Он опять резко перешел «на вы», и это еще больше смутило Крио. У него создавалось впечатление, что с ним говорят разные люди.
— Ей нужны были деньги, чтобы закрыть долги отца. Вы не знали? Даже в идеальном обществе этот человек умудрился быть социально бесполезным. Она подписала контракт с нами. Да, конечно, вы будете это отрицать, говорить, что я вас обманываю, но взгляните сюда.
Перед лицом Крио возник электронный контракт, заверенный идентификатором Крис. Обмана быть не могло, в сети контрактов подделать документ невозможно.
— А вы наивно полагали, что вам так везет? Если бы не наши спецвойска, вас бы прикончили еще на втором уровне! Это мы спасли и прикрывали вас, чтобы вы имели возможность безопасно уйти. И поверьте, даже для нас это стоило немалых расходов.
— Но зачем? Зачем вам надо было нас спасать?
— Ты начинаешь задавать правильные вопросы, Крио Ген.
Опять совсем другая, спокойная интонация и это «ты». К Крио пришло четкое понимание: не только окружение — ширма, но даже этот человек.
— Ты в какой-то мере наша собственность, хотя многие сказали бы — наша надежда. Поэтому мы не могли позволить, чтобы какая-то часть тебя попала не в те руки. Тем более, некоторые люди возлагают огромные надежды на тех, кто будет подобен тебе. В будущем, конечно. Пока ты уникален.
В голове Крио раздался мягкий незнакомый голос.
— Тебе посчастливилось быть избранным. Ты мог стать первым, кто позволил бы человечеству выйти на Новый Уровень.
Мужчина в фиолетовом рефлекторно поднял голову, кажется, он это слышал тоже. На его лице на секунду застыло удивление, но он не перестал задавать вопросы.
— Крио Ген, в процессе Вы узнали правду. Как Вы с ней поступите теперь? Каково знать, что Вы — машина и человек одновременно? Где провести эту тонкую грань между искусственным и настоящим человеком?
Крио совсем забыл об этом. Волна грусти накрыла его с головой. То, в чем он до сего момента сомневался и старался найти хоть какое-то объяснение, все-таки оказалось правдой.
— Мы понимаем Ваши чувства, поэтому предлагаем абсолютно добровольное отключение. Надо будет подписать только несколько документов. Думаю, это справедливо.
Крио вспомнил Крис, боль вдруг пронзила его грудь и, сделав несколько пульсаций, локализовалась в один комок, который теперь сжимался внутри. Он больше не увидит ее? Он больше не увидит своих родителей? Он не узнает, что будет дальше? Но почему он не заслуживает тоже любить? Чем он не человек?
Будто прочитав мысли Крио, мужчина нахмурил брови и бросил на него острый взгляд вороньих глаз.
— Неужели Вы подумали, что машина может любить? — медленно проговаривая каждое слово, произнес он, вкладывая толику сочувствия и понимания в свой голос. — О какой любви между машиной и человеком Вы там мечтали? Что будет через год, когда встанет вопрос о потомстве? Когда Ваша логичность и предсказуемость надоест ей? Вы представляете, сколько моральных проблем возникает на пути такого союза? И мы пока, даже в нашем идеальном строе, никак не сможем их решить. Мы еще не готовы к этому.
Он сделал ударение на слове «мы». Эта игра местоимений Крио уже начинала порядком надоедать.
— Но зачем вы меня создали? Зачем? Чем я заслужил это?
Ком стоял в горле Крио. Слезы обиды наполнили его глаза.
— Крио Ген, не делайте из нас извергов. Никто не планировал, что настоящий Крио Ген останется жив и будет существовать в глубинах сознания в этом теле. Это эксперимент, он мог пойти не так, как мы хотели. — Он сделал паузу. — Не обижайтесь, что я называю Вас экспериментом. Но Ваши подписи могут все решить раз и навсегда. Вы так хотите стать человеком, что можете показать свою человечность, проявив сострадание к тому, у кого есть семья в этом мире. Не та, что всего лишь файл в его памяти, а настоящая.
Крио вспомнил слова Перцептрона, и горечь боли охватила его. Странная дилемма опять стояла перед ним. Ведь доказать свою человечность он мог только способностью пожертвовать собой. Как несправедлив этот мир! Он вспомнил слова Лу, который говорил однажды, что этот мир не достоин некоторых, потому они уходят раньше других.
— Хорошо, я готов. — Он давился слезами. — Но… зачем вам мои подписи? — внезапно возник вопрос в его голове.
Человек в фиолетовом запнулся, но быстро продолжил.
— Законы в нашем мире все еще не идеальны для таких случаев, Крио Ген. Сами понимаете. В некоторых ситуациях они доходят до абсурда, так что мы сами связаны своими же законами. Все не так просто.
Перед лицом Крио возникло два документа. Он никак не мог понять, о чем он говорит, наверно, надо было бы разобраться в данном вопросе, расспросить, вчитаться. Он так привык допытываться, доходить до сути во всем. Но какой сейчас в этом был смысл, если он перестанет существовать через пять минут?
Крио подписал оба договора.
Человек в фиолетовом довольно улыбнулся и быстро покинул комнату через открывшуюся позади него белую дверь. Проем растворился в воздухе, как только она закрылась.
— Какие манеры. Вы даже не попрощались, — устало произнес Крио.
Затем все вокруг погасло.
Глава 0 — Гроу Лон
Он сидел в большом просторном кабинете и смотрел на угасающее пламя в камине. Потрескивающие угли напоминали ему о далеком детстве, холодном и голодном. Тогда тепло не было таким доступным, а холод был проблемой, и только огонь помогал спасаться от лютых морозов. Как многое изменилось с тех пор!
Почти бесплатная солнечная энергия позволяла создавать такие нелогичные вещи, как пламя камина при восьмидесятиградусной жаре за стеной и работающие на полную мощность чилеры, благодаря которым он ощущал в комнате некоторую зябкость.
Он тяжело вздохнул и еще сильнее распахнул свою легкую меховую дубленку.
Очередные испытания закончились неудачей. Им катастрофически не хватало времени, самого важного и значимого ресурса.
— Время однонаправленно, — пробормотал он устало. По голосу можно было угадать, что ему шла уже не первая сотня лет.
Так сказали ему ученые. Но что есть время?
Он глубоко задумался, а затем взял со стола небольшой пакет с надписью “NG2.1-APU-18” и, открыв его, извлек потрепанную книгу. Выцветшая истертая обложка уже не оставляла ни единого шанса на то, чтобы прочесть название и даже определить ее первоначальный цвет. Старик аккуратно поднес книгу к лицу и, закрыв глаза, глубоко вдохнул, чтобы насладиться ее запахом и ощутить дух времени. На его лице появилась легкая улыбка, которая исчезла тотчас, когда он с трудом стал подниматься со стула, опершись на трость. Неторопливо он подошел к огромному стеллажу, плотно забитому разными книгами. Тщательно осмотрев его, он наконец выбрал нужное место и, еще раз задумчиво посмотрев на обложку книги, будто что-то вспоминая, потер ее большим пальцем. И только затем поставил в пустое место на полке, которое будто все это время ждало своего постояльца. Он направился обратно, вновь углубившись в размышления.
Время и есть Бог или то, что течет по его жилам. Только он существует в любой его момент. А что можем противопоставить мы? Ничего. Мы только ветшаем и растворяемся в потоке времени, не имея возможности понять, что это: код создателя или беспощадная вселенская энтропия. Мы можем только созерцать, как угасает наша планета. А также знать, что такая же судьба когда-то постигла и соседние планеты, которые ранее считались безжизненными. А сколько цивилизаций жило на этой планете с именем Земля?
Планета умирает. Он знал это. Он знал то, что, наверно, достоин был знать каждый. Но достойны ли они были провести с этим знанием остаток своей жизни?
Нет. Во всяком случае, так считал Великий Перцептрон.
Он думал так, потому что это было заложено в него создателями. Его ядро было великим творением человечества, первым разумом, являющимся той самой Синергией лучших умов человеческого вида.
Сидящий же в кресле был другого мнения, но в такие вечера, как этот, он всегда пытался успокоить себя мыслью, что все еще есть надежда. Да, подгоняемый плетками технократии технологический прогресс так и не успел выйти на нужный уровень развития. Да, они не успевали. Но надежда все еще была, и в его планы не входило сдаваться, даже в такой сложной ситуации, как сейчас.
Если в этот раз все пойдет, как он думает, их ждет технологический взрыв, и они в последний момент, но успеют покинуть тонущий корабль.
От мыслей его отвлек громкий звук. В тяжелую дубовую дверь, пожалуй, последнюю на уровне, постучали три раза. Он просил заходить к нему именно так.
Он сказал «Заходите» через терминал и разблокировал дверь.
В комнату вошел человек коренастого телосложения, отбивая каблуком каждый тяжелый шаг. Выбритые по краям брови говорили о принадлежности к ученой касте корпорации. Он щелкнул каблуками, и только после этого на него подняли взгляд.
Это был ученый-офицер Гроу Лон. Молодой, амбициозный, он любил читать недельные доклады. Большая редкость с учетом того, что именно это и было его обязанностью. Темно-серая форма с толстым массивным воротом-стойкой была ему к лицу. Чувствовалось, что температура в кабинете для него непривычно низкая, но он стоял прямо, не подавая вида, что ему очень холодно.
— Говорите, офицер.
— Недельный доклад. — Он набрал полные легкие воздуха и продолжил: — Вопрос временных перемещений так и не сдвинулся с места. Предсказать перемещение пространства относительно временного сдвига также не удалось.
Мужчина в кресле опять тяжело вздохнул.
— Строительство нового корабля идет ускоренными темпами, по нашим расчетам, на строительство новой конструкции усиленного корпуса уйдет менее четырех лет. На разработку навигационных систем корабля Перцептрон по-прежнему дает тридцать лет с нашими текущими научными ресурсами.
— Хоть какой-то с него толк. Но тридцать лет… Это слишком много. — Старик ударил кулаком по столу, на его лице заиграли желваки. — У нас нет столько времени, — уже мягче сказал он, и в его глазах застыла грусть.
Над массивным столом возникла модель корабля в форме наконечника стрелы. Старик в свойственной только ему манере смахнул двумя пальцами влево, и изображение пропало.
— Что с двигателями? — опять своим строгим, полным остроты тоном спросил он. — На сей раз корабль не рухнет прямо у меня на глазах? Я не перенесу созерцание еще одного фиаско, крушения почти десяти лет нашей работы.
— Не говорите так. — Офицер запнулся. — Прошу меня извинить.
Он продолжил:
— В этот раз темпы куда быстрее, мы уже набили все шишки. По нашим расчетам, новая конструкция двигателей позволит использовать потенциал Парадокса 12–12 на все сто процентов. Новое охлаждение двигателей позволит выдержать любой перегрев.
— По нашим расчетам? — Белые кулаки старика так сжались, что стали еще белее. — Я уже это слышал.
Будто не заметив его ремарки, офицер продолжал:
— Вывести из первого криосна так никого и не получилось. Из нового криосна вышли девяносто восемь процентов испытуемых.
— Хоть что-то.
— Эксперимент NG2.1 подошел к концу. Подопытный допрошен, взято официальное разрешение, и теперь у нас развязаны руки. После перезапуска они не будут блокировать друг друга. Нам же ИИ позволит сделать огромный скачок в исследованиях.
— Да, я знаю. Присутствовал на допросе.
Офицер удивленно приподнял одну короткую бровь.
— Крио Ген выжил вопреки всему. И это при таких-то повреждениях мозга. Кто мог это предвидеть, когда мы начинали эксперимент? — В свойственной ему манере, он нахмурил брови и задумался. — И просил ведь не быть с ним таким жестоким, он этого не заслужил. Или на то были причины?
Офицер на секунду завис, поднимая какую-то информацию, которую видел только он.
— Судя по техническим отчетам, объект начинал догадываться, что им манипулируют и ему лгут. Группа допроса решила действовать агрессивно, дабы боль утраты затмила вопросы аналитического характера. Если бы объект догадался, что мы не те, за кого себя выдаем, миссия была бы провалена. Также ситуацию усложнила девушка. Закон о коррекции долговременной памяти запрещает нам проводить повторную манипуляцию с памятью объекта.
Старик удобнее устроился в кресле и уже совсем другим голосом задумчиво произнес:
— Да, она удивила меня. Не могла же эта связь сохраниться за пределами памяти. Это действительно странная случайность. Но эта случайность в итоге нам сыграла на руку.
— Со слов Перцептрона, это не случайность.
Старик удивленно крякнул.
— И действительно. Как может быть случайностью, что в почти двухсотмиллионном мегаполисе они опять нашли друг друга. — Он замолчал, а затем мягко спросил: — Гроу, ты представляешь, как мне сложно принимать такие решения?
Офицер знал, что старик любил поболтать, и часто столь формальный доклад под конец перерастал в такую неформальную беседу. Наверно, за это Гроу Лон и любил так эти доклады. Возможно, за это главу корпорации любили все ее служащие. За человечность и мудрость.
— Уверен, что нет, — все так же четко произнес офицер.
— М-м, конечно. Наш мир так сложен и многогранен, что каждое новое решение дается мне все тяжелее и тяжелее. Было бы так просто, если бы все было белое и черное, тогда я с уверенностью принимал каждое решение. Но прошло столько лет, а как старик Айзек не был уверен в своем решении, так и я колеблюсь, как лист на ветру, хоть это вовсе не входит в мои обязанности. Принцип наименьшего зла — так его называют. Но как может быть легок принцип, в котором и так заложено зло изначально, пусть оно и малое? Зло всегда будет оставаться злом. Сегодня малое, а завтра нет.
Он остановился и тяжело откашлялся, затем отпил из стакана воды и продолжил:
— Ведь возьмем ситуацию с NG2.1. Ты заметил, как много моральных противоречий в этом эксперименте?
Офицер все так же стоял на месте. Он знал, что вопрос риторический, поэтому можно промолчать и просто ждать, когда старик продолжит свой монолог.
— Ведь с самого начала и до конца они преследуют меня на каждом шагу. Вдумайся только. Мы обманываем Крио Гена — чистейшей души человека, обманом берем у него подписи, чтобы обмануть законы, к которым сами же, по сути, приложили руку. Мы хотим сделать из него гибрид человека — ИИ, потому что только так мы опять можем обойти проклятые законы Сингулярности. Мы манипулировали Крис, пользуясь ее любовью к отцу, чтобы получить нужную информацию и выставить предательницей перед Крио. Мы пожертвовали жизнью Крио Гена, его любовью к Крис Лав, стерли им память, и все это для того, чтобы спасти человечество. Выбор вроде очевиден. Вот оно — наименьшее зло! — Он вздохнул. — Безумие! Мы разъединили две души, которые нашли друг друга вопреки всему, а мы опять мешаем им. Потому что так надо. Потому что это наш единственный шанс спастись. — Старик резко окончил фразу и задумался. — Кстати о законах, Гроу. Вот ты, например, знаешь мою фамилию?
Офицер отрицательно помотал головой. Такая резкая смена темы его удивила.
— Нет, сэр.
— Ха! Я так и думал. Наверно, никого и не осталось, кто помнит ее. Но история действительно интересная.
На его лице появилась улыбка, а в голосе зазвучали ностальгические нотки.
— Это было очень давно. Я тогда был еще достаточно молод, но состоятелен. Уже тогда наше общество погрязло в хитросплетениях законодательства. Законы порой были настолько идиотские, что их можно было рассказывать как анекдот в кругу старых друзей. Я понял: пора что-то менять, но меня никто слушал. Поэтому я решил создать прецедент, и, благо, судьба сама мне подбросила такую возможность. А дело все в том, что общество того времени было не готово к радикальным изменениям, и за мое рвение к технологическому прогрессу меня многие сильно критиковали. Но один за меня взялся очень плотно. Поливая меня грязью в прессе и публично, он все-таки вывел меня из себя. Сначала я пытался быть выше этого всего и просто искал причину, почему он так усердно мне гадит, что плохого я ему сделал? Но не найдя видимых причин, я решил взяться за мерзавца. Последней каплей стал факт, что он уже начал упоминать членов моей семьи, которые к этой ситуации не имели никакого отношения. И я решил использовать то, за что он так яро ратовал, критикуя мое желание отойти от привычного и наконец начать развиваться: за старое, но крепкое законодательство. Мои юристы полгода изучали законы, и в результате на него был подан один-единственный иск. Ему нельзя было запретить критиковать мои действия, но, как оказалось, ему можно было запретить публично произносить мою фамилию. То есть, по сути, упоминать и мою семью тоже. Не скрою, судебный процесс затянулся. Но был получен абсурдный результат, который лишний раз доказал, что я прав насчет устаревших законов. Поскольку моя фамилия была очень редкая и принадлежала только моей семье, моим юристам со ссылкой на законы равноправия удалось запретить произносить наше родовое имя абсолютно всем.