Эпикриз с переводом
Вместо пролога…
Между мирами тонкой нитью грани
Прозрачна неизвестности печать,
Где шелком и туманом накрывает
Границы тайны суждено ей разгадать.
Она хозяйка бесконечности и веры,
В глазах огонь и мягок каждый шаг,
Пока горят вдали огни Вселенной.
Она лечить стремиться, бросив белый флаг.
Где вместо слов тире и многоточья,
Надежен волшебства немой оплот,
Среди безумства, магии и прочего
Любовь на цыпочках, конечно же, придет.
И сердце будет ликовать и верить в чудо,
Забрав с собой тревоги прошлых лет,
Но выбор сделать все же пресловутый
Необходимо, дать судьбе ответ.
И все решится ближе к эпилогу,
Вздохнет поглубже и унесется ввысь.
Она приблизится к заветному порогу,
Поймет, что с переводом эпикриз.
Глава 1
Н-да, вот это лицо… Или слово "морда" подходит все же лучше?
Нет, все-таки лицо: глаза, нос, губы, лоб, подбородок, щеки — все как у обычного человека. Правда, есть нюанс — лицо изрядно подпорчено: под левым глазом синяк, на правой скуле тоже.
Аккуратно, придерживая рукой за подборок, я поводила чужим лицом по сторонам, просматривая на наличие ссадин. Но их не было. Значит, отмазка "упал" тут не прокатит. И, скорее всего, сей самец получил от кого-то по… лицу. Причём не один раз и, судя по насыщенному цвету синяков, которые еще не успели "зацвести", совсем недавно. Если, конечно, носитель этого побитого лица не страдает от слабого метаболизма гемоглобина.
Я чуть отстранилась и пригляделась к парню. Да не, парень молодой, и здоровьем так и пышет.
— Тут ничего страшного, — ласково сказала я, убирая руку. — Могу мазью помазать, от синяков, чтоб быстрей прошли.
— Не надо… — смущенно ответил пант, неуверенно делая шаг в сторону выхода. А я усмехнулась, подумав: неужели у них тоже считается, что синяки и шрамы украшают настоящего мужчину? Хотя в наших мирах это понятие вполне может разниться. Чего уж говорить, даже в человеческом мире это словосочетание каждый понимает по-своему.
Пант хоть и приблизился к двери, но уходить пока не собирался. Он замер на месте и продолжал забавно смущаться. Его явно беспокоило что-то еще, помимо синяков, но говорить об этом он почему-то не решался. И тогда я решила прийти юноше на помощь:
— Что-то ещё?
— Да… — опять смущенный голос. — На спине…
— Показывай, — почти приказным тоном сказала я, кивая на кушетку. Пант послушно снял с себя рубашку и сел на кушетку ко мне спиной. А на спине… Черте что! Неумело и непрофессионально наложенная… да даже не повязка, а просто тряпка, пропитанная не только кровью, но и грязью.
Я достала резиновые перчатки из кармана, натянула их на руки и принялась быстро разматывать несчастного. Пант дергался от боли, а я хмурилась и ускорялась, пока наконец не размотала ткань. Швырнула ее в мусорное ведро, стоящее рядом, и посмотрела на то, что она прикрывала. Так и знала — на мощной, широкой мужской спине узнаваемые следы от больших когтистых лап. Довольно глубокие, но не такие уж и страшные… Главное, чтоб кости целы были.
Отступив от кушетки на пару шагов, я коснулась мизинцем правого виска и слегка потянула кожу внешнего уголка глаза, одновременно прищуриваясь. Так иногда делают люди с близорукостью, чтобы разглядеть что-то, находящееся от них далеко. Лично я делала так, чтоб внимательней рассмотреть то, что находится глубже. В теле. Под кожей и слоем мышц… Так, посмотрим… Ага, отлично — у этого экземпляра не сломано ни единой косточки, все ребра целы. Что ж, сей факт значительно упрощает задачу.
Опять подойдя ближе к растерзанной спине панта, я придвинула к себе стол-этажерку на колесиках с разложенными на нем инструментами и расставленными емкостями. Не спеша взяла в руки один из стоящих не верхней полке столика пузырьков и присела на маленький стульчик.
— Тебя как зовут? — спросила я громко.
— Ешан, — ответил пант.
— Это кто же тебя так исцарапал, а, Ешан? — поинтересовалась я.
— Панта моя разошлась… — ответили мне без тени смущения.
— Ага, — усмехнулась я и, открыв пузырек, вылила перекись водорода на глубокие царапины. Перекись сразу зашипела и запенилась. — Что-то в последнее время у вас прямо пик сексуальной активности, — я промокнула раны марлевой салфеткой, пант передернулся от болезненных касаний и напрягся в ожидании моих дальнейших действий. Ах, если бы он знал, что его ожидает дальше…
Я повторила процедуру с перекисью и вновь просушила раны. Потом, намотав на щипцы большой кусок ватки, опустила ее в раствор зелени бриллиантовой и быстрыми движениями стала прижигать царапины. Ешан дергался, забавно ругался (видно по-своему матерился), но послушно сидел на месте.
Закончив обрабатывать раны, я швырнула щипцы в лоток с антисептиком, а перчатки в ведро и потянулась за бинтом, но ещё раз взглянув на спину панта, передумала. Царапины подсыхали и заживали прямо на глазах. Что ж, быстрая регенерация у этих существ, стоит только начать лечить.
Но профилактика все равно никогда не навредит. Поднявшись, я подошла к стеллажу, расположенному вдоль стены. Достала с полки нераспакованный шприц, во встроенном ниже минихолодильнике нашла нужную ампулу и, вскрыв и то, и другое, наполнила прозрачной жидкостью шприц. Увидев в моих руках данный предмет, пант нахмурился.
Полагаю, шприц он видит впервые.
— Ну что, Ешан, почти закончили, — сказала я ему, делая шаг в его сторону. — Вставай и приспускай штанишки…
— Что??? — удивился он, округляя свои зелёные глазища.
— Оголи попку, укол тебе поставлю.
— Какой такой укол? — продолжал он удивляться.
— От столбняка, — мой ответ его не убедил, так как это слово ничего ему не говорило. И тогда я пояснила: — Кошачьи царапины, они, знаешь ли, с последствиями могут быть: абсцесс, мучительные боли в мышцах, судороги, удушье и даже летальный исход, — поведала я ему, наблюдая, как удивление перерастает в испуг. — А так введу тебе внутримышечно лекарство, и последствий подобных мы точно избежим.
— Внутри…мышечно? — не понял он.
— Ага, мой хороший, в одну из твоих ягодиц, — от всей души ехидно улыбнулась я, однако пант моей улыбки не видел. — Хочешь — в левую, хочешь — в правую.
Ешан с сомнением в глазах посмотрел на меня, потом несколько секунд любовался пятисантиметровой иглой, но поднялся и, кряхтя и пыхтя, спустил штаны, оголяя верхнюю часть своих ягодиц. Ба! Ну надо же! Не попа, а сплошная накачанная мышца. Так и хочется потрогать. Но будем довольствоваться малым.
— Наклонись чуть-чуть и не дергайся, пока не закончу, — сказала я, пант кивнул и молча исполнил все.
Поставив укол, я прижала след укольчика ваткой и, все-таки не удержавшись, потормошила ягодицу… Конечно, для того чтобы препарат быстрей всосался.
— Все. Одевайся, — сказала я и, выбросив использованный шприц, подошла к раковине вымыть руки.
— Шанкар, — поблагодарил он, краснея и натягивая штаны. Я наблюдала за быстрыми действиями панта через зеркало над раковиной и умилялась стеснительной грациозностью своего пациента… Н-да, странное сочетание.
Надев штаны, Ешан покосился на меня и тихо спросил:
— Сколько я тебе… должен?
Я глубоко вздохнула, вовремя припоминая, что здесь понятие долга уж очень гипертрофированно — для панта нет ничего хуже, чем быть чем-то кому-то должным. Меня об этом сразу предупредили, а я, не приняв всерьёз эти слова, отмахнулась от своего самого первого пациента словами: "Мне ничего не надо" и чуть не стала свидетелем того, как панты в порыве злости перекидываются в огромных кошек.
С тех пор на их вопрос "сколько?", я отвечаю стандартно, как и сейчас:
— Столько, сколько посчитаешь нужным.
Ешан залез в карман и, достав несколько золотых монет, положил их на передвижной стол-этажерку, рядом с лотком.
— Столько хватит?
— Да, — не глядя, ответила я.
Ведь мне совершенно не важно, сколько он мне заплатит. Местные деньги меня не интересовали и были, по сути, не нужны. Их я складировала в большую копилку-кошку.
— Если место укола будет болеть, приложи к нему грелку… — вытирая руки, посоветовала я.
— Грелку? — нахмурился пант.
Ах, ну да, ещё одно для него чужеродное слово, прозвучавшее из моих уст.
Я повернулась и уточнила:
— Что-нибудь тёплое. Например, налей в пластиковую бутылку горячей воды — и будет тебе грелка.
Пластиковые бутылки у них точно есть. Видела на днях.
— Ясно, — кивнул он. — Шанкар ещё раз.
— Не за что. Обращайтесь, — кивнула я в ответ, а потом, вспомнив, решила предупредить на всякий случай: — И да, желательно дня три воздержаться от любых хмельных напитков.
— Ракшас! — возмущаясь, громко выругался Ешан. — Как так?! Послезавтра ж виджай!
— Что послезавтра? — вот тут не поняла я.
— Праздник у нас, гуляние, — пояснили мне явно с сожалением.
— Ааа, — протяжно ответила я. Все никак не привыкну к их чудным словам и названиям. Хотя некоторые уже запомнила. Например, тот же "ракшас" — это что-то типо нашего "чёрт!". Вот теперь запомню, что значит "виджай". — И что? Праздники у вас часто, а здоровье у тебя одно.
Пант насупился, схватил свою рубашку и шагнул к двери.
— Надо было заранее предупреждать, ведьма! — процедил он сквозь зубы.
— И что бы изменилось, ты бы отказался? — поинтересовалась, пант нахмурился, покачал головой, а я, вспомнив его последнее слово-обращение, возмущенно спросила: — И почему это сразу ведьма?
Пант задержался, обернулся:
— Ты живёшь в ведьмином доме и целительством занимаешься, стало быть, ведьма.
— Я медик, — глубоко вздохнув, ответила я.
— Не разбираюсь я в ваших ведьминских иерархиях… — "Тьфу ты!" — плюнула я в сердцах и покачала головой. — А ещё голову с лицом под этими странными решми прячешь… — продолжил он. — Никто тебя, настоящую, ни разу не видел… Скрываешь жуткие следы от запретной магии? — я машинально поправила хирургическую маску на лице, а пант вдруг шагнул в мою сторону и, заглянув в глаза, добавил: — И глаза у тебя красивые, необычные… и руки нежные такие… — он попытался взять меня за руку и уже коснулся моей кисти своими горячими пальцами, но я, почувствовав нарастающее волнение, резко отстранилась и шагнула к столу.
Как же, ракшас их побери, хороши и притягательны самцы этой расы: высокие, широкоплечие, кубики и шарики накачанных мышц, ни грамма жира, движения у всех плавные и волнующие, а прикосновения ласковые… А я же женщина. Нормальная женщина самого что ни на есть репродуктивного возраста. А близости с противоположным полом у меня не было так давно, что и вспоминать не хочется. Как же мне не хватает выброса окситоцина и эндорфина…
— Ладно, Ешан, иди домой, уже поздно, — ещё раз вздохнув, ответила я. — Небось, панта твоя волнуется уже.
— Конечно, волнуется… — фыркнул он. — Она в последнее время постоянно волнуется. На сносях она у меня, вот скоро должна разродиться. Я… — он бросил на меня сомневающийся взгляд, но все же спросил: — Я к тебе ее приведу, хорошо?
— Приводи, — кивнула я, — Разродим, поможем.
Акушерство — одна из моих основных специальностей… — а потом хмыкнула, призадумалась и, не удержавшись, с усмешкой подметила: — Панта твоя на сносях, о ней заботиться надо, а ты ее нервируешь, участвуя в… кошачьих боях.
От услышанного Ешан резко побледнел, поиграл желваками, а потом посмотрел на меня суженными по-кошачьи зрачками и оскалился, демонстрируя тут же выросшие длинные клыки:
— Откуда знаешь?
— От верблюда, — отмахнулась я. Глаза моего пациента поползли вверх, но отнюдь не от обиды, а от непонимания, ведь кто есть такой верблюд, он, скорее всего, не знал. — Каждые выходные ко мне приходите: все израненные и истерзанные… А в прошлую субботу так еле живого, молоденького, панта ко мне под мохнатые рученьки приволокли… Без сознания был, бедолага, а на теле ни одного живого места. Потом в себя пришёл и бредить стал: про Пардусово поле, заброшенный дом на отшибе и пояс чемпиона… Поди, вас один и тот же чемпион уделывает? — с усмешкой спросила я. — Уж больно аналогичные у всех следы от когтей…
— Не смей никому говорить, ведьма-медик, — сурово произнес он. Я закатила глаза:
— Оно мне надо?
— Пообещай, — попросил он уже спокойней.
— Обещаю — никому, — и, приложив руку к груди, ехидно добавила: — Честное медицинское.
Как ни странно, но моему такому обещанию кошак поверил. Наверно решил, что эти слова что-то да значат. Что ж, я и Гиппократом поклясться могу, если надо. Пусть думает, что это наше "ведьминское" божество.
Проводив панта до ворот и убедившись, что он направился в сторону своей деревни, а других желающих попасть ко мне на "приём" больше не наблюдается, я заперла калитку и с чувством выполненного долга вернулась в дом.
Все, рабочий день закончился.
Глава 2
В доме тут же прошла в комнату, в которой принимала панта, да и прочих других кошачьих пациентов, и не спеша прибралась: закрыла пузырьки, продезинфицировала инструменты, сняла одноразовую простынь с кушетки.
В конце протерла пол с хлоркой и достала почти полный пакет из мусорного ведра. Потом погасила в помещении свет и закрыла дверь. Бросив мусор в большой специальный контейнер в прихожей, я направилась в смежную комнату. Она у меня была самой любимой и многофункциональной: и спальней, и гостиной, и столовой с кухней.
Включив свет, я подошла к окну, чтобы поплотней задвинуть шторы. Затем оглядела комнату и, увидев большое зеркало, медленно к нему подошла…
А вот и я. Ну здравствуй, ведьма-медик…
Н-да, так алогично меня ещё не называли. И ведь не переубедишь этих кошек! Бессмысленно им рассказывать что я самый обыкновенный медицинский работник, а все моё целительство — это знания и умения, полученные за время обучения в институте, практика работы на скорой помощи, а также самые обычные лекарства и медикаменты. Хотя… Лукавлю, одним необычным умением на время я все-таки была "одарена" — этаким рентгеновским зрением, которое я могла включать в любой нужный момент, дабы без специального аппарата распознать, сломаны ли кости у моих кошачьих пациентов. Очень, кстати, полезное умение, для людей моей профессии. Мне будет грустно с ним расставаться… Но это ещё не скоро.
Так что, вернёмся к настоящему, к зеркалу.
Блуждая по своему отражению с ног до головы, я дернула рукой, снимая с себя хирургическую маску… Глаза тут же забегали по отражению лица, внимательно изучая изменения: нос и подбородок уже полностью приняли свою форму, очертания губ выделялись чётче… В принципе, вполне нормальное лицо, очень похожее на моё. На моё, родное и прежнее. Лишь шрамы на подбородке, щеках и шее напоминали о том, что совсем недавно я без слез и истерики не могла смотреть на себя в зеркало.
Но шрамов сегодня значительно меньше, да и те, что имелись, были уже светло-розовые и не такие уж и безобразные. Терпимо. Я коснулась руками щёк, так до конца и не веря своим глазам. Нет, ни глаза, ни зеркало не врут.
Это я. Это моё лицо.
С каждым днём оно становится лучше.
Я спиной отошла от зеркала и, стянув с головы медицинскую шапочку, распустила волосы. Светлыми локонами они заструились на плечах, я заулыбалась и, взбив волосы руками, попыталась прикрыть ими щеки. Что ж, шрамы в глаза не бросаются. А в темноте их вообще не разглядишь.
Удовлетворенно кивнув себе в отражении, я посмотрела на часы. Поздно, а я еще не ужинала. Мозг подумал о еде, и желудок тут же капризно заурчал. Надо бы чем-то его наполнить… А ещё можно выпить бутылочку вина. Красненького. Полусладенького. Я заслужила немного расслабиться.