— В смысле? — она в недоумении выпучила на меня глаза.
На коромысле! Как же всё сложно, пытаюсь перефразировать:
— Как зовут Вас, дитя?
— Алина, — с гордостью отозвалось грудастое «дитя».
— Так вот, Алина, расскажите мне, пожалуйста, какой кофе предпочитает Ваш босс, и где я могу его приготовить для Александра Андреевича и для себя.
— А для Жени? — обиделась секретарша за своего проигнорированного кумира.
— А для Жени приготовите Вы сами, уверена, ему будет очень приятно.
Спустя несколько минут я вошла с подносом в кабинет Ланевского. Мужчины с удивлением и видимым удовольствием наблюдали за моими действиями. Когда я расставила чашечки, Женя возмущённо воскликнул:
— Я что-то не понял, а где мой кофе?
Утруждать себя ответом я не посчитала нужным и принялась смаковать ароматный напиток.
Без предварительного стука дверь в кабинет распахнулась, и вошли ноги секретарши, неся секретарскую грудь, губы и чашечку кофе. Ставя перед Женей дымящийся напиток, Алиночка эротично наклонилась и положила увесистую грудь ему на плечо, а зад выставила перед обалдевшими очами своего босса. Глядя на эту сцену, сдержать смех я не смогла, а Алина, выпрямившись, поджала губы и недовольно уставилась на меня.
— Алина, кажется, у вас реснички отклеились, — жёстко пошутила я, и девицу выдуло из кабинета.
— Надо взять себе на вооружение, — рассмеялся Ланевский-старший.
— Александр Андреевич, а не пора ли нам съездить на объект? — поинтересовалась я.
— Вы в пентхаус? Я сейчас свободен, могу поехать с вами, — небрежно бросил младшенький, будто делал нам одолжение. Вставить шпильку я не успела.
— Кто тебя освободил, Евгений? Ты немедленно поступаешь в распоряжение Соболева, у него работы по горло, — приказал резко посуровевший папа.
— Надеюсь, это была шутка, потому что я не планирую горбатиться на этого задрота, — возмутился сынок с видом непонятого гения.
— А зарплату ты получать планируешь? Если да, то не обсуждается, — отрезал Ланевский, и парень выскочил из кабинета, громко хлопнув дверью.
Фамилия Соболев резанула по нервам и теперь занозой застряла в сердце. Конечно, я не сомневалась, о ком идёт речь, и прекрасно знала, где его искать. С напускным безразличием я поинтересовалась:
— А кто этот Соболев?
— Это наш проектировщик — Артур Соболев. Малый не без способностей, но до Женьки ему далеко, если честно. Это я так, в воспитательных целях своего парня напряг, чтобы поменьше звездился. Ну, и у Соболева всё же опыт, а у Женьки пока одни амбиции, хотя и колоссальный потенциал.
— Диана, я что хотел сказать насчёт Женьки — я и правда не понял, какая муха его укусила. Он, конечно, борзоватый парень, но чтобы вот так — это в первый раз, даже не знаю, что и думать. Вы простите меня, пожалуйста, мне очень стыдно за эту выходку, — Ланевский выглядел искренне расстроенным.
— Александр Андреевич, Вы зря волнуетесь, я нисколько не обиделась. Правда, это было даже забавно. И, пожалуйста, обращайтесь ко мне «ты», так мне будет комфортнее.
— Правда? И мне, наверное, тоже. Спасибо, Диана, ты действительно необыкновенная девушка. Когда ты только успела всему научиться в столь юном возрасте? У тебя хватка, как у бультерьера, прости за сравнение.
— У меня учителя были хорошие, Александр Андреевич, и не такая уж я юная. Подозреваю, об этом Вам хорошо известно.
— Э-э… Соколов говорил ещё пару лет назад, что ты вроде бы чуть старше моего Женьки, но я бы ни за что не подумал, — Ланевский заметно смутился.
— А сколько вашему Женьке?
— Да пока двадцать три, но ненадолго.
— А мне на пять больше, так что времени для учёбы у меня было достаточно, к тому же в армии я не служила.
— Оно и к лучшему, — с улыбкой заметил Ланевский.
Как сказать… Я свой боевой дух закаляла в менее комфортных условиях, и в сравнении с ними ваша срочная служба — просто группа продлённого дня.
— Поехали уже смотреть мою «Крепость», Александр Андреевич.
*****
Артур Соболев. Артурчик. Я знала, что он работает здесь даже раньше, чем доверила компании свой большой проект. Надеюсь, этот ублюдок не касался своими грязными лапами моей великолепной «Крепости».
— Приехали. О чём задумалась, Диана? — Ланевский помог мне выбраться из автомобиля.
Я осмотрелась — хороший райончик, тихий. От центра, правда, далековато, но зато лес рядом. В течение полугода жилой комплекс достроят полностью, уберут строительный мусор, и будет просто сказочное место. А на самом верху двадцатишестиэтажной высотки красуется моя трёхуровневая крепость. Наше восхождение по лестнице стоило мне сбитого дыхания, а бедняге Ланевскому пришлось совсем туго. Мне стало стыдно, что не очень молодому мужчине пришлось совершать такой подвиг и стараться не ударить лицом в грязь. Но после семнадцатого этажа моему спутнику стало всё равно, что я о нём думаю, и он, задрав пальто, присел на грязную ступеньку. Я понимающе улыбнулась, глупо же извиняться.
Зря Ланевский так волновался — квартира мне понравилась. Конечно, я контролировала возведение моего жилища на протяжении всего периода строительства. Но одно дело получать видео и фотоотчёты и контролировать процесс через полмира, и совсем другое — окунуться в эту атмосферу. Потрогать своими руками эти стены, пройтись по лестнице и почувствовать, наконец, радость от того, что у меня теперь есть моё, по-настоящему, первое собственное жильё — моя крепость.
*****
Уже минуты две гипнотизирую дверь Дашкиной квартиры. Может, не сегодня надо было? А когда — ещё лет через пятнадцать? Решительно нажимаю кнопку звонка. Дверь открывается без предварительного «Кто там?», и передо мной предстаёт тётя Зина, Дашкина мама. Она, как всегда, с высокой причёской, ярко накрашенными губами, в парадном халате длиной в пол и запредельно глубоким декольте — удивительная женщина.
— Девушка, Вы к кому? — тётя Зина рассматривает меня с подозрительным и бесцеремонным любопытством. Неужели она до сих пор патологически ревнует своего мужа и воспринимает любую женщину, как потенциальную соперницу? Раньше именно так и было, и эта воинственная хранительница семейного очага никогда не позволяла себе расслабиться и круглосуточно была начеку и во всеоружии. Дашка говорила, что ей самой лишь пару раз удалось застать свою мать врасплох — без макияжа и причёски. Столько времени прошло, а тётя Зина по-прежнему на страже. Неужели дядя Витя до сих пор шалит?
Я тороплюсь развеять подозрения грозной женщины и, широко улыбнувшись, прерываю затянувшуюся паузу:
— Здравствуйте, тётя Зина, а Даша дома?
Она внимательно всматривается в моё лицо, охает и восклицает:
— Динка, ты, что ли?
— Я, тёть Зин, не сильно я опоздала с визитом?
— Господи, да иди хоть обниму тебя, пропащая. А тут ведь темно — я и не разглядела тебя. Ох, Динка-а-а.
Мы обнимаемся, тётя Зина причитает, потом начинает расспрашивать меня взахлёб обо всём и, наконец, опомнившись, извиняется за болтливость и провожает к Дашкиной комнате.
Вхожу, и две блондинки поворачивают головы в мою сторону. Девочка смотрит с любопытством, а её мама с широко распахнутыми глазами прижимает ладонь ко рту и шепчет:
— Динка, сучка, ты почему такая молодая и красивая? — а по её щекам уже бегут потоки слёз.
— Так ты от зависти рыдаешь, коза престарелая? — спрашиваю охрипшим голосом, сморгнув навернувшиеся солёные капли.
Дашка с диким воплем кидается ко мне и стискивает в объятиях, целует и, всхлипывая, приговаривает, какая же я всё-таки сучка — старая песня.
Подруга знакомит меня с Анечкой, своей уменьшенной копией, и я вручаю малышке подарок — красивую и моднющую сумку-ранец со спрятанной внутри куклой. Анечка пищит от восторга, а Дашка возмущается:
— Ну, ничего себе сумочка, да я бы и сама от такой не отказалась!
— Для тебя у меня тоже презент имеется, — утешаю я Дашку и достаю подарок для неё.
Дашка восторженно ощупывает черную кожаную сумку, проверяет вместимость и, когда обращает внимание на бренд, то округляет глаза и восклицает:
— Да ладно, Динка, это то, что я думаю? Это что, действительно Prada?
Я закатываю глаза.
— Нет, Дашунь, на центральном рынке прикупила по случаю и подумала, что тебе подойдёт.
— Ага, я так и подумала. — Дашка прижимает к груди подарок. — Динка, обалдеть, ты запомнила. Да я, когда мечтала о ней, то даже не представляла, сколько она стоит и как вообще может выглядеть. Просто выпендривалась по-детски, а ты запомнила. Кстати, я ещё о «Мерседесе» грезила, помнишь?
— Неа, — вру я, и мы обе хохочем.
Уже полночь, а мы сидим в тесной Дашкиной кухоньке и не можем наговориться. Мы перемыли кости Таньке Зайцевой, пожалели Витьку. Дашка рассказала о своей неудавшейся личной жизни — вышла замуж по залёту, но усердно пыталась убедить себя, что по любви. Недолго пыталась — постоянные загулы и тунеядство мужа очень скоро поставили жирную точку в их совместной жизни. Потом мы с Дашкой долго вспоминали своё детство и оплакивали нашу бедную Янку.
После моей эмиграции девчонки ещё продолжали дружить, но что-то надломилось в их отношениях. То ли я была связующим звеном между ними и заодно сдерживающим фактором, не позволяя их постоянным конфликтам разгореться в серьёзную ссору. А может, их отношения изжили себя сами. Но когда, три года назад погибла Янка, Дашка даже не сразу узнала об этом и теперь придумывала себе вину за то, что не уберегла подругу от сомнительных друзей.
Янка в то время развелась с мужем и воспитывала двухлетнего сына. Отчаянно скучая, она влилась в местную компанию бездельников и свой досуг проводила с ними. Стала часто выпивать и пропадать из дома по несколько дней. А закончилась её разгульная жизнь очень трагично — Янка утонула в реке, будучи пьяной в стельку. И даже её собутыльники вспомнили о ней лишь спустя полдня, и только тогда подняли тревогу. Так не стало нашей Янки, а её маленького сына забрал в свою семью Янкин старший брат.
— Ты ни в чём не виновата, Даш, — я погладила зарёванную подругу по плечу. — Просто нашей Янке не хватило силы воли и везения.
— Прости меня, Динка, — тихо говорит Дашка и снова порывисто обнимает меня.
Мы обе понимаем, о чём она просит. Моя импульсивная защитница до сих пор чувствует свою вину, но разве я имею права осуждать ту тринадцатилетнюю школьницу, которая пыталась ради меня добиться справедливости в несправедливом мире. Моя Дашка, как открытая книга — все эмоции наружу, всю свою душу мне вывернула, все тайны рассказала. Даже покаялась, что с мужиком женатым крутит, но как будто устыдилась и свернула тему.
А вот я так и не смогла рассказать о себе. Не то чтобы Дашка стала для меня чужой… Нет, мы встретились, и мне на миг показалось, будто нет этой многолетней пропасти, и Дашка всё та же — родная, любимая. Вот только я стала другой. И вся моя заграничная жизнь — не увлекательный шопинг, красные дорожки и приятели-знаменитости. Всё это лишь красивая оболочка, праздничная упаковка, под которой стонет и трепещет израненное сердце и скрипят стальной стружкой надорванные, но неубиваемые нервы. А как они опасно напряглись после невинного Дашкиного вопроса о детях… Нет, не готова я к таким откровениям.
— Это ты прости меня, подруга, — шепчу я, прижимаясь к Дашке, и в её объятиях меня окутывают ощущения грусти и блаженства.
Глава 18
2018
Женя
2018 год
Женя
Я в Париже живу как денди
Женщин имею до ста.
Мой член, как сюжет в легенде
Из уст переходит в уста.
В. Маяковский
М-мм, каждый день бы так просыпаться. Открываю глаза и наблюдаю, как над пахом равномерно покачивается блондинистая голова. Глажу её по затылку, поощряя и, захватив локоны в кулак, задаю нужный ритм — вот так, хорошая девочка.
Выйдя из душа, обнаруживаю блондинку всё ещё в своей постели. Она принимает соблазнительную позу, пытаясь вовлечь меня в свою игру. Какого хрена? Игнорируя неугомонную искусительницу, иду в кухню. Девчонка следует за мной, обиженно надув губки. Кажется, она из нашего универа, только не помню, как её зовут. Вчера в клубе в своём провокационном прикиде она выглядела гораздо соблазнительнее, чем сейчас в стиле ню. Куда, спрашивается, к утру деваются сиськи? Вчера они буквально выпрыгивали мне навстречу из глубокого выреза её платья, а сейчас они где — выпрыгнули вчера и остались в клубе? Все тёлки насквозь фальшивые и брехливые. Приклеят, нарастят, нарисуют, а потом проснёшься — ни глаз, ни волос, ни сисек. Вот где вчерашние глазищи у этой курицы? Неужели я настолько перепил вечером? Да вроде бы и не сильно увлекался. Бля, как же её зовут-то?
— Жень, ну ты чего такой бука с утра? — капризно тянет безымянная гостья.
— Потому что утром, котик, я предпочитаю быть один, но для тебя сделаю исключение — могу предложить кофе на дорожку.
— Ты меня что, выгоняешь? — от визгливого голоса аж в голове зазвенело.
Любопытно, блондинка — это диагноз?
— Котик, я и так проспал, а впереди у меня много дел, так что извини.
— Ну, ладно, а когда мы с тобой увидимся? — соблазнительница прижимается ко мне обнажённым телом, не теряя надежды изменить моё настроение, и у неё отлично получается — я уже хочу выбросить её из своей квартиры немедленно и забыть, как она выглядела. Но я, сделав глубокий вдох, выдаю самую банальную и спасительную фразу:
— Я позвоню тебе.
Далее обычно следует вопрос «когда?», и я уже готов к ответу, но вдруг раздаётся звонок в дверь. Растерянно смотрю на часы — странно. В это время, если я не заливаю соседей, то это могут быть только три человека. Предполагаю, что Геныч ещё спит, а с Викой мы в ссоре, значит, остаётся мама. С чего бы вдруг? Приказав блондинке одеться, направляюсь к двери.
Упс — нежданчик! Вика, свежая и благоухающая, вторгается в прихожую со словами:
— Женька, ты, конечно, сволочь и меня не достоин, но я, так уж и быть, тебя прощаю. Надеюсь, ты не забыл, что у нас сегодня вечером?
Вот, бля**, как не вовремя! И зачем меня было так быстро прощать, детка? Пообижалась бы ещё пару-тройку дней, ну, хотя бы, ещё пару часов. И что, кстати, у нас сегодня вечером?
— Жень, ты что, не поможешь мне снять пальто? — Вика смотрит на меня строго.
Да зачем снимать-то, всё равно будешь одеваться. Но я уже протягиваю руки, чтобы помочь Вике раздеться.
— Ты что молчишь, ты мне не рад, что ли? — моя девочка хмурит красивые брови и внимательно сканирует взглядом прихожую.
— Конечно, рад, Викуль, ты… — но закончить я не успеваю.
— Та-а-ак, а это ещё что? — Вика двумя пальцами поднимает красный сапог моей гостьи и трясёт им у меня перед носом.
— Сапоги, вроде как, сама, что ли, не видишь? — Я сама невозмутимость. Нет, ну а что теперь-то?
Вика отталкивает меня в сторону и несётся в спальню. Вот же попадос!
А в спальне — картина маслом! За столько времени эта белобрысая дура успела напялить на себя лишь нижнее бельё. Но зато сразу появились сиськи. Вон где собака зарыта — чудо-лифчик творит волшебство.
— Женечка, а что делает эта ощипанная курица в твоей спальне? И, пожалуйста, не говори мне, что это не то, что я думаю, — злобно шипит моя девочка, игнорируя возмущённый протест «ощипанной курицы».
Вика, похожая на фурию, мне совсем не нравится. Куда подевался мой ласковый и нежный котёнок, и зачем мне здесь эта разъярённая кошка?
— Малыш, не говори глупости, что ещё тут можно подумать — всё же ясно, — покаянно бормочу я и развожу руками. — И убери, пожалуйста, это выражение со своего красивого личика, оно тебе совсем не идёт.
— Ах ты, блудливый кобель! Да как ты мог променять меня на это убожество?
«Убожество» тут же оскалилось и подбоченилось. Она вообще, что ли, одеваться не собирается, так и будет голая ходить?
— Ты кого назвала убожеством, овца крашеная? — завизжала блондинка. А сама типа вся натуральная.