Я снова — плата за спокойствие. Теперь уже отца. Но я понимаю, что не готова снова расплачиваться. Даже ради отца. И своего давно уже мнимого спокойствия… Есть кое-что поважнее. Например то чувство, что ширится внутри меня, расталкивая сосуды и быстро, гораздо быстрее, чем прежде, покрывая меня сияющими доспехами.
Самоуважение. И желание взять реванш, пусть даже таким способом.
Похоже, второе условие не выполнимо — я не соглашусь.
Ведущий вопит что-то восторженное, типа «Поднимайтесь же скорее на сцену», люди вокруг меня начинают шушукаться, а я… нет, я не делаю вид, что ко мне происходящее не имеет отношения.
Возвращаю Каримову не менее пристальный взгляд и резко разворачиваюсь к нему спиной. А потом иду прочь, спокойно, медленно, не обращая ни на кого внимания, как шла бы королева, знающая что за ней смыкается стена сплетен… пока она всходит на эшафот.
Мой шаг прерывается только раз.
Где-то на краю людского озера из участников аукциона я вижу подходящего ко мне отца, который если и не видел все, но что-то уловил. Он не успевает ничего спросить меня, потому как я говорю тихо:
— Мне надо домой. Прямо сейчас.
Мешкает всего секунду, а потом заявляет:
— Я с тобой.
Мы выходим молча и садимся в машину.
— Майя! Что мне следует знать? Мне показалось что…
— Насколько опасен Каримов для тебя? — перебиваю, и вдруг вижу, что отец теряется.
— Ты о чем?
Теперь уже теряюсь я.
И чтобы не превращать разговор в общение слепого с глухим, спрашиваю:
— Он же… тот человек, который провалил твою сделку. А может еще что…
— Майя, да кто тебе такое сказал?! Именно Илья обратил мое внимание на кое-какие моменты, когда я расстроился из-за сорванного тендера… а потом выяснилось, что те уроды задумали эту историю, чтобы облапошить меня и еще парочку инвесторов… Мы уже с этим разбираемся, — его лицо становится жестким. — Более того, — он наклоняется ко мне, понижая голос, — я подозреваю, что Каримов помог сорваться этой сделке, чтобы защитить меня и мой бизнес. Он открещивается, но ходят слухи… черт, это все из-за тебя?
Вздрагиваю всем телом, как будто в меня выстрелили.
И спрашиваю тихо-тихо.
— Ты про что?
— Что произошло на аукционе? Почему все… вот так? Он помог мне, потому что ты ему понравилась?
Я откидываюсь на спинку, прикрывая глаза.
Боже, какая чудовищная провокация…
Ситуация выворачивается наизнанку, а я просто в шоке о того, насколько хорошо знает меня человек, который, как мне казалось, не интересовался мной вообще.
Знает, что я не буду жаловаться, выспрашивать, рассказывать про свое прошлое. Ничем не поделюсь с отцом.
Знает, что всегда поверю в худшее про него, что поддамся на то, что лежит на поверхности…
Знает, что таким образом с легкостью покажет — я такая же, как и он.
— Майя? — голос отца становится строже, но я от него не отстаю.
— Не сегодня, пап, — говорю уверенно.
— Но…
— Не сегодня.
Мы доезжаем до дома и я, коротко пожелав ему спокойной ночи, ухожу в свою комнату. А там срываю платье — порвать на кусочки готова! — и как есть, в белье, залезаю в душ, под холодные струи, надеясь что они затушат разгоревшийся фитиль. Да гори оно все синим пламенем!
Мне никогда не выиграть в игре, правил которой я не знаю.
Каримов все, похоже, просчитал. А я ни хрена не понимаю, кто он такой. А значит…
Успокаиваюсь.
Все я сделала правильно. Потому что единственно правильные поступки должны исходить из внутренних убеждений и желаний. Из всего того, что я чувствовала на протяжении этого вечера. И плевать на мои страхи. И плевать на то, что развод я не получу так просто. Теперь на самом деле плевать.
Внутри вдруг зреет понимание, что все закончится так или иначе. И будет по-моему — может более кривой дорогой, но будет. Ведь если бы я приняла этот дурацкий ошейник на глазах у публики, уверенная, что таким образом облегчаю жизнь себе и своей семье, я бы снова потеряла себя.
Черт с ним, с легкими путями.
Я в этом мире не для этого.
Долго моюсь, уже под горячей водой, а потом смотрю на свое отражение.
Ни слез, ни сожалений, ни неуверенности.
Усмехаюсь, вспоминая, как смотрели на меня на приеме — и как горячо было между лопатками, потому что он смотрел.
Завтра и правда поговорю с отцом. Уже глупо держать в тайне то, что так и рвется наружу. Не буду убеждать его, какой Каримов козел — судя по произошедшему, это не совсем так. Возможно, он действительно оценил дружбу моего отца — а тот пусть сам решает, как поступать с новыми сведениями.
Да и вообще, во всем произошедшем есть большой плюс — можно не ждать, каким будет третье условие.
Возвращаюсь в спальню, валюсь на белоснежные простыни в позе звезды и… вздрагиваю от сигнала.
Телефон беру даже с некоторой брезгливостью — почему-то я уверена, что это от него. На выдохе открываю сообщение… А потом отбрасываю смартфон, накрываю лицо подушкой и начинаю хохотать. Может и в истерике. А может потому, что осознаю — я не пойму Каримова никогда… или до тех пор, пока он сам не решит мне все объяснить. Хотя вряд ли это время настанет.
Экран давно уже погас, как и свет в комнате, но даже за закрытыми веками, засыпая, я все еще вижу то сообщение.
«Второе условие выполнено».
6
— Майя Александровна?
— Да.
— Это Вениамин из ивент-агентства «Шар». Вы недавно были у нас на собеседовании…
Была.
А еще недавно я была на грани падения в пропасть, и все выходные изгоняла бесов, которые предлагали снова позвонить Каримову или появиться у него на пороге, чтобы выяснить отношения. Ударить. Или просто заявить, что пошел он нафиг со своими условиями и квестом, который он мне устроил, и вручить ему повестку в суд.
Нет уж, не доставлю такого удовольствия. Никакой спонтанности — только трезвый расчет. Хороший адвокат и общение исключительно через третьих лиц.
Отца дома не оказалось в субботу утром, так что пришлось отгонять их самостоятельно… Странно, я полагала, что он жаждет узнать все подробности от меня, но по итогу, когда я проснулась, нашла только записку на кухонном столе. Ему пришлось срочно уехать на несколько дней.
— Я звоню вам сообщить, что мы приняли решение взять вас на испытательный срок помощником одного из наших организаторов.
— Я… рада.
Я и в самом деле рада, просто опешиваю от неожиданности. Почему-то в моей ненормальной немного ситуации такая нормальность как работа и звонки превращаются в что-то необычное.
— Вы готовы выходить завтра?
— Конечно.
Новая работа. Новые знакомые. Новые обязанности.
Новая жизнь.
На секунду мелькает мысль, что, как только у меня появится то, чем я буду дорожить, Каримов заберет это — но тут же пропадает. Я верю, что все будет хорошо.
И чувствую, как лопатки превращаются в крылья.
Остаток понедельника я посвящаю тому, что подбираю себе комплекты одежды на несколько дней, обновляю маникюр и готовлю по кулинарному ютуби-каналу вкусный торт — уж не знаю, зачем папе забитый холодильник и полки, но там находятся даже самые экзотичные ингредиенты. А я решаю отпраздновать. Погружаю ложку в шоколадно-сливочное лакомство и вздрагиваю от какого-то странного скрежета и звонка в дверь. Это точно не отец — у него есть ключи. И не кто-нибудь по его поручению, он бы предупредил меня. И с улицы сюда так просто не попасть…
Сосед пришел за солью?
Ага, в элитной многоэтажке.
Ошиблись?
Прикусываю губу от волнения. Хочется притвориться, что дома никого нет, но это глупо и по-детски. Потому решительно направляюсь к двери и нажимаю кнопку видео-домофона. А потом с удивлением открываю.
— Ирина?
Она врывается в холл, и я подавляю желание отшатнуться.
На американский манер не снимает обуви, и, не здороваясь, идет куда-то в глубину квартиры, где начинает хлопать дверями. А потом возвращается ко мне и шипит обвинительно:
— Его здес-сь нет!
— Кого? — уточняю осторожно.
— Саши! Где твой отец?!
— Я… не знаю. Он уехал пару дней назад, оставил записку, что по делам, а когда я звонила ему, то абонент был недоступен. Наверное в области что-то…
— Вот именно, в области! — демонически хохочет, а потом тяжелой поступью идет на кухню, открывает бар и наливает себе из початой бутылки виски, брезгливо отодвинув торт со стойки, за которой я устроилась первая.
В общем-то, мне не обязательно торчать рядом с ней — пусть я и считаю эту квартиру папиной, она вполне здесь хозяйка. Это я гостья. И торт потом съем…
— Стоять! — рявкает Ирина на мой разворот, и я и правда замираю и возвращаюсь на кухню. Не потому, что мне хочется подчиняться, но женщина снова на взводе и, вполне возможно, мне стоит ее успокоить. — Я звонила его помощнику, он блеет что-то невразумительное, а водитель отпущен до середины недели. Так куда он отправился?
— Я не знаю, я вам уже говорила…
— И когда сменил замки?
— Замки?
До меня доходит.
И верно, она же позвонила в дверь… а до этого, получается, пыталась открыть своим ключом.
Меня осеняет:
— Папа что-то говорил про то, что потерял ключи, и из соображений безопасности поменял здесь все. Ну, когда отдавал мне комплект…
— Тебе… — ярко накрашенные губы кривятся, а змеиный взгляд впивается мне в лицо. — Все тебе, да? Все, что я заработала годами трудов — дворовой шавке только потому, что когда-то он осеменил такую же дворовую шавку?
Замираю лишь на мгновение.
А потом отвечаю с неведомым мне прежде пренебрежением и насмешкой:
— А работали, как я понимаю, в его постели? Видимо недостаточно квалифицированны оказались для повышенной оплаты…
Она срывается с места разъяренной фурией в явном намерении расцарапать мне глаза. Но Ирина на каблуках, пьяна и давно уже упустила эффект неожиданности. А я достаточно зла, чтобы вспомнить приемы самообороны, которым меня когда-то обучили на всякий случай. Даже не могла предположить, что он представится.
Я легко хватаю ее за руки, разворачиваю спиной к себе и толкаю на стойку, заламывая руку. А потом рычу:
— Я не знаю что у вас там происходит, но не позволю оскорблять себя или свою мать. Если есть какие-то претензии — предъявляйте их отцу, это ваши игры. А я и мама ни при чем…
— Да? Уверена? — снова хохочет, а потом всхлипывает. — Это она во всем виновата! Появилась, влезла в нашу жизнь, все испортила…
Я хмурюсь — совсем ничего не понимаю. Бред пьяной женщины? Или здесь другое? Что превратило такую напыщенную «леди», как Ирина, в базарную торговку, выплескивающую каждым своим высказыванием помои?
— Отпусти.
Разжимаю руки и отхожу, готовая, если что, дать отпор снова. Но женщина возвращается на свой стул, выпивает полный бокал, а потом смотрит на меня с мрачной решимостью:
— Я никуда из этой квартиры не уйду.
Морщусь.
Будто я её прогоняю. Или имею на это право.
Спокойно собираю себе поднос — чай, кусок торта, воду — и запираюсь в своей комнате. Ванная у меня отдельная, запасов на вечер хватит, а она… черт, пусть делает, что хочет. Если сама понимает, что хочет.
Звонок отцу ничего не дает — абонент снова не абонент. Я хочу позвонить маме, посоветоваться, но в последний момент одергиваю себя — хватит снова вешать на нее чужие проблемы.
Как ни странно, засыпаю я легко.
А когда выхожу утром из комнаты, не обнаруживаю следов Ирины. Точнее, следы есть — развороченная кухня с кучей еды и пустых бутылок, мусор, какие-то грязные потеки. А её самой нет. И домработницы сегодня не будет… потому мне придется самой этим заняться. А как только появится время, добиться таки от помощника отца, чтобы тот с ним связаться.
Но все это чуть позже.
Я не хочу опаздывать в свой первый рабочий день или производить впечатление человека, который попал в агентство случайно — мне надо сосредоточиться на другом.
7
В креативном отделе агентства царит суета.
Я и когда приходила на собеседование это отметила. И сегодня меня сразу погружает в эпицентр подготовки к двум праздникам, а Станислав, мой непосредственный начальник, закидывает десятком поручений, успев едва ли сказать «Здравствуй».
В кабинете коммерческого директора было намного спокойней…
Но мне нравится все.
Нравится, как бегают незнакомые мне люди с кипой бумаг, что в углу лепят костюм какого-то неведомого животного — пришедший заранее оказался почему-то не годен. Нравится, что все при деле, и у всех горят глаза, что огромная кофемашина изрыгает ежеминутно очередную порцию напитка, что звонки не прекращаются, а за огромными окнами — яркое небо.
По своей сочности это больше напоминает американские мюзиклы, нежели московские будни, и совсем-совсем не похоже на мою привычную жизнь — и ту, что я проводила в поселке или в качестве секретарши небольшой фирмы, и ту, что подразумевала «высокое общество» и не менее высокие запросы.
Забраться высоко ведь можно разными путями… Этот — яркий и активный — мне нравится.
Я вспоминаю о неурядицах своей собственной жизни уже после условного обеда — часа в четыре мы все схватили по свежему сандвичу и уселись кругом для мозгового штурма. Намечалось кое-что грандиозное: выставка, инсталляция, лазерное шоу и концерт, причем на открытом воздухе, что всегда добавляет сложностей. И я наслаждаюсь возможностью участвовать в этом всем, высказывать свое мнение, идеи, быть частью чего-то большего…
И звонок отца принимаю в совершенно отвлеченном состоянии.
— Ты где? — достается мне вместо приветствия.
Я отхожу в сторону и говорю шутливо:
— Впору мне задавать тебе такие вопросы — вся королевская рать не может тебя собрать. Ты был недоступен и…
— Я приеду к тебе. Или за тобой, — он одновременно настойчив и как-то нервничает. Не слишком похоже на отца. Уже успел встретиться с Ириной? Или не может отойти от той ситуации с Каримовым — мы ведь так и не поговорили?
Чего гадать.
— Приезжай за мной в семь. Адрес я тебе скину.
Работа заканчивается в шесть, но, глядя на увлеченность окружающих делами, я сомневаюсь, что кто-то здесь уходит домой, как только бьют часы.
И только когда я отправляю отцу сообщение понимаю — я ему не говорила про увольнение, а у него не возникло вопросов, почему я не на привычной работе по привычному адресу.
Он ждет меня на обочине, рискуя поймать штрафов с мою месячную зарплату. Растрепанный, в расстегнутой рубашке и один. Без привычных помощников, водителя и гарнитуры в ухе.
Косится на меня, но ничего не говорит. Газует с места резко, почти с визгом, и в какие-то рекордные десять минут достигает Павелецкой набережной.
— Прогуляемся.
Я в недоумении, но вечер прекрасный, и я вообще не жду от него никакого подвоха.
От вечера.
У отца явно что есть мне сказать.
И первая же его фраза вводит меня в ступор.
— Я всё знаю.
Аж замираю от неожиданности.
— Что… ты о чем?
— Все знаю про твой брак и чем он закончился. И про увольнение, кстати. И про Дениса…
— Но… — я действительно в шоке, — как? Ты поручил кому-то…
— Расспросил Ольгу.
Какое-то время я иду, ничего не видя перед собой.
— Как? — выдавливаю из себя.
— Не смог заснуть в тот вечер. И сел на самый ранний рейс…
— Но я планировала рассказать тебе!
— Всё? — звучит со злой иронией.
— Смотря что ты подразумеваешь под «всем», — тоже злюсь. — Вовсе не было необходимости узнавать за моей спиной про мою жизнь… Если я сама что-то не сказала, значит тому были причины!
— А еще были причины не рассказать Ольге, что Каримов снова появился в твоей жизни?
Бл…ь.
Я упираюсь руками в каменный парапет и глубоко дышу, стараясь справиться с тошнотой.
— Как вам вообще пришло в голову… лезть… докапываться. Это не ваше дело!
— Еще как наше! — орет так громко, что прохожие отшатываются. — Мы — твои родители! Я — твой отец, который должен был защищать тебя… в том числе от такого! А я сам, лично привел его в свой дом и посадил за свой стол! Да я бы даже знакомиться с ним не стал, если бы знал, что он так поступил с тобой!