— Нет… Все так, — он отвел от меня взгляд. Просто сделал вид, что мои шрамы его совсем не интересуют… Хм, джентльмен этот ешкин кот. А ведь немой вопрос застыл в его глазах, я видела, я научилась видеть…
Что ж, теперь, судя по всему, красивой меня он больше не считает.
Ну и пусть. Что мне с того, какой меня считает большой и чёрный кот?
— Что это такое? — спросил вдруг он, указывая хвостом на стену над кроватью, на которой рядом с картой и календарем Пантерии висел еще один календарь. — А, календарь, — сам догадался черный самец. — Но только какой-то странный.
— Почему? Не странный. Просто это календарь моего мира, — ответила я.
Пант посмотрел на меня, потом опять на календарь.
— И как вы по нему ориентируетесь? — возмутился он. — В каждом месяце разное количество дней, а месяцев — двенадцать! Ваш год, как наши два! Каришма!
— Нормально ориентируемся. Мне привычно. Слушай, — я шагнула к панту и аккуратно спросила: — Можно тебя… погладить?
Кишан нахмурил брови, а потом молча кивнул. Я наклонилась и провела рукой по голове большой черной кошки. Приятные ощущения, шерсть гладкая, шелковистая на ощупь. Я провела ещё раз и обратно. Пант вдруг резко отстранился.
— Никогда не гладь панта против шерсти, — слегка оскалившись, сказал Кишан.
— Почему?
— Во-первых, это неприятно. А во-вторых, от самки самцу это знак пренебрежения, а от самца как сигнал вызова… на драку.
— Извини, — брякнула я. — Буду знать.
— Ничего. Тебе прощаю, — ответил Кишан и фыркнул. Потом ещё раз обвел комнату взглядом и уставился на мою большую кровать. Очень большую. Мне всегда нравился предмет этот мебели больших и даже гигантских размеров, чтоб моё тело могло полностью разместиться что вдоль, что поперёк. И подобные размеры моего ложа, судя по всему, произвели-таки на кошака неизгладимое впечатление.
— Ты на чем спать предпочитаешь? — кашлянув, поинтересовалась я.
— На кровати, — удивленно ответил пант. А я, опять кашлянув, с усмешкой произнесла:
— Знаешь, ты уж извини, но кровать у меня одна, и на нее я тебя не положу.
— Почему?
— Во-первых, ты же сам что-то там говорил про самку и самца, одних в доме. А уж тем более на одной кровати.
Чёрная морда пренебрежительно фыркнула.
— А во-вторых… — я резко остановила свою речь, так как вдруг побоялась оскорбить своими словами Кишана. Ведь сказать я хотела — мало того, что сейчас его тело полностью покрыто шерстью, так еще неизвестно, где оно могло побывать, а возможно, даже и поваляться. А гигиена для меня — мать медицинских наук. — Я никого не пускаю в свою постель. Это… святыня… — быстро нашлась я. — Так что пойми и прости, но спать ты будешь на полу.
— У тебя же ещё одна комната есть, — кивая на стену, напомнил мне внимательный кошак.
— Есть, но вряд ли ты там захочешь спать.
— Почему? Там не на чем?
— Ну… В принципе, там есть кушетка… — я оглядела кошака, прикидывая, может ли это большое и мохнатое тело поместиться на кушетке.
— Что такое кушетка?
Я громко вздохнула, понимая, что нет, не поместится, но шагнула к двери:
— Ну пойдём, покажу.
Мы вышли из комнаты и подошли к соседней двери. Потянув за ручку, я открыла комнату и первым пропустила панта, затем зашла за ним следом. Включила и здесь освещение.
Пант поводил в воздухе усами и не спеша прошелся по комнате.
— Странное помещение. Прохладное… Мебель чудная… — пристально осматриваясь, сказал Кишан.
— Это кабинет, в котором я принимаю вашего брата и где проходит лечение, — объяснила я, подошла кушетке и указала на неё Кишану. — А вот это называется кушетка.
Кишан подошёл к ней ближе. Даже поставил лапы и попытался запрыгнуть, но не стал.
— Жёстко, — заметил он. — И мало места.
— Я ж говорила.
Пант нахмурился:
— А ещё тут очень неприятно пахнет.
Я принюхалась. Честно говоря, я ничего неприятного не ощущала. Ну да, пахнет хлоркой. Ее запах прочно въелся, а я к нему, наверное, просто привыкла. Я вообще считаю этот запах — запахом чистоты. А у Кишана просто нюх чуткий, обостренный.
— Это запах хлорки, — пожимая плечами, сказала я. — Дезинфекция.
— Дези… Что?
— Ну, скажем так, очищение.
— Зачем?
— Как зачем? Чтобы уничтожить возбудителей инфекционных заболеваний, — судя по прищуренному жёлтому глазу, это панту ничего не объяснило, но другие слова подобрать я уже не могла. — У меня тут пациенты разные бывают. Болеют разным, опять же — кровь. Вот сегодня жуткие царапины обрабатывала у одного панта на спине. После него обработала помещение. Впрочем, как и после каждого пациента.
Кишан громко фыркнул:
— Как все сложно.
— Это обычный, стандартный процесс в моём мире, — ответила я и задумалась. Кишан хоть и не пациент, но побывал здесь, мог и шерсти натрясти. Видимо, завтра с утра придется ещё раз обработать.
Здесь черный кошак зевнул, широко раскрыв свою пасть.
— Ладно, Алла, спать пора, — заявил он и, развернувшись, направился обратно, в соседнюю комнату.
Я, погасив свет и закрыв дверь своего кабинета, последовала за чёрным кошаком.
— Значит, на полу? — уточнила я, заходя в комнату. Пант уселся на ковер и посмотрел на меня с прищуром. — Я поделюсь одеялами. У меня их много. Люблю спать с комфортом.
— Я заметил, — усмехнулся пант.
Покидав на пол несколько одеял и подушек, которые достала из шкафа, я вдруг задумалась и решила, что надо бы еще в душ сходить. Но стоит ли оставлять Кишана одного?
А что он, собственно, может здесь сделать? Украсть что-то? Ему идти некуда. Испортить что-то? Не проблема. Заменим. Так ничего не придумав и не надумав, я сказала:
— Ты устраивайся, а я всё-таки схожу в ванную.
— Ману такие чистюли, — заявил пант.
Я проигнорировала его замечание, прихватила полотенце и шагнула к выходу. Замерев на секунду у двери, я покосилась на черную кошку. Кишан в этот момент обустраивал себе что-то, похожее на цветное гнездо из выделенных мною одеял. Вот не знаю, "гнездятся" ли в человеческом мире обычные кошки, но вот такое поведение я наблюдала у собак. Несмотря на грозный вид, стаффорд моего брата перед сном делал нечто подобное.
Когда я вышла из душа, одетая в пижаму с длинными штанами, мой гость, посапывая, сладко спал. Устал, видимо, черныш. Даже не дождался моего возвращения.
Я полюбовалась немного большой черной кошкой, забавно шевелившей во сне усами, а потом тоже последовала его примеру — забралась на кровать и накрылась с головой тонким одеялом.
И почти сразу уснула.
Глава 5
Утро пришло солнечное. Даже сквозь плотные шторы на окнах пробивался яркий и тёплый свет. Он здесь всегда жаркий — от первого луча до последнего.
Я с удовольствием и с улыбкой потянулась на кровати. И тут же вспомнила, что ночевала сегодня не одна. Натянула одеяло до подбородка и посмотрела в сторону, где должен был лежать Кишан. Панта не было… Я с неожиданной грустью вздохнула, встала с кровати и подошла к стопке идеально сложенных одеял на полу. Надо же, даже шерстинки после себя не оставил. Оглядевшись, я опять печально вздохнула. Мог бы хоть записочку, что ли, чиркнуть. Хотя, наверное, неудобно писать лапами… Стоп, какими лапами, он же с восходом солнца небось человеческий облик принял? Точно. Так одеяла лапами не сложишь… Значит, принял обычный свой облик и… слинял. Не на четырёх, а на двух конечностях… Как будто его и не было.
Печалиться дальше я не стала, так как пора было начинать рабочий день. А перед ним позавтракать и напиться крепким кофе.
Откушав яичницу и выпив кофе, я плюхнулась на кровать в ожидании, пока обещанная от крепкого напитка бодрость подействует. Я всегда долго по утрам настраиваюсь на трудоспособность. Мне нужно время, чтоб проснулось не только тело, но и мозг. Однако и он, подлец, умеет когда надо быстро включиться. Но для этого нужен веский довод или экстренная ситуация. А уже взошедшее солнце и его яркие лучи ни тем, ни другим никогда не являлись.
Я прикрыла глаза и чуть было не уснула… Резко открыть глаза меня заставил непривычный звук. Телефон… Звонит мой телефон. Это было неожиданно, за все то время, что я здесь, это безкнопочное чудо из моего мира ни разу не звонило. Обычно я сама звоню, ну или получаю смски. Я тут же поднялась с кровати и принялась нервно искать аппарат на столе. Что было проблематично — на нем был жуткий беспорядок. Ракшас! Ну когда же я приучу себя к порядку?
Наконец, обнаружив телефон, я с замиранием сердца уставилась на экран. Звонила мама. Меня словно ледяной водой окатило, и я незамедлительно сняла трубку:
— Алло, — ответила я.
— Аллочка? — услышала я беспокойный голос мамы.
— Да… — ещё больше испугалась я. — Ты чего звонишь? Что-то случилось?
— Нет, Аллочка, ничего, просто… Ты должна была вчера позвонить…
Я прикусила губу, ведь точно, должна была, а с этим Кишаном я совершенно об этом забыла. Традиционно я звонила маме каждые два дня, отчитываясь о своём самочувствие и о своих чудесных изменениях. И за все то время, что я здесь, мама звонит мне впервые. Поэтому мне это было до испуга непривычно.
— Извини, вырубилась что-то рано, устала. Как у вас дела?
— У нас хорошо, вот Алеша внуков мне привёз, Маша привет тебе передаёт и говорит большое спасибо за куклу.
— Вы получили мою посылку? — даже как-то по-детски обрадовалась я.
— Да, вчера днём Аэлита заходила, передала…
Молодец какая, сделала все, как и обещала. Ох, а как должно быть не просто ей было найти все эти немецкие товары за такой короткий срок. Хотя с ее возможностями…
— Кукла чудесная, Машенька с ней не расстается. Костюмчик Витюше тоже подошел, качество просто отличное, — довольным голосом добавила мама.
— А как тебе платье? — спросила я.
— Спасибо, очень красивое, — ответила она, а потом настороженно спросила: — Да вот только ты зачем тратишься? Тебе ведь сейчас деньги нужней.
— Ничего. Тут все это не так дорого. Тем более я ж тебе говорила, что подработку нашла, не выходя из палаты.
— Говорила, да вот только я не поняла какую…
— Статьи пишу для русскоязычного издания…
— Молодец, — ласково похвалила мама. — Твои как дела-то?
— Уже лучше. Немецкие врачи прямо творят чудеса…
— Вот где медицина на уровне, а то наши-то… Эх… Когда я тебя увижу?
— Скоро, мам, потери ещё немного. Вернусь к тебе прежней. Привычной.
— Может, хотя бы видеосвязь?
— Нет, мамуль, так не хочу, — отнекивалась я. — Лучше увидишь меня полностью… Здоровой.
— Ну хорошо, как скажешь. Ладно, пойду я, а то Витька там уже гремит чем-то на кухне, небось опять добрался до верхней полки.
— Иди, и поцелуй там за меня племяшей.
— Обязательно. Пока, целую тебя.
— И я тебя.
Положив трубку я выдохнула с облегчением. Дома все в порядке. У мамы все хорошо. Лешка привез ей внуков, и она безумно любит с ними нянчиться… Тут я почувствовала такую тоску. Я скучаю по дому, по маме, по брату, по племянникам.
А еще мне неприятно врать всем, а родным тем более. Да, конечно, я делала это не раз, но сейчас как-то особенно тошно… Ничего. Это временно.
— Нет ничего более постоянного, чем временное, — вспомнила я вдруг и, решив отогнать от себя тоскливые мысли, шагнула к шкафу, чтобы переодеться в рабочую форму.
Однако половины дня я бездельничала. Никто не спешил ко мне за помощью. Я вяло прибралась в комнате, потом отварила себе на обед пельменей, покушала. И все это время ни одной живой души рядом с домом. Скучно. И чтобы как-то разнообразить этот день, я решила выйти на воздух.
И сделала это как раз кстати. Только я повязала на лицо стерильную маску, как со стороны улицы услышала протяжный женский стон, а вслед за ним мужской голос ругнулся на местном диалекте. Я поспешила к входу, распахнула дверь и увидела бегущего ко мне вчерашнего панта Ешана.
— Ведьма-медик! — увидев меня, крикнул он. — Рожает!
— Кто рожает? — переспросила я, оглядываясь.
— Жена моя!
— Так веди ее скорее!
Он закивал и тут же побежал обратно. Вернулся быстро, поддерживая за спину стонущую панту. Судя по болезненной гримасе на молодом женском лице и по опустившемуся животу, она действительно собирается стать матерью прямо сейчас.
— Воды отошли? — спросила я, пант нахмурился.
— Да! — ответила панта и посмотрела на меня испуганными черными глазами. А я, вспомнив вчерашние слова Кишана, посторонилась и вежливо сказала:
— Проходите, пожалуйста.
Ешан помог жене подняться по ступенькам. Мы зашли в дом, и я провела супругов в кабинет. Сразу же подошла к полке и достала коробку, в которой у меня лежали заранее приготовленные для таких случаев инструменты и принадлежности. Поставив коробку на этажерку, я порылась в ее содержимом и извлекла упакованную медицинскую сорочку:
— Раздевайся, мамочка, и переодевайся вот в это, — ласково сказала я, протягивая упаковку. Панта тут же принялась скидывать с себя одежду. Ешан по возможности ей помогал, чем, к сожалению, лишь замедлял процесс переодевания: оба заметно нервничали, а периодические болезненные постанывания самки еще и пугали будущего папу, который тут же терялся и словно забывал, как именно снимается та или иная женская деталь одежды. Когда панта наконец разделась и натянула голубую сорочку, я обратилась к Ешану:
— Помоги жене лечь на кушетку.
Пант уложил продолжающую стонать жену и стоя рядом, нежно и трепетно поглаживал ее руки. Я надела перчатки и поинтересовалась у панта, понимая, что у стонущей самки я сейчас мало чего выпытаю:
— Как зовут нашу будущую мамочку?
— Сунита, — ответил он.
— Красиво. Первые роды? — Ешан кивнул. — Как часто схватки?
— Что часто? — не понял он.
— Каждые две минуты, — прервав свои стоны, ответила роженица.
— Замечательно, — кивнула я, — Сейчас посмотрим… Папа, кстати, будет присутствовать при родах?
— Это обязательно? — неподдельно испугался Ешан.
— Обязательно! — рявкнула его жена, и пант покорно опустился на стоящий у кушетки стул. Я тоже присела, наклоняясь к ногам панты.
— Что ж, Сунита, согни, пожалуйста, ноги в коленях… — женщина согнула ноги, я отогнула подол сорочки и посмотрела, насколько самочка готова к родам. — Так, раскрытие пять сантиметров… — панта в очередной раз громко застонала, впиваясь когтями в руку мужа. — Прекрати стонать, Сунита, — грозно сказала я ей, — Побереги силы, они тебе позже понадобятся. Дыши часто, глубоко и спокойно, выбери удобную позу, чтобы было менее болезненно…
Меня послушали, задышали, как и было велено. Менять положение не стали, что ж, значит, так ей удобней… Роды у местных я принимаю уже не в первый раз и знаю, что этот процесс у пантов происходят быстрей, чем у людей, причем первые стремительней последующих. И судя по раскрытию, жена Ешана родит менее чем через два часа.
Мы продолжали дышать. И, говоря мы, я имела в виду всех троих. По своему многолетнему опыту скажу, что всем роженицам так легче. Я продолжала следить за раскрытием, за полчаса оно увеличилось еще на два сантиметра… Очень уж стремительно, даже для пантов. Я потянула уголок глаза, чтобы включить свой рентген и посмотреть, насколько малыш готов к рождению, а так же сможет ли он самостоятельно появиться на свет… Сможет, у будущей мамочки просто шикарное строение костей таза для родового процесса. Родит сама и даже не почувствует.
Я отодвинулась вместе со стулом от роженицы, встала и направилась в ванную, чтобы налить теплой воды. Вернувшись в кабинет с тазиком воды, я вновь устроилась в ногах Суниты… Ну вот, теперь пора приступить непосредственно к родам.
— Что ж, мамочка, пора потрудиться по-настоящему. Тужимся, моя хорошая… — ласково произнесла я.
Панта принялась усердно тужиться. Ешан, закрыв глаза, как мог пытался повторять за женой. Его попытки веселили и забавляли, но я, стараясь не смотреть в сторону самца, сосредоточилась только на самке. Сунита была большим молодцом, делала все, что нужно и когда нужно…