Ольга почувствовала, как Антон обнимает ее сзади за плечи и зарывается лицом в ее непослушные, снова растрепавшиеся волосы и ее сердце мгновенно откликнулось. Кровь неистово помчалась по венам, стало жарко, лицо разгорелось. Она боялась вздохнуть. Снова повернулась к нему.
— Я готова была, — сказала она, горько усмехнувшись. — Николя нашел твое письмо. Мы оба гостили в Петербурге. Он знал, что я отвечу, и он отменил помолвку. Он опечален мной. И свадьба теперь не состоится.
— Так это же хорошо! — обрадовался Антон. — Поедем к твоему отцу! Я готов снова и снова просить у него твоей руки! Теперь, когда все так разрешилось! Мы будем вместе!
— Ничего не разрешилось. Хоть Николя никому ничего не рассказал, отец чувствует, что ты тому виной. Он разозлился и сказал, что нашему с тобой «мы» никогда не бывать.
Ольга устало вздохнула, нашла глазами высокий пенек и присела на него, опустив слабые руки и повесив голову. Антон не верил, что это она. Как будто совсем другая девушка перед ним. И, главное, он не понимал, как тяжело далась ей эта ссора с Николя. Да и Полянская не думала раньше, как пусто ей будет без него. Одно дело, сердиться на друга за эту свадьбу, когда он рядом, другое — полностью его потерять.
Войковский не понимал, чего она теперь хочет. Он сел перед ней на колено, взял ее руку в свою и поцеловал запястье с внутренней стороны.
— Оля, ты еще любишь меня? Как мне сделать тебя счастливой?
Полянская, наконец-то, улыбнулась. Положила свободную ладонь ему на голову и посмотрела прямо в глаза. И не мечталось ей, чтобы он стал таким открытым.
— Хочу, чтоб письмо твое оказалось правдой. Я решилась стать твоей женой и с тех пор ничего не изменилось.
— Тогда пусть так и будет! — Антон уверенно поднялся на ноги и помог встать ей. — Когда меж нами все решено, разве можем мы поступить иначе?
— Не можем и не должны!
Он с трудом удержался, чтобы не поцеловать ее. Но она столько правил должна была нарушить, лишь бы остаться с ним, что поцелуи могли и подождать. Подумав, оба решили, что торопиться теперь ни к чему, он пообещался уехать завтра утром, чтобы подготовить дом в Петербурге для приема супруги и найти человека, который смог бы их тихо обвенчать. Дело это не терпело спешки и огласки. Еще поэтому Антон добавил, что видеться им пока нельзя и писать друг другу нежелательно. Ольга попыталась возразить, но он остановил ее и уверил, что и ему будет тяжело, однако он не хочет ничем ее скомпрометировать. Полянская напомнила, что тайная свадьба сама по себе и есть компромат. Войковский угрюмо опустил голову и назвал это вынужденной мерой. С трудом, но она с этим согласилась.
— Оля, ты только дождись меня? — внезапно и с каким-то диким страхом в голосе попросил Антон.
В этот момент они уже сидели на лошадях и собирались расходиться в разные стороны. Девушка удивилась.
— Разве ты не уверен во мне?
— Уверен, но что-то сердце кольнуло нехорошо… Хотя то, должно быть, от расставания… — Антон замялся, уверил себя, что так оно и есть и, через силу улыбнувшись, добавил: — Это точно от расставания!
Довольные друг другом и счастливые, они разошлись. Теперь их связывала общая мечта, в которую они могли верить и надеяться на то, что она вскоре сбудется.
Заленский сидел с товарищами в кабаке и обсуждал с ними местных дам. Кто-то говорил о том, что пора бы остепениться, кто-то о своих похождениях. Борис же вспоминал Ольгу и, кинувшего ему обиду, Войковского. Борису виделось, что дело его непременно нарушено, а значит, цели он своей так и не добился. Взгрустнулось. Не любил он, когда задуманное шло не так, как ему того хотелось.
— А что Войковский? — спросил кто-то. — Снова в увольнение подался?
— А я почем знаю, — поморщился Борис, словно ему наступили на больную мозоль.
— Так ты ж вроде в друзьях у него?
— То в друзьях, то не в них. Его не поймешь.
— А мне казалось, он хороший малый.
— Тот еще пройдоха.
— Быть не может.
— Я тебе говорю.
Заленский опрокинул в себя холодной водовки, закинул в рот селедочку и смачно хрустнул луковицей. Нужно было подумать. Раз Антон взял выходные, значит, что-то неладно. Потому, каким Борис видел его в последний раз — полным сожаления, вполне может статься, что он поехал в Псков.
— Не хорошо, — едва слышно высказался Борис.
Товарищи что-то обсуждали меж собой и не расслышали его. Заленский еще раз проделал ритуал с водкой и снова задумался. Всего-то и осталось, что уговорить Войковского оставить письмо как есть, и поехать самому в поместье Полянских, чтобы соблазнить Ольгу на побег. А там и до апогея шутки его рукой подать.
— Дело надо сделать! — на этот раз громко произнес Борис.
Друзья покосились на него. Спрашивать не стали, а он и не намерен был объясняться. Встал и вышел из кабака с твердым намерением временно перевестись в полк, что сейчас стоял в псковской губернии.
Глава 19
С тех пор, как Антон и Ольга сговорились пожениться, прошло около трех недель. За это время молодой человек успел вернуться в полк, встретиться с Борисом и даже повиниться перед ним. Он, окрыленный любовью и намечающимся счастьем, теперь мог сказать только спасибо другу, который натолкнул его на мысль о письме. Заленскому это было на руку. Он поверить не мог, что все становится куда как проще. Ему бы остановиться, подумать, за что и зачем? Но душу его омрачила ненависть и к деньгам Антона, которых у него никогда не было, и к его возвышенным чувствам, и даже к тому, что Ольга, завидная невеста, бросив жениха и наплевав на отца, хочет связать свою судьбу с ним. Зависть чернила душу Бориса и заставляла продолжать то, что он задумал, и передумывать он не собирался.
Антон, отбыв в части нужный срок, перевелся в Петербург, чтобы проще было заниматься делами. В это же время Бориса, по его просьбе, отправили в Псков. Там, затаившись на время, Заленский выжидал нужной минуты. Он знал, что Войковский не пишет «невесте» и знал, что женщины склонны сомневаться. Для его плана только то и нужно было, чтобы она разочаровалась или стала близка к этому.
Ольга, заметно повеселев после встречи с Антоном, спустя три недели, действительно, стала впадать в уныние. Сказывалось не только отсутствие новостей от Войковского, но и то, что Николя не сменил гнев на милость и так и не появился в поместье Полянских. Оля грустила и скучала. Не было больше прогулок с другом детства, не было смеха.
Отец общался с дочерью, по возможности, реже и все настаивал на том, чтобы она извинилась перед Албашевыми и вернула доброе расположение Николя. Оля и рада бы сделать это, но понимала, что помирившись с ним, только еще сильнее обидит, когда выйдет замуж за другого.
В один из дней, когда Ольга, не в силах ждать, вознамерилась-таки написать письмо Антону, к ним заявился неожиданный гость. Полянская сидела в беседке в саду и читала книгу. Услышав за воротами топот копыт, она встрепенулась и вышла из своего укрытия. Ожидала кого угодно, больше надеясь на Николя, но никак не думала, что это будет Заленский.
Борис предстал пред ней во всей красе. Английский сьют, рукавчики белые, на шее повязан шелковый платок. Весь такой изящный не по моде, уверенный в себе и в своей почтенности.
Полянская удивленно вскинула бровь, поздоровалась с гостем, предложила присесть на террасе. Заленский, улыбчивый, довольный произведенным на нее впечатлением, уселся, поправляя полы длинного пиджака.
— Знаю, такое давно молодежь не носит, — объяснился он, замечая Оленькино пристальное внимание к своей одежде, — только мода отцов, на мой взгляд, куда привлекательнее и романтичнее. Бедному поэту она напоминает о красоте прошлых времен.
— Я ничуть не против такой одежды, — ответила девушка, сама не веря своим словам. — Только не смешно ли это право? Вы как на карнавал собрались.
— Хотел перед вами предстать этаким английским господином, — рассмеялся Борис. — Надеялся хоть так снискать ваше расположение. К тому же нынче в Москве да Петербурге сплошные увальни и нигилисты. Вот где они у меня сидят! — молодой человек провел рукой чуть выше головы и снова благодушно рассмеялся.
— Нигилисты? — заметила Ольга незнакомое слово.
Точнее сказать она его уже не раз слышала от отца и его знакомых, но никак не могла понять, что оно означает, а спрашивать постеснялась. Слишком уж тихо обсуждались «нигилисты» в ее деревенском обществе. У Оли даже сложилось впечатление, что это нечто запретное, то о чем молодой девушке знать не положено. Теперь же, когда Заленский с такой легкостью его произнес, она подумала, что, возможно, не так все и плохо.
— Как же далеки вы от столичных дам. Те все и обо всем знают, — мягко, почти покровительственно произнес Борис и торопливо добавил: — От того вы и кажетесь мне еще милее.
— Спасибо.
Оля не понимала, в сущности, комплимент это или оскорбление, но решила на всякий случай поблагодарить. А сама, почувствовав себя глупой рядом с таким вот знатоком, опустила ресницы и слегка порозовела. Борис не заметил ее смущения и продолжал:
— Реформаторы эти несчастные, все за равные права да свободы разговаривают, — поведал молодой человек последние новости. — Как по мне, никаких прав нельзя этим крестьянам давать. В миг распоясаются и хозяев своих на кол посадят.
— Что вы такое говорите? — ужаснулась Ольга.
Борис понял, что не о том начал разговор, к делу его это вообще никак не относится и постарался легко переменить тему:
— Да уж, Ольга Андреевна, голубушка, даже нам поэтам уже не так хорошо живется на Руси. Нигилисты эти все за научное образование стоят. Говорят, что бумагомарательство ничем родине не поможет. Так, глядишь, всех нас повыведут и закончатся и стихи, и басни. Останутся только цифры и голые факты.
Оля молчала. Своего мнения на этот счет она не имела, но скорее уж была согласна с «нигилистами», нежели с Борисом. И вообще она запуталась, для чего он приехал, поговорить о разложении столичного общества или о чем другом. В глубине души мелькнула мысль — вдруг Антон послал его. Так чего ж он тогда медлит? Неужели не понимает, как она исстрадалась по его другу? И ей бы к делу перейти, а не разглагольствовать, но Борис продолжал о своем, настойчиво выводя Ольгу из себя.
— Эх, и чему же наслаждаться будет людям? Чем душу отвести, коли исчезнет поэзия и живопись? — покачал головой Борис, мечтательно посмотрел на голубое небо, а потом уверенно заявил: — Нет! Не хорошо это! Так что я буду до последнего стоять за старые устои! И пусть костюм мой тому подтверждением будет. Всяк и каждому скажу эту свою мысль, если вдруг спросит.
У раздосадованной Ольги назревала только одна фраза: «да вы и поэт — то никудышний, Борис Аркадьевич!» Вот уж чем она никогда не стала бы тешить сердце, так это его стихами. Однако, чтобы не обидеть его девушка кивала, соглашалась и продолжала слушать. Но, как только он остановился перевести дух, задала мучающий ее вопрос.
— А что друг ваш? Антон Семенович? Давно ли вы виделись?
Борис знал, что она о нем спросит, ждал этого и давно придумал ответ.
— Виделись, и довольно часто до того, как меня сюда отправили. Чувствовал себя, как обычно. Всем доволен. Не болен. Служит, выпивает, гуляет — все как обычно. А к чему вопрос?
— Гуляет? — растерялась Ольга. — Вы уверены? И что никаких забот у него?
— А должны быть?
Полянская закусила губу. Сообщить обо всем, что у нее на уме, она не могла, хоть и опечалена была внешним поведением Антона. Осталась одна только надежда, что он скрытничает и не показывает на людях свою озабоченность. Однако Борису, другу… и не рассказал? Все это казалось ей туманным и неестественным. Однако раскрыть своих мыслей было ни в коем случае нельзя, и поэтому она ответила просто:
— Я была о нем другого мнения…
— О! Да вы много о нем не знаете! Он тот еще женоненавистник! Всегда так презрительно отзывался о вашем благородном поле, что люди диву давались. Не признавал ни женскую верность, ни девичью красоту, убеждая всех, что и то и другое из разряда несуществующего. Как — то даже на званом ужине признался во всеуслышание, что никогда и никого не сможет полюбить. Мол, это претит его внутренним правилам и убеждениям.
Борис не случайно выболтал бывшие принципы Антона. В этом была часть его плана. Но и до конца разочаровывать ее в друге он не хотел. Он понимал, что к нему самому она совершенно равнодушна, и ее влюбленность в Войковского, еще пригодится. Поэтому, увидев, что глаза ее заблестели, вот-вот готовые проронить слезу, Заленский нашел нужным добавить:
— Но все это, конечно, до встречи с вами. Вы сильно поменяли направление его мыслей.
— Вы думаете? — не смогла скрыть надежду в голосе Оля.
— Да, но не могу утверждать, что он полностью переменился, — ответил Борис.
Он решил, что для первой встречи достаточно информации и довольно резко засобирался уходить.
— Что ж, время с вами летит незаметно, Ольга Андреевна, но мне пора. Долг зовет. Я только и зашел вам сообщить, что нынче командирую здесь и буду, если вы не против, забегать к вам иногда.
— Что вы, Борис Аркадьевич, я буду даже рада. Вы же видите, у нас здесь скука. С Николя мы окончательно рассорились, и мне даже поговорить не с кем, кроме прислуги, да отца. Так что буду ждать вас.
Ольга и правда решила для себя, что если выбирать между полным одиночеством или общением с поклонником, которым она считала Бориса, то лучше уж с ним. И надежда, на то, что Антон, в ком теперь она не была уверена до конца, может все-таки связаться с ней через своего друга. Она и понятия не имела, что Войковский давно в Петербурге и ведать не ведает, что Заленский сменил полк. Оля того только и хотела — получить от жениха подтверждение, что все еще в силе и она ждет не напрасно.
Борис, заручившись ее доверием, довольный, покинул поместье, оставляя сомневающуюся Ольгу накручивать себя и дальше. «Главное теперь найти ту самую середину, что бы она мне полностью доверяла, а он еще не вернулся» — подумал про себя Заленский. Уж кто-кто, а он знал — Антон точно вернется. «Лишь бы сам ей не написал» — вдруг испугался Борис, а потом решил, что и с этим как — нибудь справится.
Как только Заленский вышел за ворота усадьбы, показалась на дороге повозка князя Андрея Александровича. Ольга решила его дождаться на террасе. В голове кружилось столько нехороших мыслей, что разговор с кем-нибудь, пусть даже с обиженным на нее отцом, казался лучшим выходом.
Полянский вернулся не в духе, и Оля это сразу заметила. Глаза серьезные, на лбу складка тяжелой думы, уголки губ опущены. Увидел дочь и сходу начал объясняться.
— Дождалась, Ольга! Дождалась, родимая! Теперь уж точно не видать тебе Николя!
— В чем дело-то, папенька. Не хочешь мне рассказать, в чем на этот раз ты меня обвиняешь?
— Да все в том же!
Андрей Александрович махнул рукой на незадачливою дочь, вылез из коляски и, тяжело дыша, пошел к лавке. Дошел, плюхнулся на нее так, что она скрипнула, и повесил голову.
— Что такое? Что случилось?
Ольга подошла к отцу, села с ним рядом и взяла его мягкие полные руки в свои.
— Доигралась ты милая, — тяжело вздохнул князь и не знал, как и сказать дочери, то, что, по его мнению, ее расстроит.
— Да скажешь ли ты? Или так и станешь терзать меня догадками? — не сдержалась Оля.
— Узнал я от общих знакомых, что приезжает на днях к Албашевым из Петербурга гостья. Графиня. Богата. И полгода как вдова.
— Так и что с того?
— Муж ее, упокой его душу, приходился другом Албашеву-старшему. Был уже в возрасте, когда женился на молодой и красивой барышне. А теперь она снова как дама на выданье. Да еще какая! При ее то капиталах! Один из лучших домов в Петербурге, вечно званые вечера, да гости. Многих знает. Многое может. Не невеста, а кладезь! Куда нам с тобой, при наших-то деревенских заслугах, против нее.
Ольгу словно заморозили. Она сидела ни жива ни мертва. Одно дело знать, что Николя на нее сердится, другое, что соберется жениться.
— Зря ты волнуешься! Ну, пригласили графиню, ну и что с того? — попыталась оправдать Албашевых Оля, потому как мысль о том, что друг ее так быстро забыл о ней, никак не укладывалась в ее голове. — У графини этой муж умер недавно. Ей там тошно, в этом Петербурге. Кругом только каменные стены, да пыль от повозок и копыт. Албашевы пожалели ее. Пригласили на наше приволье. И всего то.