— Имеет протекцию герцога. Таким образом он стрижет шерсть со своих овец, так?
— Угу, а иногда герцог просто объявляет имена тех, кого он не собирается защищать, понимаешь?
Фелток кивнул.
— Значит, в Рижу объявили охотничий сезон на пару–другую бедных мерзавцев.
— Не такие уж они и бедные, — сказал я, кивнув на дом.
Элегантное строение в рижуйском стиле, и довольно хорошо укрепленное. Наверняка у них есть луки и, может, даже пистоли. Осаждавшие в доспехах принялись подвозить каменные плиты к дверям и окнам.
— Не пойму, зачем нужны эти плиты, — сказал Кест.
— Огонь, — ответил Фелток. — Они собираются выкурить жителей.
— Скорее сжечь их заживо, — добавил я.
— А может, построят для них замечательный новый дом прямо на улице, — весело сказал кто–то позади нас. Шивалль выбрался из повозки, за ним последовала Валиана. Они прикладывались к маленьким чашечкам с каким–то бурлящим напитком.
— Фелток, — сказала она. — Я не хочу разочаровать своего благословенного отца–герцога. Мы должны воссоединиться с ним сегодня же.
Мы с Кестом переглянулись. Она прибыла сюда для подтверждения и признания родословной, значит, ей уже исполнилось восемнадцать. Если она и впрямь наследница двух правителей, то девятнадцать лет назад Джиллард, герцог Рижуйский, втайне был женат на Патриане, герцогине Херворской, пусть и не слишком долго. Вероятно, они почти сразу развелись, потому что вскоре он воссоединился со своей нынешней супругой. Зачать ребенка, а затем немедленно расстаться, чтобы жениться на другой, несколько странно, но вполне возможно. Полагаю, в этом был некий извращенный замысел, если они собирались втайне вырастить принцессу королевской крови. Только это означает, что заговор состоялся задолго до того, как Пэлис занял трон, еще во времена правления Греггора, что само по себе несколько бессмысленно — как король Греггор их вполне устраивал. Он позволял герцогам править своими землями как им вздумается.
— Так точно, ваше высочество, — ответил Фелток. — Нет смысла оставаться здесь и ждать, пока эти люди перестреляют друг друга.
— О, вряд ли они станут стрелять, — дружелюбно улыбаясь, сказал Шивалль.
— Почему? — спросил Кест.
— Видите ли, семью Тиаррен сейчас никто не охраняет.
— Семью Тиаррен? — Я переглянулся с Кестом. — Когда–то лорд Тиаррен считался ближайшим союзником короля среди представителей менее знатных родов.
— В самом деле? — спросил Шивалль. — Как интересно. Полагаю, герцог приказал лорду Тиаррену и его людям разобраться в пограничном конфликте с варварами. Но в отсутствие мужа леди Тиаррен начала уж слишком громко выказывать свое недовольство рижуйской политикой. — Толстяк улыбнулся и поглядел в темнеющее небо. — Похоже, кому–то придется выучить трудный урок. Часа примерно через два.
— Значит, никто не может начать драку, пока не наступит полночь? — спросил Фелток.
— Верно, пока не начнется Ганат Калила. — Он вновь хитро улыбнулся.
Фелток указал на тех, что складывали каменные плиты перед домом.
— А что же тогда они здесь делают?
— Болван! Почему бы им заранее не подготовиться, пока никто не стреляет и не машет клинками?
Я поглядел наверх. Из открытого окна выглядывала женщина чуть старше тридцати; слабой рукой она держала арбалет. Должно быть, сама леди Тиаррен. За ее спиной копошились дети, пытаясь за полы халата оттащить ее от окна.
— То есть вы хотите сказать, что она, ее дети и слуги должны стоять и смотреть, как кто–то закладывает выходы камнями и разводит огонь, чтобы сжечь их живьем?
Тиаррены были союзниками короля. А вдруг им известно, где находятся королевские чароиты? Что, если один из драгоценных камней спрятан в их доме? Я шагнул к людям в черном, закладывающим окна камнем.
— Помни свое место, шкурник, — предупредил меня Шивалль. — Именно так, будут стоять и смотреть. Не беспокойся, у лорда Тиаррена большая семья. Уверен, герцог позволит ему жениться еще раз, когда придет время. Вне всяких сомнений, в следующий раз он выберет женщину более мудрую и верную, чем нынешняя леди Тиаррен.
Я повернулся к Кесту.
— Возвращайся к каравану. Возьми с собой всех, кто согласится пойти, но обязательно Блондинчика и Крюга. Посмотрим, кого еще они смогут уговорить. — Я махнул Фелтоку. — Отвези леди Валиану в замок герцога. Мы с Кестом и остальными прибудем сразу же, как только сможем.
Фелток потянул поводья лошадей, запряженных в карету, собираясь в дорогу, но леди Валиана остановила его.
— Сейчас же прекрати, — скомандовала она.
— Миледи, тут опасно, — начал я.
— Совершенно безопасно, — возразила она. — Потому что ты и твои люди сопроводят нас во дворец прямо сейчас. Ты работаешь на меня, а не на эту Тиаррен. Понял?
Я почувствовал, как в груди разгорается огонь.
— Вы обезумели? Они сгорят живьем! Все окна и двери заложат камнем и примутся ждать, пока они не сгорят или не разобьются о булыжники, выпрыгнув на улицу!
— Сбавь тон, шкурник, — предупредила она.
— Хотите быть принцессой? — закричал я. — Хотите владычествовать над своими подданными? Вот они. — Я ткнул пальцем в женщину, стоящую у окна, и ее плачущих детей. Старшие держали в руках клинки — достаточно взрослые, чтобы защищаться, но слишком маленькие, чтобы понять, что пользы от них никакой. — Хотите власти? Тогда прекратите мечтать, как вы ее получите, и начните думать о том, как, с помощью святых, ей распорядиться!
Я перешел все возможные границы, но в какой–то момент мне вдруг показалось, что я ее убедил. А потом я услышал покашливание и повернулся.
Шивалль держал в руке пистоль, нацеленный мне в грудь.
— Не нужно драматизма, мой драный друг, — сказал он. — Если эта Тиаррен не глупа, она вывесит свой фамильный герб из окна и сдастся. А если глупа, то в доме наверняка найдется несколько слуг с боевой выправкой — они заставят ее сдаться ради ее же собственного блага.
— А что потом? — спросил Кест, смерив Шивалля взглядом.
— Затем имя Тиаррен вычеркнут из списков знатных родов, и ее щенки станут прислуживать своим победителям — по крайней мере, будут сыты.
— И кто эти победители? — осторожно спросил Фелток.
— Откуда мне знать. Как видите, на доспехах нет герба.
Кест шепнул мне на ухо:
— Весь мир станет таким, Фалькио, если герцоги осуществят свой замысел.
У меня кружилась голова, я едва держал себя в руках.
Однако Шивалль с легкостью справился с ситуацией.
— А теперь, мои драные пташки, предлагаю поступить так, как сказала принцесса Валиана. За работу! — Он поманил Кеста пальцем. — И не трать время зря на бесплодные фантазии, мой друг. Вон у того дома позади нас стоят мои арбалетчики. Я никогда не выезжаю без охраны во время Кровавой недели.
Я знал, что мы должны повиноваться, но не мог заставить себя сдвинуться с места. Словно ноги вросли в землю, а правая рука помимо моей воли тянулась к рапире.
Ко мне подошла Валиана.
— Остановись, Фалькио.
Впервые она назвала меня по имени. Обычно звала шкурником.
— Я… мне тоже не безразлична судьба этих людей. Но Шивалль прав: женщина сдастся прежде, чем прольется хоть капля крови.
Я попытался ответить, но удалось лишь прошептать:
— А что их ждет потом, ваше высочество? Неволя? Рабство?
Валиана заглянула мне в глаза. Она была прекрасна, но красота давно не имела надо мной власти.
— Я поговорю о ней со своим отцом, с его светлостью. Обещаю, что если ты отправишься сейчас со мной, то я гарантирую: Тиаррен не станет ничьей служанкой. Обещаю.
В ее глазах я увидел то, чего раньше не замечал, — не раздражение, а страх. Она не доверяла Шиваллю и боялась за свою жизнь, сомневаясь, что Фелток в одиночку сможет защитить ее. Я собирался оставить ее в руках этого прохинедея, и что потом? У меня не было людей, чтобы сражаться с целым городом, а если бы я и вступился за семью Тиаррен, то, может, только все испортил бы. Сейчас их ждет лишь нищета, но будет гораздо хуже, если их сочтут союзниками плащеносцев.
Я рухнул на колени, потому что ноги больше меня не держали.
— Благодарю вас, ваше высочество. Я поступлю так, как вы приказываете.
Шивалль спрятал пистоль в складках камзола и захлопал в ладоши.
— Замечательно! — сказал он. — Как же хорошо, когда в наши непростые времена человек знает свое место.
ПРИШЕСТВИЕ ПЛАЩЕНОСЦЕВ
Те дни, самые первые, были лучшими. Мы с Пэлисом играли в старинные военные игры, беседовали о стратегии и тактике, философии и идеологии, правосудии и законе. Мы много ели в те месяцы, чтобы нарастить на костях мясо, поэтому любое кушанье казалось невероятным пиром. Раны мои еще болели, а Пэлис порой заходился в кашле, особенно когда похолодало, но в целом мы были крепки и бодры. Я научил его драться на клинках, он показал мне несколько приемов, вычитанных в книгах, о которых я даже не слышал.
— Единственной роскошью, дозволенной мне отцом за три года в башне, были книги, — сказал он, когда мы упражнялись в поле за бараками. — Он бы даже их мне не дал, но я спросил отца, неужели он боится, что я смогу забить его этими книгами. Думал, он меня убьет в тот момент, но король крепко верил в древние предрассудки и считал, что нельзя проливать королевскую кровь.
— И много ты прочитал? — спросил я.
— Все, что было. В библиотеке замка хранилось лишь двадцать книг, удивительных древних фолиантов о войнах и сражениях. Фалькио, если хочешь, я покажу тебе трактаты, написанные четыреста лет назад великими мастерами клинка: свои приемы они надежно спрятали среди множества стихотворных строк. Когда я прочитал всё, моя матушка, да благословят ее боги, послала слуг в монастырь в Газии за другими. Я читал работы философов и тиранов, писарей и королей, и когда закрывал последнюю страницу, то начинал перечитывать их с самого начала.
— Ты никогда не рассказывал о своей матушке.
Он опустил глаза.
— Она так хотела.
Мне показалось, что я чем–то оскорбил его.
— Как–то и я читал одну книгу, — сказал я. — Там было про всякую похабщину. Мне понравилось.
Пэлис улыбнулся и шлепнул меня по затылку.
— Так–то ты разговариваешь со своим королем? Кроме того, ты меня не обманешь, Фалькио. Ты же книжный человек, такой же, как и я сам. Слуги видели, как по вечерам ты таскаешь тома из моей библиотеки.
— Спать больше не хочется, а что еще делать по ночам… — процедил я сквозь зубы. Боялся, что Пэлис сейчас скажет что–нибудь о дамах из замка: лучше бы он подумал дважды, прежде чем такое предлагать.
Но он хлопнул меня по плечу.
— Иногда книги становятся лучшими друзьями, Фалькио. Бери столько, сколько хочешь.
* * *
Первым к нам присоединился Кест. Я нашел его в Луте, там же, где оставил, когда наша детская дружба угасла и появились новые приятели.
— Ждал тебя, — ответил Кест на мой вопрос, что он делает в кузнице своего отца. Прежде чем я смог что–то сказать, он отложил клинок, который ковал, снял с полки несколько готовых и сказал: — Что ж, пошли.
— А ты разве не хочешь узнать, что мы собираемся делать? — спросил я. — Или хотя бы рассказать родителям о том, что ты уходишь?
— Мои родители всегда знали, что рано или поздно я уйду. Я давно с ними попрощался. А насчет того, что мы собираемся делать… видимо, что–то интересное, раз я тебе понадобился.
Когда мы выходили из кузницы, Кест наконец–то заметил Пэлиса, стоявшего в дверях.
— Здравствуй, — сказал он. — А ты кто еще такой?
В воздухе кузницы витали дым и пыль, поэтому королю пришлось откашляться, прежде чем он смог ответить.
— Пэлис Первый, — сказал он. — Твой король.
— А! Здорово. Ну, пошли, а то впереди тучи собираются.
Кест был странным парнем, но я по нему скучал. Бок о бок с лучшим другом детства мы поскакали по полю, следуя за юным королем–идеалистом, который решил возродить орден плащеносцев. Поистине это было самое счастливое время моей жизни.
* * *
А самый лучший момент наступил спустя еще несколько месяцев. Нас к тому времени уже было двенадцать, девять мужчин и три женщины: Кест, Брасти, Шэйна, Киллата, Морн, Беллоу, Пэррик, Дара, Найл, Уинноу, Рэн и я. Двенадцать странствующих магистратов, которые знали королевский закон, умели выносить справедливые решения, быстро скакать и хорошо драться. Возможно, мы слегка заносились, но были готовы ко всему.
В первый день весны пришло время изменить мир. Король призвал нас в тронный зал, и мы подумали, что сейчас состоится пир в нашу честь с цветами, а может, даже и с парадом. По этому случаю я заказал у местной портнихи длинный плащ. Понимал, конечно, что пытаюсь воплотить в жизнь детскую мечту, но я и так теперь почти приблизился к ней. Плащ выглядел так, как я его представлял с самого детства. Брасти тогда здорово повеселился за мой счет.
— Боги, Фалькио, — едва сдерживая смех, сказал он. — Если тебя схватят и начнут пытать, пожалуйста, не говори им, что ты один из нас. Вряд ли я выдержу такой позор! И пожалуйста, не выставляй себя на посмешище перед толпой моих обожательниц, которых король обещал мне.
Я пропустил его остроты мимо ушей: никакие насмешки Брасти не заставили бы меня снять плащ. Он был не слишком крепким и выглядел довольно бедно, но я не снял бы его, даже если бы надо мной смеялся весь двор. Мы вошли в тронный зал — там не было никого, кроме короля и старухи.
— Швея! — воскликнул я. Я не видел ее с того самого дня, как очнулся в королевской опочивальне, услышав, как она шьет.
— Да, сынок, это я: пришла проводить вас.
Брасти хмыкнул.
— Это что, и есть толпа обожательниц?
— Не знаю, как насчет обожания, — сказала Швея, — но если хочешь, могу дать тебе хорошего пинка.
Она улыбнулась, обнажив старые кривые зубы, и сделала такой жест, что даже семеро святых не заставят меня повторить его.
Я заметил, что король сидит на огромном ящике.
— Дорожные вещи? — спросил я.
— Можно и так сказать.
Он открыл ящик, заполненный соломой и стружкой, которую он выгреб на пол. Закончив, король отошел в сторону и предложил мне заглянуть внутрь. И в этом побитом деревянном ящике я увидел безрассудные мечты мальчишки, ставшие явью, — плащи. Двенадцать плащей, идеально подогнанных под каждого из нас. Сшитых из крепчайшей кожи и подбитых внутри тканью, которая была мягче и теплее овечьей шерсти.
— С таким плащом в дороге не замерзнешь, — заметила Швея. — И никто не сможет воткнуть нож в спину.
Она показала нам вшитые внутрь пластины, сделанные из материала, который напоминал кость. Швея сказала, что они могут выдержать удар кинжала, а может, даже и стрелы. Показала нам потайные карманы, в которых лежали небольшие лезвия, крепчайшая бечевка, огниво — всё, что может пригодиться в дальнем странствии.
На груди у каждого плаща были выдавлены индивидуальные, но не слишком заметные узоры. Король достал мой плащ и протянул мне. Он был совершенно не похож на то, что я себе представлял, и в то же время являл собой все, о чем я мечтал: доспехи, убежище и символ нашего служения. На груди справа виднелось изображение цветка пертина с голубым крестом и серебряной рапирой.
— Похоже, мы наконец–то поняли, что символизирует пертин, — сказал король.
Не в силах говорить, я принял плащ из его рук и надел.
Слез, что лились у меня по щекам в тот день, я не стеснялся, не стеснялись и остальные одиннадцать человек. Слезы эти не только омыли наши лица, но и очистили прошлое.
— Святые угодники! — воскликнула Швея. — Хорошо, что я позаботилась о том, чтобы плащи защищали от дождя. У вас они, похоже, частенько подмокать будут.
Многие засмеялись, а я встал, распрямив плечи, и постарался запомнить этот миг. Мы, носящие эти плащи, защитим людей от слез и горестей. И этим моментом я буду гордиться всегда.
ДВОРЕЦ ГЕРЦОГА
— И как это произойдет? — спросил Брасти, когда мы вели повозку по широкой мощеной улице Поминовения, ведущей к герцогскому дворцу.