Какая длинная эта улица и какие многоподъездные дома! На синей табличке слева значится цифра 11, а мне нужен 25 дом. Н-да, идти прилично.
Такой длинный путь я проделываю в первый раз за последние три года. Одна. На другой конец города. Сначала на метро, потом на автобусе. И теперь ещё пешком… Вроде это уже пригород? Или нет? Да и какая разница? Хотя… Как ее сюда занесло? А точнее, как ее занесло тогда в мой район? Отсюда…
Дошла. Странно, но сразу после 19 дома стоит 25. Хорошо, что догадалась на табличку посмотреть, а то прошла бы себе дальше. Захожу через калитку на территорию дома. Милый дворик: лавочки у подъездов, небольшая парковка, на которой от силы машин пять, детская и даже собачья площадки. На первом этаже дома, судя по вывескам, продуктовый магазин, частная клиника и салон красоты. Усмехаюсь. Все самое необходимое в шаговой доступности.
Подхожу ко второму подъезду. Тяну на себя тяжелую дверь и захожу. Тут же вторая дверь, распахнутая настежь. Прохожу сквозь нее. Вижу, что в небольшой коморке справа сидит консьерж. Дядечка с пышными седыми усами. Увидев меня, он, на удивление, равнодушно интересуется:
— Вы к кому?
— В тридцать третью квартиру, к Аэлите, — отвечаю. Мужчина кивает:
— Второй этаж.
— Спасибо, — бросаю я и направляюсь к лестнице. Лифт в доме, конечно есть. Даже два. Но смысл вызывать его, чтобы подняться на второй этаж? Сама поднимусь. Ножками.
Два пролета, и я на нужном этаже. Подхожу к металлической темно-зеленой двери и давлю в звонок тридцать третьей квартиры. Через несколько секунд слышу щелчок в общем холле, и дверь открывается.
— Привет, — улыбается мне Аэлита. — Молодец, что приехала. Проходи.
Киваю. Прохожу. Иду вслед за женщиной к открытой двери квартиры слева. Заходим по очереди, и Аэлита закрывает дверь.
— Раздевайся, — говорит она и открывает шкаф. Достает полосатые тапки и ставит их на пол передо мной.
Снимаю пальто. Заодно присматриваясь к обстановке. В квартире сделан ремонт, но мебели ещё мало. В большой прихожей лишь один шкаф, пуфик и стенка с вешалками. Вешаю пальто. Разматываю с лица шаль, вешаю ее на свою верхнюю одежду. Наклоняюсь, чтобы снять сапоги и вижу, как из одной из комнат ко мне не спеша идут два больших кота. Очень больших и совершенно одинаковых: оба гладкошерстные, желтоглазые, изящные, с длинными ногами и… пятнистой окраски. Этакие мини-леопарды… Коты подходят ко мне, дожидаются, когда я переобуюсь в тапки, и трутся о мои ноги. Глажу двух кошачьих по очереди и слышу урчащее мяуканье.
— Смотри, признали, мои хорошие, — улыбается Аэлита. — Правда, красавцы?
— Да… Это наши… Кошки? — спрашиваю я с сомнением. Ведь размеры этих кошачьих довольно крупные — мне чуть выше колен.
— Ваши. Порода называется саванна. Шикарные существа с добрым нравом.
Кошки тут же идут к хозяйке, по всей видимости, ожидая и от неё порцию ласки. Аэлита присаживается на корточки, с нескрываемым удовольствием гладит своих питомцев и поднимается.
— Пойдём на кухню. Там нам будет удобней, — предлагает она.
Послушно иду за хозяйкой.
Кухня просто огромная. И, в отличие от прихожей, обставленная необходимой мебелью и техникой. Повсюду различные предметы с кошачьей или пятнистой тематикой: скатерть, кружки, тарелочки, магнитики на холодильнике, коричневый диван в углу с пятнистыми подушечками, картина на одной стене с котятами и часы на другой — с головой леопарда. Даже обои бежевые с кофейными размытыми пятнышками. Странно, но мило и уютно. Что ж, Аэлита чтит и помнит свою вторую суть.
— Присаживайся, — предлагает она, кивая на диван. Сажусь. — Чай, кофе?
— Чай, — выбираю я из предложенного.
— Успокаивающих травок добавить?
— Нет, спасибо. Обычный чай.
Аэлита кивает. Ставит на стол две кружки с блюдцами и ложками и заварной чайник. Включает электрический. Пока вода шумно закипает, хозяйка достаёт из холодильника торт и пирожные. Разливает заварку.
— Как твои дела? — заботливо интересуется она.
— Относительно нормально.
— Как самочувствие?
— Физически хорошо. Боль больше не беспокоит, — отвечаю честно.
— Это замечательно, — кивает Аэлита, берет вскипевший чайник и разбавляет заварку в кружках. Садится напротив.
— Что ты решила? — без долгих прелюдий задаёт она главный вопрос.
Глядя ей прямо в глаза, сразу отвечаю:
— Я согласна.
— Я очень рада, Алла. Правильное решение, — улыбается хозяйка и гладит меня по руке. — Теперь нам надо обсудить условия и… Ты придумала, что скажешь родным?
— Да. Скажу, что нашла фонд, который согласился оплатить мои операции в Германии. Вот только… вам надо будет сыграть роль представителя этого фонда.
— Хорошо, я не против, — кивает Аэлита. — Научишь, как и что нужно сказать. Что с условиями?
— Мне нужна будет мобильная связь с домом.
— Не проблема, будет, — отвечает она и ждёт, что я скажу дальше. И я говорю:
— У меня есть список по медицинскому инвентарю: инструменты, специализированная мебель, лекарства… — я делаю паузу и достаю листок бумаги из кармана. — Вот, все только самое необходимое… Там будет отдельная комната, под кабинет?
— Конечно. Там целый дом. Кстати, не желаешь на него взглянуть?
— Сейчас? — удивляюсь я.
— Почти, — улыбается она. — Вот чай допьем и совершим небольшое путешествие. Осмотришься, надумаешь, что тебе ещё необходимо, что привычно. В быту.
Киваю. Пододвигаю к себе кружку, собираюсь сделать глоток, но замираю, вспоминая, как меня выворачивало в прошлый раз, когда Аэлита поила меня чаем. Жду, чтобы хозяйка сделала первый глоток. Делает. С усмешкой на меня поглядывая.
— Есть грешок? — спрашивает она вдруг. Хмурюсь от непонимания. — Неужели употребляла что-то? — уточняет Аэлита.
— А алкоголь считается? — сознаюсь я с опаской.
— В больших количествах — да.
— А что для вас в больших количествах? — усмехаюсь.
Аэлита поднимается, наклоняется ко мне и пристально смотрит в глаза… Странная и тёплая волна накрывает меня. Смотрю завороженно в кошачьи глаза хозяйки.
— Тяжёлый ты случай, Аллочка… Перед папой-то не стыдно? Он же вроде лечил у тебя "хмельных грешников"?
Фыркаю, пытаясь отвести взгляд.
— В вашем мире хоть и говорят, что истина в вине, но ее там нет, — не отпуская меня взглядом, произносит Аэлита.
— А где есть?
— А это каждый видит сам. Ладно, — резко отводя взгляд, говорит кошачья ведьма. — Пока не страшно… А употреблять хмель надо в моменты радости. А не топить там горе… Ничего-ничего… Скоро все изменится.
Аэлита садится обратно. С улыбкой распаковывает торт, разрезает на куски. Кладет ровные кусочки на тарелки и один ставит передо мной.
— Еда в Пантерии особенная. В большинстве своём острая. Ты, конечно, можешь ее спокойно пробовать, но питаться ей постоянно не сможешь, — просвещает она. — Так что раз в неделю буду передавать тебе посылку с едой, с не очень крупными предметами и лекарствами. Необходимое будешь писать мне за день сообщением на телефоне. Не стесняйся, у тебя будет все, что пожелаешь.
Киваю и делаю глоток чая. Горячий, обжигаю язык. Отламываю ложкой кусок торта и ем. Он холодный, немного охлаждает.
Минут пять мы едим и пьем молча. Аэлита первой допивает чай и говорит:
— Когда будешь в Пантерии, не говори никому, что ты из другого мира, и вообще старайся из дома далеко и надолго не уходить… — она вдруг смотрит на мои волосы и заявляет: — Тебе надо перекраситься.
— Зачем?
— Среди пантов не бывает светловолосых.
Отвожу взгляд и смотрю на часы с леопардом.
— А можно обойтись без таких жертв?
Аэлита думает. Недолго.
— Тогда тебе придется их прятать.
— Хорошо.
— И именем своим не представляйся. Нет у нас таких имён. Все женские заканчиваются на — ита, мужские на — ан. Древняя традиция. Будешь Аллаитой.
— Хорошо, — опять соглашаюсь я и тоже допиваю травяной напиток. Панта тут же поднимается из-за стола.
— Пойдем. Покажу тебе твой новый дом, — она протягивает мне руку. Я касаюсь нежной кожи ее ладони, чувствую, как мир вокруг резко начинает кружиться. Выдергиваю руку. — Не бойся. Да, в первый раз это неприятно. Но совсем не больно, — ласково говорит Аэлита, и я, хоть и с сомнением, но вновь берусь за ладонь женщины.
Мир опять вращается. Сначала медленно, потом быстрее, еще быстрее… А затем снова медленно. Я стараюсь сфокусировать зрение на чем-то одном… Не могу. Меня начинает подташнивать. Все сильней. И я закрываю глаза.
Ощущаю телом что-то странное. Словно я в невесомости… Нет! Словно я плыву глубоко под водой. Слышу необычные звуки, глухо, далеко. Пугаюсь, пытаюсь потрогать себя. Руки не слушаются, они тяжелые. Испуг. Секундный. Как тогда… Тогда… Когда моя жизнь круто изменилась…
— Все, — произносит Аэлита. А я неожиданно чувствую землю под ногами. Я стою. Резко открываю глаза. И не спеша оглядываюсь.
Мы в комнате. Вполне обычной. Почти пустой. Из мебели только высокий и длинный шкаф. Стены, потолок и пол обшиты деревом. А в полу, ровно посередине, дверной лаз с выемкой для ключа.
— Добро пожаловать в Пантерию, — радушно говорит ведьма и делает шаг к окну, зашторенному плотной тканью. Отодвигает штору. Я подхожу, встаю рядом с женщиной и с осторожностью выглядываю в окно… Лето! Сочная зеленая трава и палящее солнце. Кажется, ничего не обычного. Даже деревья выглядят привычно.
— Здесь всегда тепло, — сообщает мне Аэлита.
И это здорово. Искренне радуюсь. Любуюсь солнцем, которое ласкает мое измученное лицо своими горячими лучиками.
— Расскажи мне про свой мир…
— Что именно?
— Главное.
- Что ж… — она задумывается на секунду. — В нашем мире нет как таковой магии, порталы способны открывать только потомственные ведьмы, да и то на особенных местах своей силы. Ещё в мире нет богов. Мы молимся и почитаем Чаарити. Это величественная четверка пантов: шер — лев, багх — тигр, тендуа — леопард и онка — ягуар. Они сильные, справедливые, мудрые. Вмешиваются, только если в этом есть необходимость… Крайне редко. Каждый представитель нашего вида молится своему Чаарити, — Аэлита обходит комнату и останавливается рядом с лазом в полу. — В мире нет войн. Спокойствие. Умиротворение. Благодать.
— Кто управляет миром? — спрашиваю я, при этом пристально смотря на пол, точнее на лаз.
— Государственный строй можно назвать монархическим патриархатом. Мир поделен на тридцать шесть сурешиатов, во главе каждого сидит свой суреш. У сурешов больше привилегий по сравнению с обычными пантами. Например, в Пантерии запрещено многоженство. У одного мужчины — одна официальная жена, причем, как правило, прия.
— Прия?
— Избранная, истинная пара. Одна и на всю жизнь. Однако сурешам можно иметь несколько любовниц. И жить им позволяется в их дворцах. Этакие гаремы… Причем, отказать сурешу незамужняя не имеет права… Так что, старайся с ними не пересечься. Они любят таких, диковинных…
Фыркаю, услышав это. Брезгливо трогаю лицо… Да уж, я диковинная. По меркам всех миров. Аэлита слышит это и с уверенностью заявляет:
— Твоя красота в Пантерии вернется быстро. Уже через две недели ты заметишь изменения.
Надеюсь. Искренне. Очень хочется.
— На каком языке здесь говорят?
— Разумеется, на пантерианском, — отвечает Аэлита. — Но ты не переживай, находясь здесь, ты начнешь понимать язык и разговаривать на нем. Сама этого не замечая.
— Здесь же знают о моём мире?
- Да, в Пантерии знают. Я же тебе говорила — панты даже у вас бывают. Впервые случилось это десять человеческих лет назад. И то путешествие избранных пантов оставило у них неоднозначное впечатление. С одной стороны, они поразились вашими благами цивилизации, а с другой стороны, они ужаснулись тому, как люди относятся к нашим "сородичам", ведь вы держите их в клетках… Однако никто не стал лезть в чужой монастырь со своим уставом, и панты просто переняли некоторые человеческие блага и изобретения. Например, изучили и провели электричество, наладили систему водоснабжения и канализацию по вашему принципу. Теперь это все есть в каждом доме. Также купцы телепортируют из земного мира бытовую технику. Стиральная машинка — предел мечтаний всех пантов. И стоит эта чудо-машина здесь ну очень дорого — среднестатистические панты копят на неё 5–6 человеческих лет, а то и покупают чудо-машину в складчину, одну на несколько семьей. Наше золото в вашем мире продается почти за бесценок.
— У меня будет стиральная машина?
— У тебя будет все, что пожелаешь. И у тебя есть ещё месяц, чтобы со всем определиться. Думай, Аллочка, думай.
Опять смотрю на лаз:
— А это что?
— Самое сильное место в округе. Дом стоит на спящем вулкане. Вся моя семья родилась здесь. Вулкан даёт мне силы. Но в ответ живущие в этом доме должны помогать пантам, как раз целительством.
— Зачем ты мне помогаешь? — тихо спрашиваю я.
— Я не настолько… альтруист, — с запинкой подобрала она подходящее слово, — как ты могла бы подумать. Помогая тебе, я, прежде всего, помогаю себе… — она делает паузу, с грустью поглядывая в окно. — Видишь ли, я не могу долго находиться в вашем мире, я вынуждена возвращаться сюда, нельзя, чтобы дом пустовал, иначе я лишусь своей силы… Здесь у меня никого не осталось, а ваш мир принял меня радушно. Он подарил мне то, что не способна даровать Пантерия… Любовь, Аллочка. Любовь… Ты… Ты тоже ее обязательно обретешь.
Глава 8
Последняя суббота лета пришла пасмурная. Скоро в Пантерию нагрянет осень, вместе с ней массун. Я всегда любила дождь, но, наверно, не такой. Мне, человеку живущему в средней полосе, трудно представить, что дождь может идти неделями. Должно быть, это очень тоскливо… Но, как мне сказали, не каждый пантерианский год так бывает. Надеюсь, эта иномирная осень будет добра ко мне.
Заварив кофе, я приготовилась к рабочему дню. Теперь он мог быть у меня ненормированным. Порой даже ночью приходилось принимать пациентов. И я уже привыкла, и к поздним визитам местных, и, как солдат, одеваться за сорок пять секунд.
Вот и сегодня, только я сделала последний глоток и отставила кружку — ко мне пришли. Женщина и мужчина с ребенком на руках буквально неслись к моему дому. Я быстро натянула маску на лицо и направилась к двери, чтобы встретить первых пациентов.
Распахнула входную дверь как раз в тот момент, когда панты достигли крыльца.
— Помогите, скорее! — сразу же начала причитать женщина и я тут же поняла, что дело в ребенке.
— Проходите, пожалуйста, — произнесла я, пропуская пантов в дом. Закрыла дверь и проводила троицу в кабинет.
— Что случилось? — поинтересовалась я, шагнула к раковине и принялась интенсивно мыть руки.
— Наш сын! — громко, почти крича, произнесла взволнованная панта. — Этот маленький негодник проглотил монеты!
— Много? — спокойно спросила я.
Панта покосилась на ребенка и ответила:
— В шкатулке было десять золотых.
— Вы решили, что проглотил или он сам сказал? — уточнила я.
— Сам!
Я подошла к мальчику, которого пант так и продолжал держать на руках. Ребенку, если судить по человеческим меркам, лет шесть. Выглядит вполне здоровым, лицо румяное, только слегка напуганное.
— Болит что-то? — задала я вопрос. Мальчик неуверенно качнул головой. Если его что-то и беспокоило, то точно не боль. И я уже собралась было посоветовать родителям накормить ребенка кашей и подождать, чтобы проглоченное вышло, хм, естественным путем, но… Решила всё-таки проверить.
— Поставьте ребенка на пол, — попросила я, и пант меня послушался, опустил ребенка. Я приблизилась к мальчику, заглянула в его испуганные глаза, они смотрели на меня неотрывно, с непониманием. Я потрепала мальчишку по голове, потом отошла на пару шагов назад и потянула уголок глаза… Внимательно рассмотрела ребенка, проводя особенным взглядом по его телу… Так. Глотка, пищевод, желудок и кишечники… Пусто! Нет никаких монет.