***
— Я сделал, как ты хотел. Теперь я могу уйти?
— Можешь. Покойся с миром.
Связь разорвалась, и я открыл глаза, сидя на кухне одной из своих конспираторских квартир. По мне тайфуном прошлись ощущения последних мгновений пародии на жизнь, которые испытал труп Борова, находясь под моим контролем. На автомате я потрогал свою голову, убедился, что в ней нет непредусмотренных природой отверстий, и только после этого позволил себе немного расслабиться.
Очень реалистично… хруст костей в черепе, пробиваемых пулей, теперь будет преследовать меня в кошмарах до конца моих дней.
Встав со стула, я вышел на балкон, чтобы вдохнуть немного прохладного ночного воздуха. На моем счету было уже три трупа, одного из которых я забил голыми руками. Бориса я убил своей Силой, повторив прием, которым пытался в подвале прикончить Штыря, остановив ему сердце. С моим разросшимся резервом это удалось как-то пугающе легко… а уже руками покойного Дерзюка отправил на радугу и самого Штыря.
Разыгранное при свидетелях самоубийство должно было отвести любые подозрения от меня, если какая-нибудь светлая голова попытается увязать смерть авторитета и мой с ним недавний конфликт. Что же я теперь ощущал, взвалив себе на душу груз убийств среднестатистического серийного убийцы? Сложно сказать. Пока моей жизни грозила опасность, я не позволял всевозможным рефлексиям по этому поводу одолевать мои мысли. Но теперь, когда дамоклов меч больше не нависает над моей головой, переживания навалились с новой силой.
Да, разумом я понимал, что вариантов у меня было не особо много, что я лишь защищал свою жизнь, но от этого осознания почему-то не становилось легче. Но я задавал себе вопрос: поступил бы я иначе, если б у меня была возможность повернуть время вспять? И не находил на него однозначного ответа. Упёртый садист Штырёв просто не оставил мне другого выбора.
Кто бы мог подумать, что безобидный спарринг в «Воине» закончится тем, на моей совести повиснут три мертвеца, двоих из которых я еще и осквернил после смерти, сделав своими марионетками…
Опираясь на перила балкона, я уже готовился к тому, что перебинтованные запястья вновь прострелит болью, однако так ее и не дождался. Ненадолго отвлекшись от самокопания, я начал разматывать наложенные только минувшим днем повязки. И когда на пол упал последний виток бинта, я с удивлением стал рассматривать побагровевшую вздутость грубого шрама, который еще сегодня был глубокой раной, рассекающей плоть до самой кости.
Пошевелив пальцами, я отметил, что их подвижность теперь тоже в полном порядке. По крайней мере, особой разницы я не заметил с тем, что было до моего пленения. Невероятно… значит, я правда могу восстанавливаться, убивая других? Боже… да что же это за дьявольщина во мне сидит?
Захотелось напиться до бессознательного состояния, но я все же не рискнул. Почему-то именно от алкоголя из меня Сила начинала утекать сильнее. А сейчас, когда мой резерв настолько вырос, я не мог себе позволить терять над этой энергией контроль. Теперь, когда я научился своим даром причинять смерть, я просто не имею права на подобную халатность.
Кстати, после убийства Борова я не почувствовал хоть сколь-нибудь значимого увеличения своего потенциала. Более того, тьма, которая излилась из тела Дерзюка, когда я дотянулся до его удаляющейся спины упругим жгутом концентрированной Силы, едва покрыла мои затраты на создание этой атаки. Определенно, мне было чем занять свои мысли, помимо угрызений совести…
***
Стук в дверь прервал размышления самого влиятельного, без каких либо преувеличений и условностей, в московской преступной среде авторитета.
— Да-да, заходи.
— Здравствуйте, Владимир Палыч, надеюсь, не сильно помешаю?
— Не беспокойся, Саша, если тебя сюда пустили, значит не помешаешь. С чем пожаловал?
— Кхм, вы позволите? — Мужчина с совершенно невыразительной внешностью немного помялся перед стулом, не решаясь опустить на него без разрешения, и сел на него только после разрешающего кивка. Он прекрасно знал, к кому пришел, и понимал, что здесь наглость и дерзость не прощаются. Особенно таким, как он. — Меня, как всегда, послало начальство. Возможно, вы еще не в курсе, но со Штырём приключилась… небольшая беда. Вот, посмотрите.
На стол лег небольшой конверт, в котором хозяин апартаментов обнаружил несколько фотографий.
— Хм… да уж, беда так беда. — Пробормотал Владимир Павлович, а для друзей просто Хан. — И я бы не сказал, что небольшая. Это было ночью?
— Как вы поняли?
— Еще вечером я с ним говорил по телефону. А если б его грохнули утром, до ваших шакальих носов не успел дойти запах падали.
— Э-э-эм… не смотря на обидную прямоту, вы правы, Владимир Павлович. Это произошло прошлой ночью.
— Это сделал он? — Хан повернул к посетителю лицевой стороной фотокарточку с изображением трупа Бори Дерзюка.
— И снова в яблочко. Поражаюсь вашей прозорливости…
— Жопу не лижи мне, Саш. Ты не у себя в ФСБ, тут можно без этого.
Гость в ответ только промолчав, не позволив себе спорить.
— Это все, что ты мне хотел сообщить?
— Не совсем… есть еще кое-что…
— Ну так не тяни, выкладывай. Ты же знаешь, какие у меня натянутые отношения с вашим ведомством, не рискуй находиться в моем обществе дольше, чем это необходимо.
— Да, конечно, — визитер явно взбледнул, но больше ничем не показал, что угрозу принял всерьез, — начальство хочет передать, что оно не очень довольно тем, как движется дело по устранению Секирина. А точнее, что оно не движется вообще никак. Он жив, о чем свидетельствуют информаторы в полиции, а главный исполнитель вчера был застрелен своим же человеком… и… это…
Говоривший начинал терять мысль под пронзительным взглядом сидящего перед ним человека, и, в конце-концов, окончательно замолк, боясь вымолвить еще хоть слово.
— Знаешь Саша, — голос Хана звучал как обычно, спокойно и почти дружелюбно, но от него все равно бросало в дрожь, — не был бы ты простым парламентером, я б не выпустил тебя отсюда. Целиком, по крайней мере.
Громко сглотнувший после этих слов посетитель заметно съежился на кресле.
— Ты своему дорогому начальству передай, что я за эту услугу от них пока еще не получил ничего. А они уже, как ты там сказал, не очень довольны? Да? Так вот, Саша, последнее, что меня волнует в этой жизни, это недовольство твоих хозяев. И заруби себе на носу, если ты еще раз ко мне придешь с чем-то подобным, то обратно уже не выйдешь. Ты все понял?
— Д-да, определенно…
— Тогда не смею больше задерживать. Фотографии оставь, мне нравится общая экспозиция, порассматриваю еще на досуге.
— Конечно. Всего доброго, Владимир Палыч…
— И тебе не хворать, Саша.
Когда перепуганный посетитель чуть ли не пулей выскочил за дверь, благодаря всех богов, что покидает этот кабинет на своих двоих, Хан взял позолоченную латунную трубку старомодного дискового телефона.
— Собирай всех, — коротко распорядился авторитет, — у меня федеральные шавки были, Штырь действительно отправился в лучший из миров. Пора делить его наследство…
Глава 10
Наконец наступило утро. За всю ночь мне так и не удалось сомкнуть глаз. В голову лезли разные тяжелые мысли и вставали перед глазами самые неприглядные картины. Единственный раз, когда мне удалось задремать, закончился дерганым пробуждением. Мне привиделось, что я в теле Вагона, лечу во тьму старого коллектора. Встрепенувшись и безрезультатно пытаясь унять бешено стучащее сердце, я понял, что поспать сегодня мне вряд ли удастся. Так что я потопал на кухню, заварил себе кружку тошнотворного, но крепкого растворимого кофе и принялся неспешно его прихлебывать, попутно размышляя, можно ли мне сейчас выходить из тени, или еще рано? Как минимум, оставался еще интерес генерал-майора Сухова к моей персоне, который был связан либо со Штырём, либо касался мутного дела с покойным заместителем председателя следственного комитета. И, уж поверьте мне, светиться рядом мне вовсе не хотелось.
Ближе к рассвету короткой трелью дзинькнул мой новый телефон. Это на электронную почту, предназначенную исключительно для личной переписки, упало письмо. Хм, интересно, кто додумался писать в такое время?
Открыв почтовый клиент и увидев отправителя, я задержал дыхание. Писала Вика Стрельцова. Та самая дочь олигарха, роман с которой закончился для меня… собственно, вы уже знаете чем. Тогда, чтобы ее отец оставил меня в покое, ей пришлось пойти на очень серьезный шаг. И я не мог себя до сих пор простить за то, что позволил ей его сделать. Прошел почти год с тех пор, как мы не то что виделись, а просто разговаривали в последний раз. И вот сейчас от нее приходит письмо…
С замиранием сердца открываю сообщение, а там всего одна строчка: «Серёж, позвони, пожалуйста, ты мне очень нужен» и все, больше никаких объяснений или пояснений. Отправлено две минуты назад, значит, она уже не спит. Надеюсь, у нее не стряслось ничего серьезного…
Долго ковырялся в телефонной книге, потому что не мог быстро в новом телефоне найти нужный контакт. Все никак не привыкну к другому меню. Наконец-то отыскал. Пошли волнующие гудки, с каждым из которых желание бросить трубку только нарастало. Когда же решил, что подождал достаточно и мне уже не ответят, в динамике раздался такой знакомый чуть низковатый, но невероятно женственный голос.
— Алло?
— Здравствуй, Вика.
— Серёж, это ты? — Ее тембр неуловимо изменился и даже немного дрогнул.
— Я.
— Что с твоим телефоном? Я не могла тебе дозвониться…
— Кое-что произошло, пока у меня нет доступа к старому номеру. Как-нибудь восстановлю симку, как руки дойдут. Ты что-то хотела от меня?
— Да, Серёж, мне нужна твоя помощь. Приезжай, пожалуйста.
В ее голосе зазвучали плохо сдерживаемые слезы.
— Что случилось, Вик? — Я не на шутку обеспокоился, потому что с трудом мог представить, что может эту уверенную и неунывающую девушку заставить плакать.
— Мама… — девушка сглотнула комок в горле, — она умерла. Я хочу тебя нанять…
— Не думаю, что это хорошая затея…
— Пожалуйста, Сергей! Мне нужно с него поговорить последний раз! Я прошу тебя, не отказывай…
Почему-то у меня в груди предательски ёкнула какая-то обида. И с чего это я вдруг решил, что Виктория захотела со мной поговорить, потому что я… это я, а не потому что ей от меня что-то понадобилось. И хоть я понимал, что девушке сейчас совершенно не до того, после смерти родного человека, но сердце все равно заныло.
— Как давно она умерла?
— Три дня назад. Вчера были похороны. Так ты поможешь мне?
— Помогу. Куда подъехать?
— Сможешь сразу на ваганьковское кладбище? Я встречу тебя на въезде.
— Хорошо, — я в уме прикинул, что из моего нынешнего укрытия путь будет неблизким, так что раньше, чем через два часа я туда не доеду, даже если отправлюсь немедленно, — к полудню тебя устроит?
— Конечно… спасибо тебе, до встречи!
Бросив телефон на кухонный стол, я залпом допил остывший кофе. Уже, наверное, пятый по счету за сегодняшнюю ночь. Встав и подойдя к пожелтевшему зеркалу советских времен, висящему в прихожей, я посмотрел на себя. Суматоха и напряжение последних дней не прошли бесследно, теперь под глазами вырисовывались темные синяки и даже небольшие, но отчетливо различимые мешки. На лице проявились мимические морщины, делая мой внешний вид наиболее приближенным к моему реальному возрасту, а общая бледность кожи довершала образ донельзя утомленного человека. М-да уж… быстро я сдал. Неудивительно, что Алина вчера подметила, что я неважно выгляжу. Это она еще мягко сказала. Кстати, надо будет ей написать, извиниться за свое не очень вежливое поведение в нашу последнюю встречу.
Но все же за последние несколько дней я слишком много пережил, чтобы теперь волноваться о такой мелочи, как мой внешний вид. Более того, я на встречу со Стрельцовой так и поеду в спортивном и на бюджетном Рено, хотя раньше никогда себе не позволял подобных вольностей на деловых выездах, тщательно работая над своим образом. Но все течет, все меняется.
К полудню, как и договаривались, я уже подъезжал к кладбищу. Сегодня была суббота, поэтому машин вокруг было предостаточно. Однако мне быстро улыбнулась удача в виде отъезжающего Мерседеса, чье место я тут же и занял. Но, как оказалось, ни я один положил глаз на освободившийся участок стоянки, о чем мне сразу дали знать.
Сзади мне засигналил какой-то разодетый хрен на черной Инфинити. Да, кладбище это в Москве считается весьма престижным, поэтому тут нечасто можно повстречать простенькие автомобили, подобные моему нынешнему средству передвижения. Вот и этот господин решил, что если уж я приехал сюда на дешевом Рено, то меня можно попытаться запугать своей невероятной крутостью.
Но я, игнорируя яростные визги автомобильного гудка, просто вышел из авто и захлопнул за собой дверь.
— Эй, корыто свое убери, это мое место!
Развернувшись и убедившись, что какой-то разодетый хмырь обращается именно ко мне, высунувшись из своего гибридного кроссовера, я попытался его вежливо послать.
— Извини, ты его подписать забыл. — Конечно же, я не хотел провоцировать конфликт, но то мрачное настроение, в котором я находился, не позволяло мне ответить мягче.
Рядом с грозным водителем Инфинити восседала размалёванная фифа, всем своим видом показывавшая насколько ее утомили эти неотёсанные плебеи, вроде меня, на своих тарантасах лезущие изо всех щелей.
— Чего ты там вякнул? — Разодетый угрожающе набычился. — Ты хочешь, чтобы я вышел?
Я начинал медленно закипать, и желание протоптаться по чьему-нибудь наглому лицу постепенно заполняло мое нутро.
— Слышишь, да мне вообще насрать на тебя, делай, что хочешь.
Задергавшись, будто ему в задницу уперлось что-то острое, водитель Инфинити принялся отстегивать ремень безопасности.
— Ну, сука, ты у меня сейчас попляшешь!
— Максик, — подала голос его разукрашенная спутница, чей голос донесся до меня через открытое окно с пассажирского сиденья, — только давай не как в прошлый раз, ла-а-адно? Я не хочу опять ждать, пока ты с ментами договариваться будешь.
Не обращая внимания на реплику своей суженной, Максик выскочил и направился ко мне, расставив руки и смешно вытянув вперед шею. Видимо, он считал что это делает его более грозным.
— Ты чё, придурок, не понял?! Я говорю, таз свой убрал отсюда!
— А не то что, Максик? — Я посмотрел на него прямо без намека на испуг, отчего мужик немного стушевался. Встретив мой взгляд, он на секунду вильнул глазами в сторону, и от него повеяло неуверенностью. Но потом он собрался, глянул через плечо на свою пассию, что следила за кавалером с самодовольной ухмылкой, и снова обрел уверенность в своих силах.
— Как ты меня назвал, урод?
— Слушай, Максик, — я снова повторил это с нескрываемой ухмылкой, — ты бы залез обратно к себе в машинку, обнял свою рафинированную Барби, и съе…ал отсюда, пока кости целы, а?
— Ах ты…
Разумеется, он не послушал моего доброго совета. Вместо этого, он прыгнул на меня, размахивая кулаками как колхозный задира. Где-то в его движениях, конечно, прослеживались наметки техники, видимо, когда-то давно он все же чем-то и занимался, но все это находилось на таком зачаточном уровне, что мне даже смотреть было стыдно. Может какого-нибудь тщедушного студента этот неумеха и мог одолеть, или, может, офисного клерка, который к алкоголизму был гораздо ближе, чем к спорту. Но против подготовленного человека у него не было даже малейшего шанса. И я ему это очень скоро продемонстрировал, сбив на землю всего двумя короткими ударами.
Упав на задницу, Максик снова попытался вскочить, так что в этот раз я подбавил ему немного пожестче, впечатав коленом в лоб.
Вокруг меня взвились жгуты его боли, но я оттолкнул их, не желая задерживаться тут, даже если эта задержка была бы сугубо субъективная.
Мотая головой, водитель Инфинити полулежал на асфальте, опершись на локоть, и больше не помышлял ни о каких нехороших действиях в мою сторону. Его подружка резко изменилась в лице и смотрела на меня с нескрываемым страхом, будто опасалась, что я сейчас и ей выдам на орехи. Но мне было на них абсолютно плевать, поэтому я как ни в чем не бывало двинулся дальше.