— Ну да… Я и сам не понял, как это случилось, — князь пошевелился и осторожно прикоснулся в повязке на боку.
— А вы при этом не видели волка?.. Огромного, тёмно-серого волка, крупнее самой крупой собаки, очень быстрого и сильного? Того самого, которого ранили и преследовали наши охотники? — не утерпела Анна. — Возможно, именно тогда он и уходил от них…
— Нет, но такой зверь, как вы описываете, вряд ли дался бы в лапы жалкой своре борзых, — спокойно ответил Полоцкий. — Наверное, с ним всё хорошо.
— Дай-то Бог! — прошептала она.
Полоцкий внимательно посмотрел на неё.
— Вам так не нравится, когда убивают диких зверей?
— Я никогда раньше не видала охоты, но сегодня поняла, что ненавижу эту забаву! — пылко ответила Анна. — И ни за что больше не стану принимать в этом участия!
Князь улыбнулся и перевёл взгляд на Рихтера.
— Так как же, дорогой доктор, угодно вам выполнить мою просьбу? Полагаю, для хозяев и гостей нет разницы, отчего именно я пролежал в постели весь день — от ранения или какого-то банального недуга. А вот волнений и огорчений будет меньше.
— Ну что ж, — пробурчал доктор. — Если вы уверены, что так лучше…
Таким образом, доктор сообщил госпоже Завадской, что князь Полоцкий, выехав в усадьбу с небольшим опозданием, по дороге почувствовал себя дурно из-за приступа gastritis, так что он, доктор, посоветовал ему оставаться в постели. Это объяснение пришлось весьма кстати ещё и потому, что Полоцкому пришлось отказался от обеда, ужина и вина. К вечеру он появился в гостиной, сопровождаемый доктором и госпожой Рихтер. Хозяйка дома заботливо усадила больного в самое удобное кресло и велела приготовить для него ромашкового отвару.
Все гости, знавшие князя, давно привыкли, что он появляется всегда один, не опасается ездить верхом по ночам, через самые глухие места; что его кони, чистокровные арабские скакуны, всегда выручат и вынесут при любой опасности! А тут вдруг!..
— Это же надо, таинственный опасный князь Полоцкий вдруг пропускает охоту из-за банальной желудочной хвори! — надув губки, прошептала Анне мадемуазель Завадская, хорошенькая и насмешливая девушка. — Ну это просто non comme il faut! Maman была ужасно разочарована: наш романтический герой померк в её глазах!
— Не говорите глупостей, Мари! — с досадой отозвалась Анна. — Что здесь такого? Любой живой человек может занедужить.
— А вы разве не слышали, что князь никогда не берёт с собой слуг, солдат или охранителей и везде ездит один? Папа говорил, что давным-давно, пятьдесят лет назад, а то и больше, князь Полоцкий ходил с войском Долгорукова на Крым, и Сахиб Герай подарил ему заговорённую саблю, что закалилась на крови десяти жертвенных рабов. И ещё он отдал ему пятерых собственных арабских скакунов, которых никто и никогда обогнать не может…
— Какие пятьдесят лет назад? — поморщилась Анна. — Мари, оставьте ваши глупые сказки, давайте послушаем музыку!
— Ну, как хотите, а я бы рассказала вам такие интересные истории про князя.
Машенька Завадская надулась и отошла.
Отчего-то Анне, напротив, была совершенно неинтересна болтовня сплетников о князе — какой-то инстинкт подсказывал ей, что узнать что-то достоверное она сможет лишь от него самого.
К ней приблизился Владимир Левашёв, он выглядел усталым и встревоженным.
— Не прикажете ли проводить вас в вашу комнату, Анет, душенька? Вы, верно, устали после всех треволнений…
— Спасибо, Владимир Андреевич, но я бы ещё побыла здесь. Совсем не хочу спать, а госпожа Завадская так прекрасно играет.
— Ну, как пожелаете. А я пойду — ужасно утомился за сегодняшний день. Покойной ночи, дорогая.
Левашёв приподнял лежащую на подлокотнике руку Анны и прикоснулся к ней губами. Она отметила, что несколько знакомых дам с завистью наблюдали за ними: как же, такой красавец, как Левашёв оказался ещё и нежнейшим супругом! Анна вздохнула. Знали бы они, какова её семейная жизнь на самом деле!
* * *
В саду было совершенно темно: светился лишь уголёк трубки, хозяин которой стоял на крыльце, надёжно скрытый ночным мраком. Сад беспокойно шумел, ветер посвистывал в ветвях, а ярко горевшие звёзды, казалось, делают октябрьскую ночь ещё холоднее.
В саду послышались осторожные шаги — кто-то приблизился к крыльцу.
— Барин…
— Наконец-то! — резко ответил обладатель трубки. — Ну, что он? Не проговорится?
— Я ему денег дал — да и трусоват оказался доезжачий. Как увидел, что собака на барыню напала, думал всё — каюк ему. Ну, я и сказал, что мол, никто на него не подумает, взбесилась сука, бывает. А он домой идти боялся долго… Ну, ничего, всыплют ему горячих на конюшне — всё равно внакладе не останется!
Говоривший захихикал, но собеседник прервал его, резко и нервно:
— Заткнулся бы ты, не ровен час, подслушают. Иди в дом. Хотя… постой! Ты как с ним столковался-то?
— Я, как вы приказать изволили, уже после всего подошёл, когда он в лесок по нужде отлучился. Я и давай соловьём разливаться, мол, какие великолепные собаки у них, расспрашивал то да сё. Малый так и млел — а потом я у него попросил собачку подозвать да меня с ней познакомить. Ну а дальше, слово за слово, а мы уж у того кустарника, где барыня гуляла… Я собаку за ошейник держу, чувствую, та аж вся стрункой натянулась — видно, то самое учуяла. Я, будто шутя: «Ату!» Сука и рванулась, повалила барыню, уже едва в глотку не вцепилась… А Кирьян ещё раньше мне рассказал: Вьюга-то человека, коли захочет, одним махом возьмёт. Вот я и решил, что…
Рассказчик смолк, услышав грубое ругательство, затем укоризненно поцокал языком.
— Тише вы, барин! Ну, не вышло — да кто же знал? Волк этот, он будто из преисподней явился, да как на борзую набросится! Вот как есть секундочки не хватило! Ну, а потом…
— Что было потом, я знаю! — перебил тот. — Ладно, иди… Кирьяну ещё пригрози, если проболтается о тебе — ему хуже будет, это он за сукой хозяйской не углядел!.. Ч-чёрт! Такую возможность упустили!
— Ладно, барин, не гневайтесь, — примирительно ответили из темноты. — Может, ещё что придумаем.
* * *
Когда Анна открыла глаза, за окном еле серел пасмурный рассвет; небо закрывали ровные серые облака, но дождя или снега вроде как не предвиделось. С помощью Любы Анна надела уже отчищенную от грязи вчерашнюю амазонку — та весьма ловко сидела на ней — и закуталась в тёплую пелерину. Ей захотелось пройтись перед завтраком: здесь, в усадьбе, при любой погоде воздух был так свеж и вкусен, что жаль было им не насладиться. К тому же — хотя она очень старалась скрыть это от зорких глаз Любы — Анна заспешила, когда в саду, меж побеленных стволов яблонь, заметила князя Полоцкого.
Вчера они ни разу не смогли остаться наедине и поговорить: вокруг было слишком много народу, чтобы беседовать откровенно. В гостиной они сидели они далеко друг от друга, а около князя ещё и постоянно вился рой девиц во главе с Машей Завадской и её подругами.
Анна выскользнула из дома и направилась в сад. Полоцкий стоял и вглядывался куда-то в сторону леса; она была уверена, что князь её не заметил, однако стоило ей приблизится, как Вацлав Брониславович проговорил, не поворачиваясь:
— Доброго утра, Анна Алексеевна. Рад видеть вас в добром здравии.
— Как вы узнали, что это я? — засмеялась она.
— Услышал ваши шаги. Однако не удивится ли ваш супруг, что вы гуляете в моём обществе в столь неурочный час?
Анне хотелось бы ответить, что для супруга её поведение, как и она сама, значит меньше, чем прошлогодний снег, но она сдержалась и лишь неопределённо пожала плечами.
— А как вы себя чувствуете сегодня?
— Лучше, — прозвучал короткий ответ. — Я всегда поправляюсь быстро. Послушайте, Анна Алексеевна, я хотел бы выяснить кое-что насчёт происшествия с собакой, если вы не против. Расскажите пожалуйста, что именно произошло вчера.
— Но я не знаю, — беспомощно произнесла она. — Я ведь всё уже рассказала. На меня налетела борзая, повалила, и…
— Это я понял. Я имею в виду, что происходило до нападения. С тех пор, как вы приехали в усадьбу, утром, во время охоты.
Анна постаралась сосредоточиться и честно передать все детали. Третьего дня ей принесли нарочно сшитую амазонку и новенькие сапоги для верховой езды. Потом Левашёвы отправились в поместье Завадских, из прислуги с ними были Денис и Люба. Денис же заменял кучера — он прекрасно умеет управляться с лошадьми. Вечером они прибыли в усадьбу, а рано утром Люба подала ей платье, сапожки, шляпку — и все выехали из дому.
— Постойте, — попросил Полоцкий.
Он опустился перед ней на колени, на мгновение зажмурился — видимо, рана давала о себе знать — затем с силой выдохнул воздух, как это делают собаки. Анна изумлённо наблюдала, как князь приблизил лицо к её рукам, затянутым в перчатки, коленям… Он совершал отрывистые вдохи носом, затем также обнюхал её подол, обувь — для этого ему пришлось пригнуться к самой земле.
— Князь, что вы делаете? — краснея, вскричала она, когда он приподнял подол её платья и поднёс его к лицу.
— Дьявол… Надо было проверить ещё вчера, но я не смог бы… А сегодня почти выветрилось. Минуту, Анна Алексеевна…
Ещё некоторое время, стоя на четвереньках, он втягивал в себя запах её башмаков — Анна с ужасом думала, что кто-нибудь может увидеть их в такой нелепой и некомильфотной ситуации — затем наконец-то отстранился.
— Это, Анна Алексеевна, кто-то вчера ещё постарался. Пока вы спали, ваши сапожки натёрли смесью трав с… впрочем, название вам вряд ли что-то скажет. На собак это действует, как если бы у них под носом появилась бы волчица. Неудивительно, что как только вы встали по ветру — борзая накинулась на вас. Скорее всего, не один, так другой пёс напал бы, стоило вам только оказаться поближе.
— Я… Я к ним вообще не приближалась, — в ужасе прошептала Анна. — Всё утро я была в группе дам, мы смотрели издалека, борзые все были на сворках, и только когда Завадская предложила ехать…
— На охоте внезапное нападение собаки выглядит неожиданно, но вполне объяснимо — сука могла взбеситься, такое бывает. И тот, кто это подстроил, вероятно, хотел бы вашей смерти, Анна Алексеевна.
* * *
Всеслав, конечно, не мог с уверенностью доказать свою правоту, когда предостерегал Анну против злоумышленника, покусившегося на её жизнь. И его не удивила реакция графини, которая со страхом и недоверием уставилась на него.
— Нет… — выдавила она. — Нет, это какая-то ошибка… Верно, вам почудилось! Или собака случайно приняла меня за кого-то чужого!
— Я не настаиваю, Анна Алексеевна, что точно прав — насчёт собаки всё могло быть. Но, что касается запаха, я не мог ошибиться.
— Да откуда вы знаете? — нервно выкрикнула она.
— Приходилось встречаться с подобными вещами, — пожал плечами Полоцкий.
Графиня невидящими глазами уставилась прямо перед собой; Всеслав знал, что Анне Левашёвой, как и всякому нормальному человеку, нелегко было принять, что есть кто-то, желающий ей смерти. Они медленно пошли по ухоженным дорожкам сада. Вокруг никого не было; Анна дрожала, несмотря на тёплую накидку и перчатки.
— Нам стоило бы вернуться в дом, вы продрогли, — заметил Всеслав. — Поверьте, Анна Алексеевна, я не хотел бы вас пугать! Но, коль скоро этот запах сам по себе не мог оказаться на вашей обуви — не знаю, какую иную цель преследовал человек, который это сделал.
Графиня упорно молчала, будто не замечая Полоцкого. Всеслав взял её за локоть и осторожно повернул лицом к себе.
— Анна Алексеевна! Вы слышали, что я сказал? У вас есть хоть какие-то предположения, кто хотел бы вам навредить?
Она медленно покачала головой.
— Кто-нибудь, кто мог вас возненавидеть? Я не спрашиваю о причинах, это не моё дело, просто — есть такой человек?
— Моя мачеха… Она ненавидела меня ещё до моего рождения. Из-за папеньки, потому что они тогда…
Анна прервала сама себя и вскинула на него глаза.
— Но всё это не имеет отношения ко вчерашнему. Мачехи здесь нет, она осталась в Петербурге. И она не прикасалась к моим вещам: их доставил посыльный, приняла горничная сестры и сразу принесла ко мне в комнаты, а уж потом моя Люба всё упаковала.
Мачеха? Всеслав мог бы поклясться, что это похоже на правду — он довольно долго наблюдал за мачехой Анны, будучи у них в гостях. Вот только вдова Алексея Калитина никак не могла бы добраться до Анны в усадьбе Завадских. Да и не слишком это надёжно: пожелай она избавиться от падчерицы, наверняка выбрала бы более верный способ. Или она не хотела губить падчерицу, а лишь искалечить? Второй вопрос — откуда бы у Катерины Фёдоровны взялось подобное зелье, Анне, похоже, и в голову не пришёл, Всеслав же решил пока не пугать её ещё больше.
— Возможно, ваша мачеха могла приказать горничной проделать это с вашей одеждой и обувью.
— Моей Любаше?! — Анна задохнулась от возмущения. — Да вы с ума сошли? Она и её мать служат нашей семье с тех пор, как мой отец…
— Успокойтесь! Поверьте моему опыту, графиня, очень немногим людям стоит доверять по-настоящему. И почти любого, самого прекрасного слугу можно подкупить: вопрос лишь в цене.
— Даже слушать не хочу! — отрезала она. — Если бы вы знали Любу, вы бы никогда так о ней не говорили!
— Хорошо, оставим вашу Любу в покое. Но вы сказали, что покупки приняла горничная сестры — ей вы тоже полностью доверяете?
Всеслав сразу почувствовал, что эта, вторая догадка была для Анны ещё ужаснее, чем первая. Она сжала кулаки и замотала головой, точно отгоняя страшное видение.
— Вы хотите сказать, что Элен могла отдать такой приказ?.. Нет! Нет, это невозможно! Какое вы имеете право говорить такие мерзости про мою семью?! — голос её дрогнул и сорвался; графиня отвернулась.
Да, теперь гнев и страх Анны, пожалуй, выльется на него — вместо того, чтобы успокоиться и поразмыслить, она устроит ему истерику и обвинит в поклёпе на своё драгоценное семейство. Всеслав бы и не стал так уверенно всё это утверждать, если бы не рассмотрел семью Анны собственными глазами и не убедился, что обстановка там далеко не была благополучной. Те близнецы, которых графиня Левашёва представила ему, как своих детей — это были милые, прелестные человеческие ребятишки. И они совершенно точно не были внуками его Златы — здесь он не мог заблуждаться. Такие вещи он понимал тем неподвластным людям чувством, которые называют звериным чутьём. Близнецы пахли, как обычные люди, а значит, они не могли быть детьми Анны.
— Подождите, Анна Алексеевна, успокойтесь! Я пока ничего не утверждаю, а просто пытаюсь предостеречь вас! Тот, кто хотел причинить вам зло, возможно, не остановится, когда убедится в своей неудаче. Если же говорить о мотивах, в любой семье найдётся…
Она резко развернулась, подскочила к Всеславу и судорожно вцепилась в его редингот — на смуглых щеках блестели потёки слёз.
— Вы не смеете, не смеете обвинять моих родственников! Вы всё лжете! Я не желаю этого слышать!
Дождь, что долго таился среди туч, наконец собрался с силами и хлынул в полном согласии с ледяным ветром, так что деревья и кусты закачались их стороны в сторону. Всеслав хотел было снять пальто и укрыть Анну, но она отбросила его руку и кинулась бежать по аллее к дому.
* * *
Октябрьский день клонился к вечеру, когда Левашёв с супругой прибыли домой. Владимир был рассеян, с Анной всю дорогу держался ровно и приветливо; когда же ему навстречу выбежала Елена, держа на руках малыша, он нежно поцеловал её в лоб, будто законную супругу после недолгой вынужденной разлуки. Элен расцвела и по обыкновению принялась рассказывать, как растут и чему научились за эти дни их малютки.
— После, дорогая, я буду готов выслушать от тебя самый подробный отчёт о наших наследниках, — шутливо перебил её Владимир. — Однако скажи мне, дома ли теперь маменька?
— Вот четверть часа назад вышла, — развела руками Елена. — Она тебе нужна?
— Да, и притом срочно. Куда она направилась, не сказала?