавать чай в надежде дождаться вас.
«Мы»? Как же очаровательно! Анна вдруг поняла, что её супруг, похоже, получает искреннее удовольствие от этой игры, держа в полном подчинении Елену и одновременно наслаждаясь властью над ней, Анной. Интересно, что бы сказали их знакомые в Петербурге, если бы узнали обо всём этом? Как низко бы пал его сиятельство граф Левашёв в глазах света — ведь все вокруг считали его образом благородства и воспитания!
Она еле дождалась, пока прислуга, что принесла лёгкий ужин и чай, скрылась за дверью — а затем сухо сообщила Владимиру, что ей необходимо поговорить с ним наедине, теперь же. Елена с готовностью вскочила, однако Левашёв, что сидел рядом на диване, привстал и спокойно положил ей руку на плечо, с весёлым любопытством поглядев при этом на жену. Анну передёрнуло от отвращения.
— Элен, тебе нет нужды удаляться, если ты желаешь остаться здесь, — бросила Анна. — Но я попрошу вас, — она посмотрела на мужа в упор, — пройти ко мне. Я задержу вас ненадолго.
— Я скоро вернусь, Елена Алексеевна, — мягко сказал Владимир и вышел вслед за Анной.
Едва они достигли будуара, где из-за занавешенных окон царил мягкий полумрак, как Владимир молниеносно обхватил Анну за талию и повернул к себе… Она рванулась из его рук с яростью, казалось, даже удивившей Левашёва.
— Как вы смеете?! — прошипела Анна, с силой захлопывая дверь. — Вы, сударь, с ума сошли?
— Отнюдь! Если мне не изменяет память, Анна Алексеевна, вы моя законная супруга. И вы только что самолично изволили пригласить меня в свои покои, разве не так?
— Прекратите лицедействовать! Я не разрешаю вам дотрагиваться до меня, запомните это раз и навсегда! Я действительно вышла за вас замуж, но лишь потому, что не подозревала, насколько вы низкий и бесчестный человек!
— Ну вот, — огорчённо проговорил Левашёв. — И после этого вы ещё удивляетесь, что я, м-м-м, ищу утешения в обществе вашей сестрицы, которая относится ко мне куда более тепло?
Анна постаралась сдержать себя и не взрываться больше. Может быть, всё-так удастся если не пристыдить его, то хотя бы припугнуть?
— А вы не подумали, что будет с вашей репутацией честного и порядочного человека, если все друзья и знакомые узнают о вашем поведении?
Анна невольно вздрогнула — Левашёв тигром подскочил к ней и железной хваткой стиснул её плечи. Она и не подозревала в нём такой силы: не то что вырваться, даже пошевелиться у неё не получилось.
— Вы говорите о моей репутации? — прошептал Владимир прямо ей в ухо. — Хотите напугать меня позором? А о репутации Елены Алексеевны вы и не подумали? И обо всей вашей — вернее, уже нашей — семье?! Ведь если вы скажете кому-либо хоть слово — пострадаю отнюдь не только я один!
Анна отчаянии кусала губы. Разумеется, он прав. Попытайся она шантажировать его оглаской, они вместе с Еленой окажутся опозоренными. А что иного здесь можно сделать, она и понятия не имела. Жаловаться… но кому? Предводителю дворянства? Его святейшеству? Императрице? Как глупо, наверное, выглядела бы женщина, жалующаяся на неверность мужа!
Внезапно Анна почувствовала страшную усталость и опустошение. Она отошла от Владимира, уселась в кресло и закуталась в шаль. Ей казалось, что она, подобно утлой лодочке, несётся куда-то, влекомая бурным течением и не имеет ни сил, ни возможности остановится и самой выбирать дорогу. За неё уже всё решено и сколько бы она ни сопротивлялась, ничего не изменится. Она посмотрела на мужа — тот стоял неподвижно и с интересом наблюдал за ней.
— Послушайте, зачем вам всё это нужно? — спросила она Владимира. — Отчего вы не женились сразу на Элен? Ведь она, в отличие от меня, вас боготворит и была бы вам куда лучшей женою.
Левашёв помолчал, затем скупо улыбнулся:
— Считайте, моя дорогая, что я так и не смог выбрать между вами. Сейчас я ничего не скрываю — ведь ваш папаша, по сути, тогда припёр меня к стенке и сам навязал ответ на свой вопрос.
Он развернулся и вышел — судя по направлению удаляющихся шагов, направился к гостиной, где его дожидалась Елена. Час был уже поздний — Анна догадалась, что домой сестра нынче не собирается. Ну что же, она пыталась защитить Элен, она сделала всё, что могла.
Анна подошла к двери и заперлась в покоях на ключ, для верности повернув его два раза, а затем самостоятельно разделась и скользнула в постель.
* * *
После свадьбы с Анной прошло уже несколько месяцев, а Владимир Левашёв до сих пор не верил самому себе. У него получилось! Он женился на Анне, унаследовавшей половину огромного состояния своего отца, и полностью подчинил себе её сестру — наследницу другой половины. Правда, ложкой дёгтя в этой бочке мёда явились ненависть и презрение со стороны супруги, которые Анна и не думала скрывать. С первого же дня она стала запирать дверь в свои комнаты, и Владимиру вовсе не хотелось, чтобы об этом узнали посторонние. Болтовни прислуги Левашёв не опасался: обоих горничных он запугивал и одновременно щедро вознаграждал. В глазах высшего петербургского общества Левашёвы были прекрасной парой. Анна покуда молчала — через несколько дней после свадьбы она будто затихла, затаилась и перестала открыто проявлять враждебность. Только вот надолго ли?
И ещё: Владимир опасался отпускать Елену надолго от себя. Наверняка ведь на богатую невесту тотчас найдётся какой-нибудь удалой молодец; влюбится Элен, выйдет замуж — и прости-прощай другая половина калитинского состояния! Это тогда останется вдвое меньше, чем он рассчитывал! Проклятый папаша Калитин таки сделал ход конём и поделил наследство между дочерьми поровну! Странно: Левашёв до последнего был уверен, что Анет получит львиную долю.
Так что терять Елену было никак нельзя. Поэтому, когда Владимир после свадьбы выкупил наконец заложенный и перезаложенный фамильный особняк на Моховой, то, по окончании ремонта и покупки новой мебели, они въехали туда всей семьёй: граф и графиня Левашёвы и сестра графини со своей маменькой. На посторонний взгляд здесь не было вовсе ничего странного: дом большой, семейство раньше там жило тоже немалое — вот и теперь её сиятельство графиня не пожелала расставаться с мачехой и сестрицей. На людях Владимир с Анной был заботлив и нежен, с Еленой — приветлив и почтителен. Но, как только все они оказывались в узком семейном кругу, роли сестёр менялись. Ведь, по сути, Елена была подлинной супругой Владимира, а с Анной они так и остались полностью чужими друг другу.
Маменька Елены внешне ничем не проявляла недовольства, она держала себя с Владимиром нейтрально-вежливо, ни словом, ни взглядом не давала понять, что думает об их с Элен незаконных отношениях. Насчёт Анны же Левашёв испытывал недоумение: когда они только познакомились, в её присутствии он чувствовал, как кровь в нём вскипала, её красота заставляла его дрожать от восторга, а смелость и живость характера восхищали и завораживали. С того же дня, как началась её нервная болезнь, Владимир заметил, что ничего подобного он к невесте больше не испытывает. Точно раньше была в неё магия какая-то, некий колдовской огонь — а потом он погас. Да, она красива и прелестна, но этаких очаровательных барышень — пруд пруди. Совершенно ничего особенного.