– Да иди ты, – пробормотал Хантре.
Сердце билось так, словно хотело пробить грудную клетку и ускакать подальше.
– Опять Хаос приснился?
– Ага…
Он уже не помнил, что именно было во сне, но его колотила дрожь, как будто окатили ледяной водой.
– А ну, тихо, баламуты! – осадил надсмотрщик. – Без конца порядки нарушаете, да еще в час полуденного отдохновения орете, не даете подремать честным людям, ничего святого для вас нет! Вот достроим княжескую тюрьму, и вас туда первых на жительство определят! Князь наш – великий маг, он все видит… Ишаки безмозглые, только шум поднимать горазды!
Своей руганью он перебудил остальных. Увидев, что работники заворочались, махнул рукой и громогласно рявкнул:
– Вставай, бездельники! Кто рано встает, тот Кадаха радует! Солнышко уже не так палит, за работу!
Дирвена так и подмывало уйти. Бросить этих двух мерзавок, и пусть выбираются отсюда, как хотят. Но раз взялся за дело, доведи до конца – ты же не кто-нибудь, а повелитель амулетов!
Сдержит он свое обещание, но перед тем как они покатятся в Ларвезу, всё им начистоту выскажет. Глодию он многому научил по части работы с артефактами, а она по-прежнему подло отказывает ему в поимелове, и к Мейлат его не подпускает. А та во всем ее слушается, этой вареной рыбешке Щукино покровительство важнее, чем любовь.
Так и пробормотала, глядя на него, как побитая собачонка:
– Я вижу, что я тебе нравлюсь, но я не хочу рассердить Клименду, она ведь против…
Тьфу! И вовсе она ему не нравится, но сгодилась бы за неимением лучшего.
В другой раз, уловив из их перепалки, что раньше они вели семейную жизнь, Мейлат радостно заулыбалась:
– Так вы муж и жена?
– Мы разведены! – в один голос рявкнули бывшие супруги.
Дуреха с тех пор даже глядеть в его сторону избегала.
Вдобавок Глодия не упускала случая наплевать Дирвену в душу. Уже охрип ей доказывать, что он не из этих, и он всегда боролся против этой мерзопакости, мало ли что у него было с Наипервейшей Сволочью – Эдмар сам виноват.
– А если бы ты был не из этих, у тебя бы на парней не вставало! – злорадно выпалила в ответ Щука.
Дура деревенская. Что она понимает в высоких материях…
С горя Дирвен во время стоянок отправлялся бродить по окрестностям – якобы на охоту, за дичью на прокорм щучьему величеству, а на самом деле с тайной надеждой встретить какую-нибудь служаночку из местной деревушки. Хорошо бы не старую и не страхолюдину, но на худой конец сойдет какая угодно. Однажды ему повезло: за излучиной реки, на цветущем зеленом берегу, увидел сразу трех теток, одетых в пеструю рвань.
Тощие, как грабли, но для прислуги народца это обычное дело: в Рофе рабы нарочно ели поменьше, чтоб их самих не сожрали. На вурван и оборотней вроде не похожи. Светлые до блеклой желтизны волосы заплетены в длинные косы. Две постарше, с огрубевшими смуглыми лицами, третья выглядит ровесницей Глодии и Мейлат.
Дирвен выждал, когда младшая отобьется от своих товарок, и окликнул по-сурийски:
– Эй, до вашей деревни далеко?
Девчонка так и подскочила на месте – до сих пор Дирвена скрывал от нее «Мимогляд» – но не бросилась наутек, а уставилась на него с недоумением и опаской.
– Ты здешняя?
Та наморщила лоб, как будто силясь уразуметь, что он сказал. То ли вовсе не знает сурийского, то ли у местных свое наречие.
Попытался объяснить жестами, чего ему надо – и снова повезло, она оказалась понятливая. Укрылись за кустами, чтобы старшие их не увидели. Дирвен глядел на костлявую желтоволосую пигалицу со смесью симпатии и презрения: ну, хоть одна нашлась, которой нужна любовь – и в то же время ясно, что она распоследняя шлюха, раз перед первым встречным ноги раздвигает. Не лучше Хеледики. Он уже кончал, когда почувствовал щекотку на бедре: то ли метелка травы – но с чего бы ей ползать туда-сюда, то ли крупное насекомое…
Отстранился от партнерши с легким отвращением, тяжело дыша, скосил глаза, и тут увидел, что это волосяная кисточка на конце длинного хвоста. По-крысиному голого, изжелта-розоватого… Черты лица, зубы, ушные раковины – все как у людей, а под юбкой хвост!
Шарахнулся от нее с застрявшим в горле воплем. Вмазал бы, но запутался в сползших штанах и упал, а когда перекатился, изготовившись к бою, этой твари уже след простыл. Все три хвостатых тетки прытко удирали, на ходу плетя отводящие чары. Дирвен не стал их преследовать: верный способ себя выдать, а ему это незачем. Иначе гадина поплатилась бы за обман.
Поддернув и застегнув штаны, направился к стоянке, пиная по дороге все, что можно было пнуть. Хотелось ему невтерпеж хоть кого-нибудь поиметь – и поимелово состоялось, но поимел он не годную девицу, а в буквальном смысле «хоть кого-нибудь»! Надо же было на такую засаду нарваться… А виноваты во всем две сволочных недотроги – Щука с Мейлат, да еще Рогатая Госпожа, которая никогда не упустит случая над ним поглумиться.
Ближе к вечеру Венша добралась до города. Закутанная в усхайбу, с котомкой за спиной, она шагала по безлюдной в этот час улице Флирий – ну где еще, кроме Ляраны, может быть улица с таким названием? Из-за недостроенных домов доносился знакомый галдеж: на площади Вчерашних Желаний представление в разгаре. Венша направилась туда напрямик, закоулками, сквозь косые тени и золотистое предзакатное марево.
Ширма на обычном месте, Хурмдье, Шиленанк и Бронжек вовсю плетут свои чары – не имеющие ничего общего с магией, но тем более удивительные.
За минувшее время Венша разузнала, кто они такие и откуда пришли. Старший кукольник, Хурмдье, уроженец далекой горной страны Нангер, застенчивый хромой Бронжек – из Бартоги, а энергичная и решительная, готовая кому угодно дать отпор конопатая Шиленанк – наполовину бартожка, наполовину руфагрийка. Встретились и спелись они чуть больше года тому назад, с тех пор кочуют маленькой труппой, теперь и до Ляраны добрались. Хорошо, что они не сурийцы, для которых нет напасти хуже амуши. И хорошо, что их не было в Аленде, когда подданные Лормы держали в страхе тамошних горожан. А то вдруг поймут, кто такая на самом деле «придворная дама Веншелат» – и захотят ли они тогда с ней знаться?
Играли пьесу про бедного трубочиста, жадного купца и прекрасную цветочницу, второе действие подходило к концу. Обогнув рассевшихся на циновках зрителей, Венша подобралась к ширме с обратной стороны, скинула котомку и украдкой вытащила то, что принесла с базара. Спрятала под свисающими рукавами усхайбы, выжидая подходящего момента. «Непродажную розу» она уже видела и выучила наизусть.
– Ну, так я свидетеля позову, и тогда господин судья в тюрьму тебя посадит! – пригрозил купец трубочисту.
– У нас тоже есть свидетель! – вступилась цветочница. – И пусть это селезень перелетный, он умеет человеческим голосом разговаривать!
– Ихний свидетель-селезень у меня на кухне в кастрюле варится, – сообщил купец, отворотившись к зрителям, а потом вновь повернулся к собеседникам: – И где же ваш хваленый свидетель? Мой уже тут как тут, сейчас он всю правду господину судье расскажет!
За купца и судью играл Хурмдье, за трубочиста и пьянчужку-свидетеля – Бронжек, за цветочницу и селезня – Шиленанк. Подкупленный выпивоха обвинил трубочиста в краже, но тут появилась сбежавшая из кастрюли говорящая утка, и они давай спорить, не позволяя остальным вставить ни слова.
Большинство зрителей знало, что произойдет дальше – но в этот раз дальше произошло то, чего никто не ожидал.
– А я тоже все видел! – квакающим голосом крикнула лягушка в малиновом камзоле, выскочив сбоку из-за ширмы. – Вор он, как есть вор, это он у купчины и кошель, и пирог с капустой спер!
– Да что ты говоришь, ты же бессовестно врешь, тебя там и близко не было, это я все видел! – возразил патлатый долговязый персонаж, похожий на амуши, в одежке из цветных лоскутьев. – Все было честь по чести, купчина сам съел пирог да припрятал кошель, а потом позабыл, а тебя я сейчас палкой по башке огрею!
Если младшие кукольники от такого поворота опешили, то Хурмдье не растерялся.
– А ну, тихо, не то всех скопом посажу в тюрьму! – гаркнул судья. – Итак, у нас есть четыре свидетеля, и сейчас они всё по порядку расскажут, а кто станет говорить не по порядку, того схвачу за пятку и через подвальное окошко в каталажку заброшу! Суд – это вам не игрушки, сначала заслушаем показания господина лягушки!
Зрители хохотали и вопили, отбивая ладоши, артисты вдохновенно импровизировали.
Когда представление закончилось, и народ начал расходиться, старший кукольник обратился к Венше:
– Мое величайшее почтение, госпожа Веншелат! Судя по вашему мастерству, вы не в первый раз играете?
– Как раз таки в первый, – польщено осклабилась под вуалью амуши. – Но не в последний, если вы не против.
– Тогда примите мои поздравления с блистательным дебютом! И хорошо бы нам заранее сюжеты обсудить, да если позволите, погляжу я на ваших кукол – кто еще у вас есть…
Он улыбался, и его плохо выбритый подбородок торчал вперед, как будто подтверждая улыбку, а глаза смотрели проницательно, с чуть заметным прищуром. Возможно, Хурмдье все-таки догадался, кто она такая? Но это ведь не помешает ей участвовать в представлениях…
Ночь уже высыпала из своего рукава сотни серебряных звезд, когда Венша рассталась с кукольниками и направилась к белеющему на холме дворцу, озаренному разноцветными фонарями. Она как будто нашла сокровище – и этим сокровищем оказалась она сама, словно половинку ее души когда-то давным-давно украли и спрятали, подменив на что-то другое, но теперь Венша вернула свою пропажу. И наконец-то она здесь вся целиком, и звезды ей подмигивают, и Хурмдье, Бронжек и Шиленанк ждут ее завтра на репетицию.
Кабаюн вздымался впереди дремлющим ящером, который так долго спит, что на его шкуре уже и лес вырос, и звери-птицы поселились – гнезда свили, норы выкопали. Интересно, когда они роют норы, старый каменный ящер чувствует щекотку?
Запыхавшийся Шнырь думал об этом, чтобы не думать о том, как у него рученьки-ноженьки болят, и как он невтерпеж устал, и какие лютые злыдни гонятся за ними по пятам…
– Немного осталось! – подбадривал Кем. – Давай поднажмем – и там я попробую один фокус, чтобы нас услышали. Должно получиться, Кабаюн на нашей стороне! Главное, не хнычь и не сдавайся. Помнишь, как они в книжке от погони уходили? Вот и мы с тобой так же!
Шнырь в этот момент как раз собирался захныкать, но передумал: если как в книжке, надо держаться героем. Зато потом, когда они вернутся в Аленду, он будет всем-всем об этом рассказывать… Главное, не отставать от Кема, которому придают сил амулеты. Хотя если очень долго шагать без отдыха, уже и амулеты не помогут, можно попросту помереть на ходу после очередного шага.
С тревогой глянув на спутника – все ли с ним в порядке? – Шнырь прохрипел:
– Ты тоже не сдавайся! А когда мы спасемся, ты мне новую книжку почитаешь?
– Обязательно, – тяжело выдохнул амулетчик. – У нас с тобой есть цель – спастись и прочитать книжку! Идем на последний рывок!
Кабаюн уже заслонял полнеба, за его горбом пылал розово-оранжевый закат, постепенно уступая место шоколадным сумеркам. В зарослях лениво перекликались и передразнивали друг друга ночные птицы – им, в отличие от двух беглецов, спешить некуда.
– Опять поскрёбков со дна наложили? – поинтересовался с сочувственной кривоватой усмешкой парень, подсевший к ним после ужина. – Эти шкуродёры глумятся как могут, наживаются на нашем брате…
Ларвезийские слова он не коверкал, но говорил с акцентом. Крупный, сутуловатый, с загорелым квадратным лицом и упрямым взглядом исподлобья. На потный лоб налипли темные пряди. Вроде бартожец, хотя кто его разберет. Он не первый день наблюдал за ними, а заговорил только сегодня.
– В первую очередь кормят тех, кто хорошо работает, – отозвался Хантре.
Насчет качества своей работы он не обольщался. Ему до сих пор не удалось полностью синхронизироваться с реальностью здесь и сейчас. Временами окружающее плывет, поэтому многое получается невпопад. Эдмар не раз украдкой исправлял то, что у него выходило наперекосяк – используя отводящие чары, чтобы надсмотрщики не заметили.
Эдмар вроде бы уже пришел в себя и продолжал батрачить на стройке за компанию с Хантре. Вдобавок ему понравилась роль смутьяна: вернешься во дворец, и этой увлекательной игре наступит конец. Можно, конечно, с той же целью отправиться в Аленду, но вряд ли после недавних событий коллегу Тейзурга встретят там с распростертыми объятиями.
– Ну-ну, утешайся, – снисходительно хмыкнул собеседник. – Ты повторяешь то, что тебе господа в послушную черепушку вложили. А ты знаешь, что сегодня ел на ужин господин Тейзург?
– Поскрёбки кукурузной каши, – брякнул Хантре, покосившись на Эдмара, который уже расправился со своей порцией.
И охнул от боли, получив локтем в ребра.
– Голову ему, болезному, напекло, не соображает, что несет, – доверительно пояснил Эдмар.
– Не соображает, но мыслит правильно. Господин Тейзург возлежит под шелковым балдахином, обжирается деликатесами и пьет вино, которое стоит, как пара новых сапог. А по справедливости заставить бы его работать вместе со всеми да уплетать на ужин пригорелую кашу!
– Думаю, вино, которое пьет господин Тейзург, все же стоит дороже твоих сапог, – кротко возразил князь Ляраны.
– Пожалуй, не меньше, чем три дюжины сапог, – охотно согласился парень. – А босяки гнут на него спину от рассвета до заката, и вы тоже гнете на него спину! Разве это правильно? Как вы, ребята, насчет того, чтобы дать господину пинка по его хваленой заднице и объявить Лярану свободной республикой?
– Может, хорошо бы сначала достроить город и наладить экономику? – спросил Хантре после паузы.
Взаимосвязи, пронизывающие окружающую реальность, по-прежнему не были для него ни устойчивыми, ни единственно возможными. Он и эту идею рассмотрел, как выхваченный из общей нестабильной картины фрагмент – выделив в первую очередь то, что показалось ему существенным.
«Так я и думал, что эта идея найдет у тебя сочувствие. Значит, никаких принципиальных возражений, не считая того, что сейчас, видите ли, момент не самый подходящий? Мило. А ведь я тебя сливками поил…»
Эдмар сидел рядом, почти касаясь плечом его плеча, и все равно мыслевесть он едва уловил – словно далекое эхо. Но уловил ведь! Уже хорошо, раньше и того не было.
– Я говорю не про завтра, власть берут не сгоряча, надо подготовиться. Я, ребята, давно к вам присматриваюсь, и понял, что вы наши люди. Меня зовут Кештарен, я руководитель ляранской ячейки.
– Тебя не так зовут, – заметил Хантре.
– Само собой, не так. Из меня овдеец, как из тебя сиянец, это мое здешнее имя. Готовы вступить в наши ряды?
– Хоть сейчас, – с энтузиазмом отозвался Тейзург. – Только без него. Сам видишь, он чокнутый. Так вы и в самом деле собираетесь дать пинка по заднице сильнейшему в Сонхи магу?
– Против любого мага найдется свое оружие, – туманно и многозначительно обронил Кештарен.
– Я участвую.
– Ладно, Джамо, мы с тобой еще потолкуем без лишних ушей. Я тебя потом сам найду.
Эдмар пошел в чернорабочие под именем Джамо, а Хантре – под именем Бельдо.
Их собеседник поднялся, вперевалку побрел мимо сидевших кучками работников, исчез за углом.
– Придется следить за радужкой, – ухмыльнулся Тейзург. – Жаль будет, если я себя выдам, эта игра обещает быть восхитительной. Готов поспорить, он потребует, чтобы в доказательство своей преданности я прикончил ненужного свидетеля – то есть, тебя, и тогда Бельдо Руки-из-Задницы придется исчезнуть. Не обижайся, но меня, как генерального бенефициара ляранского проекта, не может не радовать то, что профнепригодный работник перестанет вносить свою сомнительную лепту в трудовой процесс. Займешься другим делом.
– Каким? – с подозрением спросил Хантре.