Воспользоваться магической кладовкой Чавдо не мог, так что все украденное должно было остаться в Аленде. Маскирующие артефакты, эффективные даже против поисковой ворожбы высокого уровня? Теоретически это возможно, однако разве рискнул бы «управляющий Королевским банком» положиться на амулеты, если ему надо было одурачить в первую очередь Дирвена, обладающего абсолютной властью над амулетами?
Есть и третий вариант – схрон находится где-то в изнаночных полостях здешних домов. Мулмонг мог это провернуть, если ему помогал кто-то из народца. Каким образом ушлая легенда воровского мира этого добилась? Представителей волшебного народца, как и людей, можно шантажировать. Допустим, у Чавдо был союзник, и вряд ли этот союзник до сих пор жив…
Изловив гнупи, Суно заключил с ним сделку: черноголовый пленник получит свободу и две новых курточки в придачу – одну из зеленого сукна, другую из красного бархата – если послужит ему проводником по изнанке Треуголья.
Прогулка вышла познавательная, но толку не было, а напоследок разжившийся обновками гнупи выкрикнул ему в спину: «Маг загребущие руки съел колбасы две штуки, день и ночь те колбасы он ел, и живот у него заболел, бедный маг загребущие руки!» Кто другой после такого стишка, брошенного вдогонку, промаялся бы животом не меньше суток, но Орвехт вмиг рассеял порчу, даже не оглянувшись на мелкого пакостника.
«Залезть в чужую душу» – идиома, но кое-кто может сделать это в буквальном смысле. Он мог. Другое дело, что считал этот прием грязным и очень не любил его использовать. Только в исключительных случаях. Как будто раньше – до Сонхи – он несколько раз получал таким способом информацию, которая позволяла предотвратить теракты, но никому не объяснял, что делает, ссылался на интуицию.
Он и сейчас не пошел бы на это без крайней необходимости. Надо выяснить, чего ждать от Тейзурга, если тот получит Сираф – это ведь не только «залоговая недвижимость», а еще и люди. Не придется ли пожалеть о том, что помог ему в этой авантюре? В Ляране как будто все в порядке, но Лярана – небольшой город в процессе становления, а Сираф – целая страна. Половину ее территории занимают плантации с такими условиями труда, что при одном воспоминании об «экскурсии» Хантре испытывал желание или кого-нибудь убить (надсмотрщика, управляющего, мага Ложи – там все друг друга стоят), или сбежать на край света, хотя бы к Дохрау на северный полюс, или…
Положить этому конец – правильное решение, только сначала надо убедиться, что под властью Тейзурга в Сирафе не станет хуже.
Они сидели в комнате с алыми диванчиками и ветвящимися по темно-красным стенам черными стеллажами, напоминавшими ползучие растения, которые лишь притворяются мебелью. Эдмар открыл бутылку флабрийского и, похоже, преследовал цель его напоить. Как будто не знает, что при смене облика маг-перевертыш избавляется от воздействия алкоголя: всего-то и нужно перекинуться туда и обратно. Или только туда, обратно можно и потом.
Увидев в кресле напротив вместо собутыльника крупного рыжевато-серого кота с кисточками на ушах и темной полосой вдоль хребта, Тейзург расстроено произнес:
– Стоило ли переводить на тебя драгоценный напиток… Хватило бы и блюдечка с молоком. Твое здоровье, котик! Иди сюда…
Особой надежды в его голосе не было, но кот перепрыгнул к нему на колени, повозился, устраиваясь, свернулся в клубок и замурлыкал.
Как бы оно ни выглядело со стороны, это простой и легкий способвойти в резонанс. Хотя в прошлые разы он вроде бы не пользовался этим способом, он тогда еще не умел произвольно менять облик.
…Тонешь в чужой сущности, словно в зыбучке, главное – не пытаться выплыть, вообще забудь о том, что умеешь плавать, потому что со второй попытки может и не получиться. Камнем на дно, а потом медленный подъем обратно, заодно не будет путаницы с хронологией. Главное, не спятить по дороге: резонанс опасен тем, что в процессе можно потерять свои личные границы. И не поддаваться угрызениям, пока не вынырнешь. Он ни на секунду не забывал о том, что это неправильный, запретный прием.
Дна не было. Вовремя вспомнил: Эдмар искупался в Лилейном омуте – так что погружаться можно до бесконечности, сквозь темные воды тысячелетий. Впрочем, он не успел провалиться так далеко. И, похоже, остановился как раз на том уровне, где есть нужная информация: заводы и сельскохозяйственные предприятия в собственности, и в довесок – руководство криминальной организацией. Похоже, это была предыдущая жизнь Тейзурга.
Сияние драгоценных камней – на солнце, в сумерках, при искусственном освещении…
Они там ходили в буквальном смысле усыпанные драгоценностями, Эдмар об этом рассказывал.
Не отвлекаться на воспоминания, а то в два счета из резонанса выбросит. В настоящий момент он здесь – там – в этой чужой глубине – и больше нигде.
…Острое чувство неудовлетворенности. Небольшой замкнутый мир, развернуться негде. Он добился всего, чего можно, и дальше никаких перспектив – не потому, что они недоступны, а потому что их попросту нет. Общество закоснело в своих правилах, ритуалах, предрассудках, он развлекался тем, что нарушал правила и дразнил этим окружающих – выверено, с оглядкой, там все были настолько опутаны многочисленными «принято – не принято», «можно – нельзя», что даже он не смог бы разорвать эту паутину без риска стать изгоем. Временами накатывала тоска, особенно если возникало смутное впечатление, будто он ищет кого-то, кого давно уже потерял… Но, разумеется, никто об этом не догадывался, он был неизменно великолепен и демонстрировал несокрушимую уверенность в своих силах.
Нереализованная энергия находила выход не только в интригах, любовных приключениях и пакостях, которые он устраивал окружающим – у него был еще и бизнес, считавшийся в том обществе низменным занятием. Местная элита владела своими заводами и поместьями под девизом: «Получи в наследство и забудь», так что он занимался этим втайне. Наилучшим образом организовал производство и сбыт, обеспечил неплохие условия для добросовестных работников, хотя к недобросовестным был безжалостен, следил за тем, чтобы все его распоряжения выполнялись, не поощрял злоупотреблений со стороны управляющего персонала. Для него это была занятная игра, приносившая, кроме доходов, некоторое удовлетворение. На недостойных изысканного аристократа увлечениях его так и не поймали, он умел прятать концы.
Все это рухнуло в одночасье, без каких-либо признаков надвигающейся катастрофы. Впрочем, он до последнего момента мог все исправить, ему удалось взять ситуацию под контроль, для благополучной развязки оставалось только вовремя нажать на спуск – а он этого не сделал. Его тогда раздирали противоречивые чувства: он оказался, хотя и не по своей воле, в новой захватывающей игре, однако для того чтобы остаться в ней, надо было проиграть в старой игре. Его бесила мысль о возможном проигрыше, но мысль о том, что в случае выигрыша все схлопнется и останется по-прежнему, наводила тоску. Хотелось и того, и другого сразу, хотелось невыносимо, до скрежета зубовного. Как будто сидишь в теплом и уютном гниющем болоте, вдоль и поперек тебе подконтрольном, и вдруг увидел издали море… Можно закрыть дорогу к морю – иначе все потеряешь – но разве сможешь о нем забыть?
Кончилось тем, что он проиграл. Ему грозил едва ли не пожизненный тюремный срок, но он нашел способ одурачить противников и сбежал из-под охраны. Представление о какой-то чудовищной магической процедуре: с кем-то поменялся телами, после чего подбросил преследователям якобы свой труп.
Заодно с новой личиной он получил в собственность строительное предприятие на грани банкротства. Взялся за работу, без зазрения совести прикончил родственников-акционеров, которые довели семейное дело до плачевного состояния и могли ему помешать. Отношение к персоналу? Изводил насмешками своих замов и управляющих, зато хорошо платил толковым сотрудникам, увеличивал премии по мере того, как возрастала прибыль, выслушивал тех, кто предлагал что-то полезное, и нередко внедрял их идеи. Если бы сфера его интересов ограничивалась бизнесом, через некоторое время он стал бы уважаемым главой процветающей строительной империи… Но ему уж очень хотелось добраться до тех, кому он проиграл в прошлый раз. Вернее, до той.
Их было двое. Женщина – как будто Хантре ее знал, но теперь она была для него силуэтом в тумане, даже сквозь восприятие Тейзурга он не мог ни разглядеть ее, ни вспомнить, кто она такая. И могущественная сущность, заключенная в теле мужчины, не человек, даже не маг, бери выше. Лиргисо – имя сверкнуло в памяти цветной вспышкой и сразу исчезло – мечтал избавиться от второго, а первая вызывала у него сложные чувства.
…Он хотел ей отомстить. Хотел перетянуть ее на свою сторону. Хотел, чтобы она отбросила предвзятое мнение о нем и оценила его по достоинству. Хотел, чтобы она стала его любовницей и союзницей, они будут прекрасной парой, и никто не сможет им противостоять…
Первый шаг, предпринятый в этом направлении: он ее похитил и запер в надежном месте, точь-в-точь классический маньяк-психопат.
«Ну, идиот… Умный, но временами идиот. Ага, это самый безотказный способ наладить с человеком хорошие отношения! Тебе еще повезло, что я тогда не успел тебя пристрелить…»
Тут Хантре чуть не выбросило, но он все-таки удержался там, где находился. Вообще-то, информацию для выводов он уже получил. Тейзургу можно отдать Сираф, из него получится неплохой правитель. Хотя бы на первое время, а дальше видно будет. Вряд ли обойдется без злоупотреблений, но это будут частные инциденты, зато для местного населения начнутся перемены к лучшему, и лет через десять-пятнадцать Сираф станет благополучной развивающейся страной.
Пора было выныривать, но он медлил. Возможно, через восприятие Эдмара он сумеет что-нибудь уловить – узнать – увидеть – о своей жизни до Сонхи? Эдмар готов рассказывать о чем угодно, только не об этом, сплошные экивоки, ничего не добьешься.
…Непроглядный туман…
«В этом отрезке времени я ничего не вижу и не чувствую, потому что я там был… Работает чертова блокировка, за которую не знаю кому сказать спасибо, даже обходной путь не помогает».
Вот и верхний слой – Сонхи.
В первый момент он удивился тому, что сегодняшний Тейзург не настолько безмятежен и неуязвим, как можно подумать, глядя на него со стороны.
Образ почти небожителя, который наблюдает за возней смертных с иронической снисходительной усмешкой, восседая на сияющей вершине – это у него еще одна маска, для Ложи и для всех остальных. А под этой маской много чего намешано: и ностальгия по прошлой жизни, хотя будь у него выбор, он вряд ли захотел бы туда вернуться, и горечь оттого, что так и не добился той женщины, и беспокойство за кого-то, кто остался в недоступном для него мире. И лютая досада после эпизода в «Пьяном перевале» – он ведь рассчитывал, что дальше все пойдет по-другому. И еще какой-то давний колючий клубок: хотел бы что-то исправить, но уже проехали, а теперь его бесит и невозможность это исправить, и то, что кто-то (опять она?) скептически отнесся к его словам, когда он сказал, что исправил бы, если б мог. И неистовое желание многое в Сонхи изменить. Кое-что он уже сделал – отобрал у Ларвезы Китон, основал Лярану, уничтожил Ктарму, заинтересовал своими проектами Бартогу, обеспечил условия для того, чтобы через несколько лет прибрать к рукам Сираф, но это только начало. В том мире под зеленым солнцем, где он родился в прошлый раз, он тоже хотел перемен, но они были недостижимы, ведь тогда он не был магом, его способности в силу печальных обстоятельств задолго до этого оказались заблокированы. Зато теперь его никто не остановит, и Сонхи из захолустья, до недавних пор опутанного сетью Накопителей, превратится в один из самых восхитительных миров земной грозди…
В следующий момент все закончилось.
– Ты что себе позволяешь?!..
Кота схватили за шкирку и встряхнули. Эдмар, хоть и пьяный, хоть и с запозданием, все-таки понял, что происходит.
– Ну, знаешь ли… Такого я от тебя не ждал!
Несмотря на чувство вины, болтаться в воздухе, прижав уши, он не собирался. Извернувшись, вцепился когтями в руку. Брызнула кровь.
Когда Тейзург отшвырнул его, он мигом выскочил в открытое окно. Мчался два квартала, не останавливаясь, потом нырнул в подвал Первой Чайной мануфактуры: подходящее место, чтобы все обдумать в спокойной обстановке.
Докуям-Чар оказался распаршивой вонючей дырой, неподобающей для местопребывания королевской особы.
Столпотворение глинобитных гостевых сараев хуже последнего курятника в Ларвезе, сто лет не беленых и не крашеных, вперемежку с загонами для верблюдов, уборными и харчевнями, которые не намного чище уборных. Толпы немытых смуглых южан, балакающих по-своему, хотя они с давних пор торгуют с Ларвезой и могли бы за это время выучить человеческий язык. Трубные крики верблюдов, которые не только орут, как демоны Хиалы, но еще и рожу тебе заплевать норовят. Расстеленные в пыли дорогущие новые ковры – чтобы всяк по ним потоптался, якобы это придает им последний лоск, а после этого их выколотят, свернут и повезут продавать на просвещенный Север. Срамота, да и только: дурят людей, а те за это деньги платят.
Пришлось надеть сурийский платок, чтобы здешние мужланы не наглели и закутанные тетки вслед не ругались. В караванном пригороде мадрийской столицы ошивается народишко со всей Суринани, и нравы у многих дремучие. В наглухо повязанном платке голова потела и чесалась. Заместо него можно носить усхайбу – длинное закрытое одеяние с капюшоном и вуалью из конского волоса, но в ней обзор никудышный.
Хуже всего была вонь – пахло верблюдами, псиной, сортирами, пропотевшей нестиранной одеждой, кислым молоком, которым сурийки умащивают свои тяжелые черные косы, жареным мясом из харчевен, кровью от разделанных туш, гниющими потрохами, пряными маслами. Купив по флакончику гераневого и розового масла, Глодия надушила свой платок, но от вонищи это не спасало.
Ежели по уму, надо было не пускаться в это треклятое путешествие, а открыться дядюшке Суно да попросить, чтобы пристроил ее на непыльное местечко… Но стоило подумать о Дирвене, и пораженческих настроений как не бывало: перво-наперво она с засранцем поквитается!
Глодия ни о чем таком не помышляла, пока не сходила вместе с матушкой и Салинсой в «Чашку на доске» – чайную в том квартале, где матушка сторговала двухэтажный кирпичный домик, потому что негоже кузине ближайшего помощника главы государства на всю жизнь деревенщиной оставаться.
К этому времени Глодия уже выздоровела. Чтобы разорванное нутро поскорей заживало, ей дали лечебный амулет, и она без устали требовала от этой побрякушки, чтобы все по-хорошему срослось, не кровило, не болело – то про себя, то вслух шепотом. Амулет ее слушался. Она это чувствовала и не удивлялась: попробовал бы задрипанный мешочек на шнурке ее не послушаться! Сама Зинта удивлялась тому, как быстро она выздоровела.
Засранца Дирвена вместе с его поганкой-вурваной из Аленды выгнали, а известного прохиндея Мулмонга убил дядюшка Суно. Кабы не это родство, опальной королеве Глодии пришлось бы туго, но она ведь не только жена узурпатора, а еще и племянница достопочтенного Орвехта! Их с сестрицей затаскали по допросам, выспрашивали подробности про Дирвена и про тех, кто его поддерживал – что ж, она в охотку вывалила все, что знала, и просила лишь об одном: ежели его поймают, пускай ей дозволят одно-единственное свидание с бывшим супругом, чтоб она ему в глаза подлючие наплевала! Дознаватели обещали, что в случае ареста Дирвена Корица ее ходатайство будет рассмотрено в установленном порядке.
Им с Салинсой даже разрешили забрать свои вещи из опечатанного особняка в Лоскутьях. Наряды, гребни, туалетные принадлежности. В комоде под ворохом кружевного белья лежал мешочек с амулетами, которые Дирвен дарил Глодии еще до того, как между ними дурная жаба проскакала. Видать, отвезти ей в ссылку личное барахлишко он велел не амулетчикам, а дворцовым слугам, и те запихнули в мешки все, что нашлось в ее королевских покоях.
Вначале Глодия хотела швырнуть подарки засранца в огонь, но спохватилась: Аленда после смуты кишит распоясавшимся волшебным народцем, защитные артефакты лишними не будут – хоть они Дирвеном подаренные, хоть из кучи дерьма выкопанные. Чего ж не носить их с собой, карман не тянут.