— Бред? В каком предложении, детка? Ты так давно не видела член, что тесная встреча с ним, как повторная дефлорация. Но в твоём случае всё гораздо печальнее — чей-то шустрый конец ухитрился достать до твоей совести. Если собираешься продолжать в том же духе, то лучше возвращайся, пока не загубила свою репутацию и всё не испортила.
Тоже мне потеря! От моей репутации уже не убудет, хотя… В этой стране я пока не успела сильно нашалить и лучше бы с этим не торопиться. Мои переживания в процессе спора притупились и совесть, перестав мучиться, сладко зевнула, вставила беруши и сонно прикрыла глазки. Зачем я загоняю себя в эмоциональную ловушку? Феликс, как всегда, прав, и сейчас применил ко мне моё же средство — разнёс в пух и прах все мои аргументы и развеял сомнения. Мы всегда спасаем друг друга, иногда это бывает грубо.
— Фели, я не представляю, что бы без тебя делала. Я уже в порядке, и мне стыдно за свою слабость.
— Вот и ладно, детка, я тоже тебя люблю. Будь умницей, и перестань уже кому попало демонстрировать свои прелести, а то я ревную и злюсь, а когда я зол, то абсолютно непредсказуем. — Из динамика раздалось грозное рычание, и я рассмеялась.
— Я исправлюсь. Расскажи мне лучше, что у тебя новенького? — я давно не интересовалась его новостями, и чувствую себя эгоисткой.
— Ничего интересного. Иди-ка лучше проветри свои затраханные мозги, а обо мне поговорим в другой раз, когда будет о чём. И не смей игнорировать мои звонки. Всё, целую, малышка!
— Ты самый лучший, Фели, целую тебя тысячу раз!
— Ловлю на слове, Эсмеральда.
В тинейджерской одежде, спрятав волосы под бейсболку, надвинутую на лоб, я брела по вечерней Москве и под моросящим дождём проветривала мозги, следуя совету лучшего друга. Всё, больше никаких слёз и угрызений совести. В конце концов, я никого не предала, а лишь в очередной раз не оправдала чужих надежд. Да пошёл этот Владик со своими надеждами! К демонам все раскаяния! А противный червячок сомнений будет мной задушен и похоронен. Теперь бы усыпить проснувшееся либидо. И ещё мне нужен новый кандидат в мужья. Но об этом я подумаю позже. А завтра…
Завтра я расправлю свои крылья и полечу туда, где когда-то была очень счастлива, и где испытала самую сильную и жгучую боль. Пора укрощать своих призрачных монстров. Я полечу домой.
Глава 16
2003
2003 год
Мир! Труд! Май!
А если в моём случае, то только труд. Ну, ещё, наверное, май, если верить календарю и ошалевшим демонстрантам на площади. На целых четыре дня я должна придумать себе занятие с загипсованной рукой. В школе ремонтируют водопровод, и Шерхан увеличил нам праздники. Кому-то, конечно, праздники, а кому и каторга.
Сегодня я сбежала из тёткиной квартиры около девяти утра, а до этого ждала полтора часа, когда кто-нибудь соизволит пробудиться. К счастью, первым выспался Пухляк и выпустил меня на волю. Ему я сказала, что иду на демонстрацию. Думаю, что он поверил бы в это, будь я даже с переломанными ногами.
На улице прохладно, но уже ощущается приближение лета. Погуляю ещё полчасика и к Янке поеду, а там и Дашка подтянется. Янкины родители и старший брат уехали на дачу сажать картошку, а подруга чудом избежала этой участи, подвернув себе ногу. Ну как подвернула — для родителей у неё серьёзное растяжение и повязка на ноге, а по факту — она на этой ноге и до Китая допрыгает.
Дашка к нам примкнула, когда мы с Янкой заканчивали завтракать, и прямо с порога накинулась на Янку:
— Слышь ты, симулянтка хромоногая, ты чего тут сидишь, пузо набиваешь, пока родаки мотыгами орудуют? — Дашка подпёрла тоненькими ручками костлявые бока, вздёрнула острый носик и грозно взирала на Янку из-под густой белобрысой чёлки. В голубых глазах подруги плясали бесенята.
— Рабство отменили в девятнадцатом веке, — невозмутимо отозвалась Янка.
— Вот именно, и с тех пор бывшие рабы стали сами зарабатывать себе на хлеб, а ты чей хлеб жрёшь? — не унималась Дашка. Доводить добродушную и терпеливую Янку было её любимым занятием.
— Во-первых, у нас детский труд не в почёте, а во-вторых, иди в жопу. И вообще, чего только не сделаешь для любимой подруги, чтобы спасти её от бомжевания, — довольная собой, Янка покосилась на меня.
— В смысле? — я выпучила на неё глаза.
— На коромысле. Родичи приедут через три дня, и ты ночуешь у меня, а ещё много спишь, много жрёшь и смотришь телек. Бесплатно! — торжественно объявила подруга. — Ну как, суперски я придумала?
— Общество подпольных инвалидов объявляет майские каникулы, — заржала Дашка, тыча в наши забинтованные конечности. И мы поддержали её дружным смехом.
— Девки, у меня идея, — торжественно выдала Дашка, высыпая из принесённого пакета конфеты и печенье.
— Откормить нашу Динку? Тогда идея — что надо, а то она совсем растеряла свои булки, — Янка критически разглядывала мой похудевший зад.
— Ну уж нет, мне и того что есть за глаза хватит, — проворчала я. — Даш, так что за идея?
— Нам надо найти твоего папашу, и все твои мучения сразу закончатся. Он же у тебя француз, небось, миллионер, — радостно выпалила Дашка.
— А ты думаешь, во Франции все миллионеры? — возмутилась Янка. — Может, он там на паперти сидит.
Дашка смерила подругу таким убийственным взглядом, будто та предложила нам присесть рядом.
— Даш, не сочиняй, — попыталась я усмирить её пыл, — где мы будем его искать — во Францию поедем? И, к тому же, я ничего о нём не знаю, кроме имени.
Дашкин энтузиазм иногда здорово меня напрягал.
— Так мы напишем в «Жди меня» — и все дела. Там всех находят стопудово, хоть и не очень быстро.
Я просто дурею от Дашкиного оптимизма, и даже немного завидую ей и той лёгкости, с которой она в теории разруливает чужие проблемы.
— Даш, что мы напишем — что какая-то сиротинушка ищет папу Алекса из Франции? Или на всю страну обнародуем историю моей мамы? Не думаю, что она заслужила посмертное перемывание костей, — я начала психовать. — Да если бы я была нужна своему отцу, он сам давно бы меня нашёл.
— Нет, это вообще не вариант, там, во Франции, одни педофилы, — со знанием дела заявила Янка, — а вдруг кто-нибудь из них Динкиным папашкой прикинется и будет потом нашу Динку чпокать?
— Ну, ты и дура! Франция, чтоб ты знала — богатая, цивилизованная страна! — взвилась Дашка.
— Так, всё, закрыли тему и забыли, — рявкнула я, и девчонки притихли.
— Может, Шерхану про Артурчика рассказать, а, Дин? — жалобно протянула Дашка.
Да, Артурчик очень сильно усложнил мою, и без того несладкую, жизнь. В последнюю неделю пришлось прятаться от его друзей, а конкретно, от одного, преследующего меня друга, — Игоря. После ночных угроз, я к дому вечером чуть ли не по-пластунски пробиралась, но этот парень решил не сдаваться и караулил меня около подъезда. В результате, пару раз я приходила около одиннадцати вечера, за что меня отчитывала по телефону Эльвира. Тётка накапала ей на мозг, что я где-то до ночи шатаюсь и скоро, наверняка, принесу их семейству сюрприз в подоле. А признаться бабке в том, что меня терроризирует её любимый внук — это для меня в перспективе ещё хуже.
И теперь, после тёткиных жалоб, было очень нелегко отпроситься у Эльвиры на две ночёвки. Но я справилась — оставила ей Янкин домашний телефон, и бабка вроде бы угомонилась. Да и кому я нужна?! Тётка вообще должна радоваться, что не видит меня в своей квартире.
«Три счастливых дня было у меня…»
Эти три дня я провела у Янки. Каждый день к нам приходила Дашка, приносила вкусняшки, и мы сплетничали, смотрели фильмы по видику, и просто бесились. Эти дни пролетели мгновенно, а в субботу вечером приехали уставшие Янкины родители, а я по субботней традиции отправилась к Эльвире.
Бабка ждала меня с угощениями и даже призналась, что соскучилась. Много всего выспрашивала про учёбу, про подруг, мясо в тарелку подкладывала и даже по голове пару раз погладила. Странно всё это — может, она решили меня в детский дом спихнуть, вот и жалеет заранее? Почему-то меня это не очень пугает, вот только как тогда быть с тренировками?
— Дианочка, скажи мне, детка, тебе что-то нужно из одежды или обуви? — бабка спрашивала ласково и заглядывала в глаза. Да что с ней такое, неужели воспылала любовью?
Я не стала признаваться, что откладываю деньги на новые туфли. Мы с мамой собирались покупать весной, а теперь мамы нет, старые туфли малы, а я хожу в единственных кроссовках, которым осталось жить три субботы. Из тех денег, что дают Шерхан и бабка, я сэкономила и собрала уже половину суммы, а на вторую туфельку сколько мне ещё собирать?
Короче, я решила не скромничать и заявила бабке, что у меня нет туфель. А она даже обрадовалась и пообещала, что завтра купим самые лучшие. Ох, и не к добру всё это, не к добру…
Вечером следующего дня я возвращалась к тётке вся в обновках, поражённая бабкиной щедростью. На ногах красовались модные рыжие мокасины, которые прекрасно смотрелись в сочетании с новой, горчичного цвета курточкой из искусственной кожи. Поспорили мы только из-за юбки — бабка была против короткой юбочки, мотивируя тем, что мои ноги и так слишком хороши, и не стоит привлекать к ним дополнительное внимание. А я бы с радостью согласилась на новые джинсы, но в итоге, сошлись на джинсовой юбочке чуть выше колена. Вышло очень симпатично и неожиданно щедро. С чего бы это вдруг?
Пока я шла, рассуждая про себя и удивляясь, совершенно потеряла бдительность, и угодила прямёхонько в шумную компанию Артурчика, расположившуюся возле подъезда. Компания моему появлению бурно обрадовалась.
— Диана, зайка моя, где же тебя носит так долго? — Игорь подскочил с лавочки и попытался меня обнять, а Артур молча наблюдал за нами, сжимая кулаки.
Остальные придурки подначивали Игоря и сыпали пошлыми шуточками. Парню всё же удалось меня схватить и обнять за талию. И чем сильнее я вырывалась, тем крепче Игорь прижимал меня к себе.
— Ну, что ты, зайка, такая необщительная? Посиди с нами, а если хочешь, мы вдвоём погуляем.
Трепыхаться в объятиях парня с больной рукой было бесполезно, да и сколько я могу уже бояться и прятаться. И как же достала меня эта ситуация! Я посмотрела Игорю в глаза и отважно ответила:
— Нет! Я не буду с тобой гулять и сидеть здесь с вами тоже не хочу. А уж как этого не хочет Артур! Он, кстати, пообещал сломать мне вторую руку, если ты будешь ко мне лезть. Странно, да, Игорь? Кажется, твой друг ревнует, наверное, сам имеет на тебя виды. А теперь отпусти меня, пожалуйста.
Пацаны загоготали. Этим бездельникам явно пришлась по вкусу моя теория, и они стали подкалывать Артура, а тот весь набычился и злобно процедил сквозь зубы:
— Ну, всё, шлюха черножопая, тебе конец, — и с угрожающим видом он приподнялся с лавочки.
Ну вот, кажется, сейчас начнётся избиение младенца. Я с большим трудом удержалась от позорного бегства. Но зато Игорь правильно оценил ситуацию. Он немедленно разомкнул свои объятия и, осторожно подтолкнув меня к подъездной двери, тихо сказал:
— Давай, иди уже, потом поговорим.
Отступая, я услышала, как Игорь обратился к Артуру:
— Турыч, что за дела такие?
Продолжения я уже не видела и не слышала, потому что вбежала в подъезд. Теперь бы ночь продержаться и потом ещё неизвестно сколько ночей.
Тётка впустила меня в квартиру и недовольно скривилась. Вот что я здесь делаю, где для всех я как кость в глотке? В зале, на диване перед телевизором, расположилась Снежаночка. Только её сейчас мне не хватало. Они тут все хозяева на каждом квадратном метре, и только у меня нет собственного угла, в который я могла бы забиться и укрыться от всех. Снежана, смерив меня строгим взглядом, выдала повелительным тоном:
— Ну, и где это ты была так долго, интересно знать?
Ох, ни фига ж себе, Моль отмочила!
— Где была — там меня уже нет, — огрызнулась я, хотя руки чесались схватить полудохлую пигалицу за шиворот и вышвырнуть вон из комнаты, придав ускорения смачным пинком.
— А ты что со мной так разговариваешь? — пропищала осмелевшая тля и деловито переплела ручки на груди.
— Да я с тобой вообще с радостью не разговаривала бы и, если не хочешь нарываться на грубость, то лучше заткнись. — Я устало отмахнулась от надоедливой девчонки.
— Да ты совсем обнаглела! — завизжало это недоразумение и, вскочив с дивана, ломанулась к двери, откуда ей навстречу, как ангел мести, ворвалась злобная горгулья — моя тётушка Надя.
— Что здесь происходит? Снежа, доченька, почему ты плачешь, она тебя ударила?
Я оторопело посмотрела на Моль, у которой в глазках собрались слёзки. Просто цирк с конями, точнее, с насекомыми.
— Она… она на меня… — всхлипнула безутешная актриска, вероятно, пока не придумав, какую страшную травму я ей нанесла. А, возможно, раньше ей никто не предлагал заткнуться, и, услышав грубое слово, девочка расстроилась.
— Да ты что, дрянь такая, совсем страх потеряла? Живёшь тут на всём готовом и ещё на хозяев кидаешься, свинья неблагодарная, — зашипела тётка, растопырив костлявые пальцы.
К нашим разборкам присоединился удивлённый Пухляк, а я лишь закатила глаза — столько наивности в этом человеке, столько искреннего непонимания. Стоит, лупит близорукими глазками сквозь стёклышки, и ни фига не понимает — и как это его обожаемая жёнушка может производить столько шума. Может, он просто лошком прикидывается? Или правда такой наивняк? Он ведь думает, что и дети у него очень хорошие. И ладно Моль — маленькая, тщедушная козявка, вызывающая у родителей умиление, но Артурчик… Ну, я и выдала этой семейке всё, как на духу:
— Да я вашу моль писклявую пальцем не трогала. Я вообще здесь ни с кем не общаюсь, не то, чтобы на кого-то кидаться. Это ваш озверевший Артурчик на меня кидается и, кстати, это он мне руку сломал, ясно вам? А ещё грозит вторую сломать. — Я полностью игнорировала истеричные возгласы тётки, полная решимости выговориться до конца: — И на чём же таком готовом я живу, тётя Надя? Что вы мне здесь приготовили? Я в этом доме за всё время даже куска хлеба не съела. Вы не заметили?
Судя по вытянувшейся физиономии главы семейства он точно ничего не заметил. И, ободрённая его расстроенным видом, я продолжила:
— Я ухожу рано и прихожу поздно, чтобы не видеть никого из вас и не мешать никому. Ведь так, Эдуард Алексеевич? — я выжидающе уставилась на Пухляка.
Он растерянно снял очки и протёр своей футболкой стёкла.
— Диана, то, что ты сказала про Артура — это правда? — Пухляк был сильно взволнован, но я была уверена, что он знает — я говорю правду.
— Эдик, ты вообще уже не в себе, кого ты слушаешь — эту лживую, наглую оборванку? — от негодования у тётки задёргалась щека. Кажется, именно она сейчас не в себе.
— Наденька, но ведь надо же разобраться, — хозяин дома поднял руки в успокаивающем жесте, но куда там — злобно ощетинившаяся супруга копытом роет напольное покрытие, и уже готова плеваться огнём.
— В чём тут разбираться, Эдик? Твоя дочь плачет, твоего сына обвиняют бог знает в чём! Ты на чьей стороне, кого защищаешь? — визжало это неадекватное чудище.
Мне даже стало немного жаль Снежаночку, которая испуганно вжималась в дверь, хлопая глупыми глазёнками, и не понимала, что именно из-за неё прямо сейчас лопнуло хлипкое перемирие, и может разразиться кровавая бойня.
— Надя, я на стороне справедливости, и я никого не защищаю, и ничего не утверждаю. Я говорю, что собираюсь во всём разобраться, — терпеливо пояснил Пухляк. Но мне показалось, что он раздражён, если это вообще ему свойственно.
— Всё, я звоню маме, так больше не может продолжаться, — тётка рванула из комнаты, а присмиревшая Моль выпорхнула за ней следом.
— Диана, ты действительно обидела Снежану? — мягко спросил Пухляк.
— Не знаю, — я удивлённо пожала плечами, — ваша Снежана устроила мне допрос, а я ответила, что не хочу с ней разговаривать. Не думала, что она настолько ранимая, но и отчитываться перед ней не собираюсь.
Пухляк закивал, вероятно, соглашаясь с моим объяснением, и осторожно спросил: