Меч Королей
Bernard Cornwell
Sword of Kings
* * *
Географические названия
Написание географических наименований в англосаксонской Англии отличалось разночтениями, к тому же существовали разные варианты названий одних и тех же мест. Например, Лондон в различных источниках называется Лундонией, Лунденбергом, Лунденном, Лунденом, Лунденвиком, Лунденкестером и Лундресом.
Без сомнения, у читателей есть свои любимые варианты в том списке, который я привожу ниже. Но я, как правило, принимаю написание, предложенное «Оксфордским словарем английских географических названий» или «Кембриджским словарем английских географических названий». В упомянутых словарях приводятся написания, относящиеся примерно к годам правления Альфреда, 871-899 гг., но даже это не решает проблемы. К примеру, название острова Хайлинга в 956 году писалось и «Хейлинсигэ», и «Хэглингейггэ». Сам я тоже был не слишком последователен, прибегая к современному написанию «Англия» вместо «Инглаланд», используя «Нортумбрия» вместо «Нортхюмбралонд» и в то же время давая понять, что границы древнего королевства не совпадали с границами современного графства.
Итак, мой список, как и выбор написания мест, весьма нелогичен:
Андефера —Андовер, Уилтшир
Басенгас — Басинг, Хэмпшир
Беббанбург —замок Бамбург, Нортумберленд
Бемфлеот —Бенфлит, Эссекс
Канинга —остров Канви, Эссекс
Челмересбург —Челмсфорд, Эссекс
Честрехант —Чешант, Хартфордшир
Сиппанхамм — Чиппенем, Уилтшир
Колнечестер —Колчестер, Эссекс
Контварабург —Кентербери, Кент
Синингестун —Кингстон, Суррей
Крепелгейт —Криплгейт, Лондон
Дамнок —Данвич, Саффолк
Истсекс —Эссекс
Элентон —Мейденхед, Беркшир
Эофервик —Йорк, Йоркшир (по-датски — Йорвик)
Фэфрешам —Фавершам, Кент
Острова Фарнеа —острова Фарн, Нортумберленд
Феарнхэмм —Фарнхэм, Суррей
Ферентон —Фарндон, Чешир
Флеот —река Флит, Лондон
Фугхелнесс —остров Фаулнес, Эссекс
Глевекестр —Глостер, Глостершир
Гримесби —Гримсби, Линкольншир
Хамптонскир —Хэмпшир
Хибург (вымышленное название) —замок Уитли, Алстон, Камбрия
Хиоротфорда —Хартфорд, Хартфордшир
Хамбр —река Хамбер
Йорвик —датское название Йорка, Йоркшир
Лиган —река Ли
Линдкольн —Линкольн, Линкольншир
Линдисфарена —Линдисфарн (Священный Остров), Нортумберленд
Ворота Лудда —Лудгейт, Лондон
Лупиаэ —Лечче, Италия
Лунден —Лондон
Меймкестер —Манчестер
Ора —Оэр, Кент
Скэпедж —остров Шеппи, Кент
Пещера святого Катберта —пещера Кадди, Холберн, Нортумберленд
Страт Клота —королевство на юго-западе Шотландии
Судгевеорк —Саутуарк, Лондон
Залив Свалван —Суэйл, устье Темзы
Темез —река Темза
Тотехам —Тоттенхэм, Лондон
Туид — река Твид
Ручей Веала —река Уолбрук, Лондон
Верламикестер —Сент-Олбанс, Хартфордшир
Вестмюнстер —Вестминстер, Лондон
Викумун —Хай-Уиком, Бэкингемшир
Вилтунскир —Уилтшир
Винтанкестер —Винчестер, Хэмпшир
Часть первая
Глупая затея
Глава первая
Гидена пропала.
Это не первый мой пропавший корабль. Море яростное и бескрайнее, корабли малы, а Гидена, что означает «богиня», меньше многих других. Её построили в Гримесби, на Хамбре, и дали имя Халигвэтер, или Святая вода. Пока я её не купил, на ней уже год рыбачили, и поскольку я не хотел иметь в своем флоте корабль с именем «Святая вода», я заплатил шиллинг девственнице, чтобы та помочилась в трюм, переименовал судно в Гидену и отдал рыбакам Беббанбурга.
Они забрасывали сети вдали от берега, а в тот день, когда Гидена не вернулась, ветер был яростным, небо серым, высокие волны белой пеной разбивались о скалы островов Фарнеа, и мы решили, что она затонула, так что в маленькой деревушке около Беббанбурга стало шесть вдов и втрое больше сирот. Быть может, мне следовало оставить прежнее имя, ведь известно, что смена имени рискованна для корабля, хотя точно так же известно, что моча девственницы отгоняет злой рок. Однако боги способны быть такими же безжалостными, как и море.
Затем из поместья, что я даровал ему на границе с королевством Константина Шотландского, прибыл Эгиль Скаллагриммрсон. Он пришел морем, он всегда добирался на своем снеккаре [1]Банамадр, что означает Убийца. Теперь на дне его корабля лежал мертвец.
— Прибило к берегу на Туиде, — сообщил он. — Он из твоих, так?
— На Туиде? — спросил я.
— На южном берегу реки. Нашел его на отмели. Первыми до него добрались чайки.
— Я вижу.
— Один из твоих, так ведь?
— Да.
Мертвеца звали Хаггар Бентсон — рыбак, кормчий на Гидене. Здоровяк и большой любитель эля, в шрамах от множества потасовок, задира, любитель поколотить жену и отличный моряк.
— Он ведь не утонул, так? — заметил Эгиль.
— Нет.
— И чайки его не убивали.
Похоже, Эгиля это забавляло.
— Точно, не убивали, — сказал я.
Хаггара зарубили. Его нагое тело было белым, как рыбье брюхо, за исключением рук и того, что осталось от лица. На животе, груди и бедрах зияли огромные раны, дочиста омытые морем.
Эгиль тронул мыском сапога рану, развалившую грудь Хаггара от плеча до грудины.
— Я бы сказал, что его прикончил удар топора, но сперва кто-то отрезал ему яйца.
— Я это заметил.
Эгиль склонился над телом, чтобы оттянуть мертвецу нижнюю челюсть. Эгиль Скаллагриммрсон силач, но и ему потребовалось приложить усилие, чтобы открыть рот Хаггара. Кость хрустнула, и Эгиль выпрямился.
— Зубы тоже выдрали, — сообщил он.
— И глаза.
— Это скорее работа чаек. Они любят глазные яблоки.
— Но язык ему оставили, — сказал я. — Бедолага.
— Дрянная смерть, — согласился Эгиль, повернулся и оглядел вход в гавань. — Я могу придумать только две причины для того, чтобы пытать человека перед тем как убить.
— Две?
— Ради удовольствия. Может, он оскорбил их, — пожал он плечами. — А вторая — чтобы заставить говорить. Зачем еще оставлять ему язык?
— И кто тогда? — спросил я. — Скотты?
Эгиль снова посмотрел на искалеченное тело.
— Должно быть, он кого-то раздразнил, но скотты в последнее время ведут себя тихо. Не похоже, что это они. — Он пожал плечами. — Может, что-то личное? Разозлил другого рыбака?
— Других тел нет? — спросил я. В команде Гидены было шестеро мужчин и двое мальчишек. — И обломков нет?
— Пока только этот бедолага. Но остальные просто могут еще плавать.
Ну что тут еще сказать. Да и ничего не поделаешь. Если Гидену захватили не скотты, то либо пират-норвежец, либо фризский корабль воспользовались погодой начала лета, чтобы поживиться уловом Гидены – сельдью, треской и пикшей. Но кто бы это ни был, Гидена пропала. Я подозревал, что её команду усадили на гребные скамьи налетчика, а когда через два дня после того, как Эгиль привёз мне труп, на берег севернее Линдисфарены выбросило и саму Гидену, подозрение стало почти уверенностью. Лишённый мачт корпус едва держался на плаву, и волны выбросили его на песок. Трупов больше не было, только обломки, которые мы оставили на песке — их наверняка разобьют осенние шторма.
А через неделю после того, как на берег выбросило разбитую Гидену, пропала еще одна рыбацкая лодка. На этот раз в день столь безветренный и спокойный, какой способны создать только боги. Пропавший корабль назывался Свилви, Ласточка, ее кормчий, как и Хаггар, любил ставить сети далеко в море. Впервые я узнал, что Свилви пропала, когда в Беббанбург пришли три вдовы, ведомые беззубым деревенским священником, отцом Гэддом. Священник неуклюже поклонился.
— Там... — начал он.
— Что там? — спросил я, борясь с желанием передразнить беззубый присвист священника.
Отец Гэдд нервничал, что неудивительно. Я слышал, что он со слезами в голосе проповедовал, как плохо, что его деревней правит язычник, но всё его мужество испарилось, когда он встретился с этим язычником лицом к лицу.
— Болгар Харулдсон, господин. Он...
— Я знаю, кто такой Болгар, — перебил я.
Ещё один рыбак.
— Он видел два корабля на горизонте, господин. В тот день, когда пропала Свилви.
— У нас тут много кораблей проплывает, — ответил я, — торговых. Было бы странно не увидеть парочку.
— Болгар сказал, что сначала они шли на север, затем на юг.
Трусливый дурак не мог толком ничего объяснить, но в итоге я понял, что он пытался сказать. Свилви ушла в море, и Болгар, как человек опытный, заметил место, где она скрылась за горизонтом. Затем он заметил мачты двух кораблей, прошедших в сторону Свилви, а через некоторое время они повернули обратно. Свилви была за горизонтом, но, судя по тому, как таинственные корабли сначала шли на север, а потом на юг, они с ней встретились. Совсем не таким курсом обычно идут торговцы.
— Тебе следовало привести Болгара, — сказал я, дав трем вдовам серебро и священнику два пенни за то, что принес мне новости.
— Есть новости? — спросил меня Финан тем вечером.
Мы сидели на скамье у Беббанбургского пиршественного зала, смотрели на лунную дорожку в море за восточной стеной. Изнутри слышалось мужское пение и смех. То были мои воины — все, кроме десятка дозорных на высоких стенах. Слабый восточный ветер доносил запах моря. Стояла тихая ночь. С тех пор как мы пересекли холмы и разбили Скёлля в его высокой крепости год назад, в землях Беббанбурга царил мир.
После той жуткой битвы мы считали, что норвежцы разбиты и западная часть Нортумбрии покорена, но путники приносили вести, что до сих пор норвежские драккары пристают к нашим берегам, их воины ищут для себя землю, но никто из них не называет себя королем, как Скёлль, и не переходит холмы, не беспокоит пастбища Беббанбурга, что означало своего рода мир.
Константин — король Альбы, которую некоторые называют Шотландией, воевал с норвежцами из Страт Клоты, возглавляемыми королем по имени Оуайн. Оуайн тоже оставил нас в покое, и Константин хотел с нами мира, пока не победит норвежцев Оуайна. Мой отец называл это «шотландским миром»: скотты совершали постоянные и беспощадные набеги исключительно за коровами, а мы всегда наносили ответные удары по долинам скоттов, чтобы вернуть домашний скот. Мы крали ровно столько же, сколько и они, и было бы гораздо проще без набегов, но в мирные времена молодые люди должны учиться воевать.
— Новость в том, — сказал я Финану, — что у нас тут появились разбойники, — я кивнул в сторону моря, — и они разграбили два моих корабля.
— Всегда есть какие-нибудь разбойники.
— Мне это не нравится.
Мой лучший друг Финан в битве свиреп, как все ирландцы, и к тому же непревзойденный мечник.
— Почуял чужое дерьмо? — усмехнулся он.
Я кивнул. Временами понимание приходит непонятно откуда, из ощущений, из запаха, который невозможно уловить, из беспричинного страха. Боги защищают нас, посылают это странное обострение чувств, уверенность, что на безмятежном пастбище затаились убийцы.
— Почему они пытали Хаггара? — спросил я.
— Потому что он был злобной сволочью, конечно же.
— Да, — согласился я, — но тут что-то посерьезнее.
— И что ты намерен делать?
— Конечно, начну охоту.
— Что, заскучал? — рассмеялся Финан, но я промолчал, и он снова развеселился. — Ты заскучал, — с укором произнес он, — и ищешь повод, чтобы потешиться со Спирхафоком.
Он был прав. Мне хотелось вывести в море Спирхафок, а потому я отправлюсь на охоту.
* * *
Корабль был назван так в честь ястребов-перепелятников, что гнездятся в негустых лесах Беббанбурга, и как ястребы, был создан для охоты. Длинный корабль с низкими бортами и выступающим носом с резной головой ястреба. На его скамьях помещались сорок гребцов. Корабль построили из хорошего мерсийского дуба и ясеня двое братьев-фризов, которые, сбежав из своей страны, основали верфь на берегу Хамбра.
Прибив к ребрам по одиннадцать длинных досок с каждого борта, они построили корпус, затем установили мачту из гибкой нортумбрийской сосны, натянули канаты, поддерживающие мачту и рей, на котором гордо наполнялся парус. Гордо – потому что он нес мой знак, знак Беббанбурга, голову скалящегося волка. И волк, и ястреб – оба свирепые, оба охотники. Даже Эгиль Скаллагриммрсон, как и большинство норвежцев, презиравший и саксонские корабли, и саксов-моряков, нехотя одобрил Спирхафок.
— Хотя, конечно, — заметил он, — он не совсем саксонский, так ведь? Фризский.
Саксонский или нет, Спирхафок туманным летним утром выскользнул из узкого канала, ведущего из гавани Беббанбурга. Прошла уже неделя с тех пор, как я узнал о судьбе Свилви, неделя, как мои рыбаки не удалялись далеко от берега. По всему побережью, во всех бухтах поселился страх, а потому Спирхафок искал мщения. Прилив прибывал, стоял штиль, но мои гребцы дружно навалились на вёсла, и корабль шёл против ветра, оставляя за кормой расходящийся след. В безмолвии раздавался только скрип весел в уключинах, шелест воды за бортом, плеск мелких волн о прибрежную гальку и отчаянные крики чаек над величественной крепостью Беббанбурга.
Сорок человек налегали на длинные весла, еще двадцать скрючились между скамьями и на носовой площадке. Все в кольчугах и с оружием, правда, копья, топоры и мечи гребцов грудой лежали в центре корабля вперемешку со щитами. Мы с Финаном стояли на короткой палубе кормчего.
— Может, позже поднимется ветер? — предположил Финан.
— А может, и нет, — проворчал я.
Финану не нравилось в море, он никогда не понимал моей любви к кораблям, и в тот день составил мне компанию только из-за надежды на драку.
— Кто бы ни убил Хаггара, наверняка он уже давно скрылся, — ворчал он, пока мы покидали гавань.
— Наверняка, — согласился я.
— Тогда мы просто теряем время.
— Скорее всего, — снова согласился я. Спирхафок качнулся на длинных угрюмых волнах, заставив Финана ухватиться за борт, чтобы устоять на ногах.
— Садись, — сказал я ему, — выпей эля.
Мы гребли навстречу восходящему солнцу. Потеплело, с запада подул ветерок, достаточный, чтобы поднять парус, и парус с волчьей головой надулся. Гребцы блаженно отдыхали, пока Спирхафок разрезал ленивые волны. Земля скрылась в дымке позади нас. Около островов Фарнеа нам повстречалось несколько рыбацких лодок, но как только мы вышли в открытое море, возникло ощущение, что мы одни во всем мире: ни мачт, ни кораблей. Большую часть времени я позволял рулевому веслу свободно болтаться: корабль медленно нес нас на восток, ветра едва хватало, чтобы надувать тяжелый парус. Солнце взбиралось всё выше, большая часть моих людей задремала.
Время грез. Я подумал, что именно таким и был Ги́ннунгагап — пустое пространство между льдами Нифльхейма и пеклом Муспельхейма, бездна, из которой возник мир. Мы плыли по серо-голубой пустыне, мои мысли медленно дрейфовали. Финан спал. Парус время от времени провисал, а затем с гулким хлопком надувался. Только мягкое колыхание следа за кормой свидетельствовало, что мы движемся.
И в этой безмятежности я размышлял о королях и смерти, потому что Эдуард еще был жив. Эдуард, называвший себя Anglorum Saxonum Rex — король англов и саксов. Король Уэссекса, Мерсии и Восточной Англии пока был жив. Он болел и выздоравливал, снова болел, потом донесся слух, что он умирает, но пока еще жив, а я поклялся убить двоих, когда Эдуард умрет. Я дал это обещание и не знал, как его сдержать.