Не сердите толстяка - Соколов Вячеслав Иванович 15 стр.


— Ба! — возмущённо ору, отвернувшись от зеркала, перед которым сосредоточенно рассматриваю свою тушку, с которой постепенно сползает синева. — А если бы я без трусов был?

— Пфе… — упирает руки в бока. — Чего я там не видела. Вылечился? — ну и переходы у неё.

— Почти.

— Бросай. Пошли давай, отца твоего ремонтировать. Похоже, ты ему вчера сустав вывернул, живодёр. Локоть раздуло, жуть.

Ох ты ж. Бросаю заниматься фигнёй (потом долечусь) и стремглав несусь вниз. Батя, скособочившись, сидит возле стола и тоскливо смотрит на кружку с чаем. Естественно ведь левый локоть раздуло, а правой рукой он держится за бок.

— Пап, ты в порядке?

— Это смотря с какой стороны посмотреть, — задумчиво сообщает он.

— В смысле? — замираю, не дойдя до него пару метров.

Усмехается:

— Как человек: хреново. Как твой отец: замечательно.

— Э-э-э… — подхожу и присматриваюсь к повреждённой руке. Вот ведь. Вроде же вовремя отпустил руку из захвата, да не тут-то было. Не рассчитал силушку дурную.

— Ой. Не тычь, больно. Ты аккуратней давай, я тебе ещё не раз пригожусь, так что давайте, ставьте меня с бабкой на ноги.

— Сам справлюсь.

— Ну и ладно, сам так сам. А хреново, — отвечает на предыдущий вопрос, — потому как больно, а замечательно, потому что больно.

— Ба-а-а!

— Чего?

— Я голову лечить не умею…

Бабка радостно заржала, глядя на закатывающего глаза от моей непосредственности, батю.

— Тима, Вадик имеет в виду, что как человеку ему больно, а как отец он тобой гордится. Так понятней?

— А-а-а… — смущаюсь и начинаю шаркать ножкой, — дык это… извини, пап.

— Ты лечить меня будешь или нет?

Киваю и, буркнув: «Буду», резко дёргаю за руку. Ну, тут значит, отец, начал меня хвалить, и за то, что я его не предупредил, и за то, что руки у меня золотые и из нужного места растут, и за то, что забыл обезболить, и за то, что не оторвал ему конечность. Старался, в общем, я даже на всякий случай отбежал, а то мало ли… Ага. И бабке перепало, за то, что сама не вправила, а меня, такого спеца, побеспокоила. На что бабуля заявила:

— Так там же не вывих, чего вправлять-то?

— Тима, иди сюда, сынок, — елейным голоском позвал батя.

— Пап, это плохая мысль, — с готовностью откликаюсь из-за закрытой двери, старательно накладывая заклятие укрепления на неё.

— Какая? Ты о чём это? Иди сюда, лечи дальше папку.

— Не-е-е… Ты меня всего два раза в жизни сыном называл: когда я тебе в кузнице огонь водой залил и когда кувалду на ногу, опять же тебе, уронил. Не пойду.

— Тима, папа болеет, папу лечить надо.

Мне кажется, или он уже до двери добрался? Может, в окно?

— Нет уж. Пусть тебя бабка лечит, раз такая умная. Раз не надо было вправлять, то чего же это тогда хрустнуло?

— Ты что же это, паразит, — похоже, батя завёлся, — мне ещё и чуть руку не оторвал, аж хрустеть начало? А ну иди сюда.

— Хотя, может, и надо было вправлять. Я сильно-то не смотрела, — раздалось задумчивое высказывание. — Чего заморачиваться, если Тимоха быстрее вылечит?

— Мама!?

— Ну чего мама? Ты чего это на ребёнка ополчился, он же как лучше хотел.

Ну, в общем, всё как всегда. Обычное в нашем семействе утро — поругались, помирились, вылечились и сели завтракать. Вот только бабуля какая-то задумчивая сидит и с умным видом хмурит брови.

— Ба, ты чего это о высоком задумалась?

— Да ну тебя, балаболка, — отмахивается.

— И правда, мам, — жуя котлету, присоединяется батя, — чего случилось?

— Да я вот всё насчёт поиска богатыря думаю, мне бы надо было кое-куда съездить, а у меня клиенты…

— Ну и в чём проблема? — отмахивается батя. — Вон пусть Тимка займётся. Нас же лечил…

— Не нас, — останавливает бабуля, — а тебя. Хотя в чём-то ты прав. Хм… — отодвигает тарелку и куда-то уходит. Возвращается с толстым ежедневником. Полистав его, озвучивает: — А ведь действительно, ничего сложного сегодня нет. Заодно посмотрим, как организм себя поведёт, — кивает на браслет на моей руке. Который вчера на меня вновь нацепили, как только вернулся с повинной. Когда превращался-то, он с лапки слетел.

Доедаем. Отец, воспользовавшись свободным временем, срывается по своим делам, ну а я получаю последние инструкции.

— Значит так, — тычет пальцем в блокнот, — не хотела я возиться с ними, но сам понимаешь, попросили уважаемые люди. Так что запоминай, вот у этого импотенция — капитальная. Я его вчера пять минут видела. Мужику полтинник, а он уже ни бе, ни ме. Не вздумай за раз вылечить, я его недельку попотчую зельями, будет как новенький. Мужик небедный, глядишь, тысчонок двести, триста рубликов заработаем. Ну да там видно будет. Ты там кровь ему разгони, чтоб шевельнулось, сразу как шёлковый станет, — подмигивает и смеётся. — Дай чего-нить ему выпить, да Томку позови, пусть чайку принесёт. И вот в этот момент… Ну ты понял, да? Куда проще будет за гонорар вопрос решать.

— Угу, — киваю. — Аферистка ты, бабуля.

— Ну дык, внучек, с волками жить — по-волчьи выть. Но с другой стороны, афера — это если бы я его обманула, а так всё упирается в то, сколько бабушка сможет себе на пенсию отложить. А у меня ещё и внуки… И всех кормить надо-о-о-о-о…

— Ба, ба, — щёлкаю пальцами перед носом увлёкшейся бабули, — ты потом ему расскажешь, — усмехаюсь. — Не боись, с рук дядя кушать будет. Что дальше там?

— Так… Потом Петровна с внучком малым придёт, грыжа у мальца. Этого вылечи. Денег не брать! Будет совать, не бери, понял? И так с копейки на копейку перебиваются.

— Да тише, не ори, всё я понял. С Петровны не брать. Погоди, — чешу затылок, — Петровна, это не у которой старший внук — Васяткин друган?

Кивает:

— Она.

— Пфе. Ну и чего шумела. Я бы и сам не взял.

— Хм… — бабка пристально смотрит мне в глаза. — Не врёшь ведь, — и радостно улыбается, — видать, неплохо я тебя воспитала.

— Да нормально, — отмахиваюсь, — дальше-то кто?

— Так. Э-э-э… Это я на завтра перенесу, пожалуй, — и пытается перевернуть страницу.

— Стоять, — хватаю за руку, — а ну чего там?

— Да так, — прячет ежедневник за спину.

— Ну? — хмурюсь. Не нравится мне это.

— Да так, — вздыхает, — парнишка один. Мать его привезёт.

— И?

— В Чечне контузило его, а теперь слепнет. С каждым годом всё сильнее. Почти не видит уже.

— И в чём проблема? — вкрадчиво так спрашиваю. — Почему мне нельзя посмотреть?

— Бесплатно, — и отворачивается.

— Чего? — не будь я молодым, точно бы инфаркт приключился. Вернуть зрение — это не грыжу заговорить. И это без денег. И кто? Бабка!

— Ну не могу я, — чуть не плачет, — были они у меня. Последнее на врачей спустили, молодой же совсем. Да и на Ванечку так сильно похож…

Оп-па… Вот оно что. На деда погибшего похож. Тогда всё понятно. Вы не думайте, что мы лечим только за огромные деньги, нет. Как говорит бабуля: «С богатого побогаче». А с простых людей очень даже по-божески берём. Никто не обижается. С той же бабульки за внучка рублей пятьсот бы взяли. Но зрение парню… Там ингредиентов тысяч на пятьдесят… Ну бабка… молодец. Вот правда, не ожидал от неё. А порой даже подозревал, что бабка не только аферистка, но ещё и еврейка. С её-то любовью к деньгам.

— Ну что ж, раз так, то сэкономлю семье деньги — вылечу. Но! — поднимаю указательный палец вверх. — Надо чтоб поклялись не болтать про то, что бесплатно, а то нам паломничества только не хватало.

— Тимка, — бабуля крепко обнимает меня. — Уже поклялись, что я дура, что ли?

— Ба, — шиплю, пытаясь вздохнуть, — задушишь.

— Ой, — отпускает, радостно улыбаясь.

— Ба, тебе не кажется, что мы с тобой скоро из тёмных в светлых перекрасимся?

— Тьфу, тьфу, — сплёвывает через левое плечо, — не дай бог такая напасть.

Смеёмся. Радостно, от души. И тут бабуля, усмехнувшись, радует меня:

— Ну раз ты у меня такой сознательный, то и последнего клиента отменять не буду.

— Да? — чего-то во мне заворочались нехорошие подозрения. — А может ну его?

— Думаешь? Ну как скажешь, — неожиданно легко соглашается. — Сейчас Томе звякну, пусть отменит. Или не надо? — хитро щурится.

— А ну-ка дай посмотреть?

Показывает то, что записано. С обречённым видом киваю и горестно произношу:

— Ладно, чего уж там, пусть остаётся, — а в душе радостно потираю лапки.

— Ну вот и хорошо, — кивает. — Делов на полчаса, а денежка нехилая, — и тут же с надеждой добавляет: — Если силы будут, может, без зелий обойдёшься? Кремушком обычным?

Киваю, но не упускаю возможность поторговаться:

— Двадцать процентов.

— Тима, побойся бога, — ужасается моей жадности бабуля.

— Значит, берём дорогущие зелья, мажем… — приступаю к шантажу.

— Моя школа! — довольно улыбается бабуля. — Пятнадцать.

— По рукам, — протягиваю руку, пожимает. Но я добавляю: — С первого тоже!

— Тима!

— Ну, значит, беру дорогущее зелье…

— Всё, всё. Замётано. Вымогатель.

— От аферистки слышу.

Ржём. А чего ещё делать? Хоть денег заработаю. Тут ведь какое дело: пока не пройду Испытание, я несовершеннолетний, а значит, не имею права на собственную практику. И за любой мой косяк отвечать бабке. Поэтому если и лечу кого, то моя доля десять процентов. И то, только потому, что бабка жадная. Другие вообще бесплатно на родню пашут. И только став совершеннолетними, могут получить статус подмастерья. И получать хоть какую-то долю. Нет, конечно, можно уйти в свободное плаванье, но кому ты нужен — неумёха. А в моём случае, надо ещё лицензию получить. Всё-таки людей буду лечить, а не кирпичи таскать. Но под бабулиным крылышком лучше, она и посоветует, и присмотрит. Я, конечно, парень не промах, но так спокойней. Тем более, что она твёрдо обещала половину дохода… от моих клиентов. Зато налоги сама платить будет.

Вот вы, наверное, сейчас задумались, а при чём тут жадность-то? Вон, другие вообще ничего не платят? Ну да, не платят. Но ведь не держат же в чёрном теле? Вот и мне бабуля на карманные расходы давала. А когда поняла, что у меня в карманах дыра, нашла выход. Потратил? Заработай. Всё нормально и отказывать любимому внуку не надо, и считать денежку научился. Даже сбережения кое-какие имею. На машину, правда, не накопил ещё, поэтому и клянчу. В смысле, на нормальную машину… Ну да вы меня понимаете. Вон, батя «Крузера» обещал, если испытание пройду не ниже первой тройки. А если нет? Так что будем зарабатывать.

Тем более, что последнее задание даже приятное: надо тётеньке титьки помять. И если вначале они, возможно, будут и не очень симпатичными, то после меня это будет конфетка. Ну да, подрабатываем на ниве пластической хирургии… без операций, и соответственно шрамов. Отвисли? Ничего, придёт великий титькомес Тимофей, и будут они торчать, как две башни. Хи-хи…

Глава двадцать вторая

После того, как бабуля уехала выяснять то, что ей было нужно, я отправился играть в доктора и его ассистента. Ну а как же, ведь у каждого доктора должен быть ассистент. И моё мнение в данном вопросе роли никакой не играет. Барсику скучно, понимать надо. И сколько я ему ни объяснял, что коты к медицине не имеют никакого отношения, он меня слушал внимательно, кивал, а потом только фыркнул, сообщая всё, что он обо мне думает. Меня во время гипертонического криза откачал? Откачал. Значит он молодец.

Тьфу бы на этого рыжего баламута, но приходится смириться и топать к дверям, ведущим в деловую часть дома. Ну а дальше дело техники, делов-то — пихнул наглого котяру ногой и захлопнул створку перед его носом. Наивный чукотский кот, думал, что умнее меня…

Ан нет. Кажется наивный тут я. Да-а-а… Голосяра у Барсика — не дай бог «занято» в туалете крикнет, вмиг посещение сего заведения вам станет ненужным. По причине востребованности душа и стиральной машины. Так что пришлось открывать, предварительно занеся ногу для качественного пенделя.

Верите, не смог. В смысле пнуть. Эта наглая рыжая харя развалилась на спине и самозабвенно мявкала. Помахивая хвостом в такт своим… Ну даже слова такого не могу подобрать, чтоб охарактеризовать эту сирену.

— Ладно, заходи.

Барсик перевернулся на живот и удивлённо уставился на меня. Чего это я от него хочу? Только он, понимаешь, прилёг отдохнуть, решил промырлыкать вполголоса любимую песенку.

— А по харе?

Барсик отрицательно мотает башкой и делает мне одолжение, проходя в бабкин кабинет. Ну а как же, я вон его всё утро уговаривал помочь, и он наконец-то соизволил. Хряпсь. А что? Нормально полетел. Правда, невысоко и недалеко. Наверное, к дождю.

Извернувшись в полёте и приземлившись на четыре лапы, но уже мордахой в мою сторону, кошак намекнул, что мне хана. И мстя его будет страшна, и вообще тапки мне лучше надевать с оглядкой.

— А пургенчику в сметану? — интересуюсь заботливым голосом.

Барсик задумчиво чешет за ухом и интересуется, чего это меня потянуло на репрессии в отношении него: доброго, пушистого и вовсе даже не злопамятного. Хм… И правда, чего я на него взъелся? Ну посидит тихонько на шкафчике, может, и полезного чего сделает. Скучно ведь ему.

— Кто взъелся? Я взъелся? То есть ты считаешь предложение накапать пятнадцать капель валерьянки под шикарную закусь в виде миски сметаны — это наезд?

Барсик тут же предложил не затягивать и накапать, а сметану он в обед оприходует. Ну а чего? До прихода клиента ещё минут сорок, так что лезу к бабке в сейф (она до сих пор верит, что я не знаю кода) и достаю оттуда коньяк. Ну не валерьянку же, в самом деле. Вот мы с Барсиком и накатили, каждый свое: он пятнадцать капель, я пятьдесят грамм. А что? Для сосудов полезно.

Кстати. А ведь помогло же, мозг заработал… у Барсика. Видать валерьянка лучше усваивается организмом. Он очень заинтересовался, а кого мы будем лечить? Хм… А и правда…

— Бабка сказала, мужик небедный.

Прибалдевший котяра потянулся всей своей немалой тушкой и засомневался, а вдруг это развод и у него денег мало, а мы тут потратимся. Он вот тоже не бедный, у него есть я (самый лучший в мире друг), но денег на лекарство у него нет. Хлоп. Тут и до меня лекарство дошло. Мозг заработал. А ведь действительно, с чего бабуля сумму в двести-триста тыщ рубликов взяла? А? Когда ещё с неё стрясу лишние пять процентов? Ну-ка, ну-ка.

Идём на разборки к Томе, она за стеночкой сидит, возле компьютера — создаёт своим присутствием рабочую атмосферу. Ну, для меня точно. Декольте конечно не до пупа, но вырез присутствует, а учитывая размеры её груди… Там такой провал, в который можно ухнуть с головой и даже не думать о том, чтоб выбираться.

— Тимка, ты чего пялишься? — не то чтоб возмущённо, но достаточно строго смотрит на меня.

— Ох, Тома, Тома. Я не смотрю, я мечтаю.

— И о чём же ты мечтаешь? — усмехается.

— О высоком и прекрасном.

— Ты? — широко распахнутые глаза так и затягивают в омут.

— Я.

— И о чём же? — с подозрением интересуется.

— О тебе: голой, на столе, и…

— Дурак, — беззлобно бьёт меня по руке, которой я со всем старанием пытаюсь притянуть её к себе, ухватив за талию. — Тима, перестань, сказано же, нельзя нам.

— Угу, — киваю. — А в интернете полазить можно?

— Ты бы лучше к приходу гостя приготовился.

— Вот я и готовлюсь. Надо же знать, что он за тип, и сколько с него можно поиметь?

— Да я давно всё узнала. Савин Олег Сергеевич…

Короче, дядя оказался владельцем заводов, газет, пароходов. Валютный миллионер так сказать. И миллионов у него этих много. Жаба внутри тут же принялась возмущённо квакать. Как же так, зачем ему одному столько?

— Да мы с Марией Ивановной уже обсудили, — вздыхает Тома. — Жадный он тип, да другой бы и не заработал так много.

— Почему жадный? Вон смотри, в благотворительности участвует, — киваю на монитор.

— Да ну, — отмахивается красотка. — Там всё чётко, ничего лишнего, так сказать, уйти от налогов да поддержать имидж.

Назад Дальше