Черноволосый мужчина, сидящий слева вдруг поднимает голову, а я перестаю метаться в смущении и замираю, фокусируясь лишь на его лице… И всерьез, впервые в жизни в прямом смысле спотыкаюсь о чужой взгляд.
По другому и не назовешь.
В его темных глазах ничего нельзя прочесть… Может и не надо читать? Он будто обещает вечные страдания.
Черт, что за мысли идиотские в голову лезут?
Горло перехватывает странным спазмом, который я пытаюсь сглотнуть, а потом, как завороженная, по инерции делаю несколько торопливых шагов вперед. Открываю рот, но оттуда не вылетает ни звука — меня слишком затянуло в два глянцевых черных омута и теперь не отпускает.
Мужчина иронично поднимает бровь…
Но очнуться меня заставляет не это, а взрыв смеха сбоку.
Я дергаюсь и прихожу в себя.
— Илюха, хватит так смотреть на девочку! — громко орет светловолосый мужик, в котором сложно не признать второго соучередителя. — Если ты и её доведешь, то, боюсь, нам в стаканы просто плевать начнут!
— Если она будет настолько же неумелой, то, боюсь, мне придется прикрыть это заведение, пока здесь полностью не поменяют персонал, — холодно парирует Илья… Демидович, а меня начинает трясти, потому как доходит, какая миссия на меня возложена.
Ну, Женька, удружила. Боги Олимпа сегодня не в духе, боюсь, тут не помогут даже чудеса разумности и эквилибристики… разве что кожаные трусы на себя натянуть. На танцовщицу-то они благосклонно смотрят.
Губы, тем не менее, старательно тяну в улыбке:
— Что желаете выпить?
— Разве ты не должна сначала представиться?
— Я Майя, и я буду обслуживать вас сегодня. Желаете заказать что-то сразу, или я могу вам посоветовать наши фирменные напитки?
— Почему достала блокнот? У тебя Альцгеймер, что ты не сможешь запомнить несколько позиций?
— Какой есть виски?
— Это дерьмо все еще в меню? Передай барменам, что если все недопитые бутылки не будут выставлены в ящиках в ближайшие полчаса, я выставлю их.
— Мы заказывали джин…
— Этот лед растаял…
— У них ножи затупились что-ли? Кто так режет лимон?
— Закуски до сих пор нет — а прошло уже пятнадцать минут.
— Стопки не из холодильника — как так? Нам пить теплую водку?
— Где эти гребаные оливки?
— Для девушек — шампанское…
— Два олд-фэшн и лонг-айленд…
— И унеси это…
Заказы и указания сыплются со всех сторон со скоростью пулеметной очереди, а я киваю как болванчик, стараясь не отвлекаться на мысли, что ничего не смогу запомнить, что это похоже на какой-то экзамен, на который я не подписывалась, что эти люди наслаждаются своей игрой, и если я не выдержу, то сюда придет еще кто-то — и так по кругу, пока они окончательно не озвереют.
Все еще с приклеенной улыбкой бегу прочь и выдаю Жене и Виталику все заказы и поручения, а потом бегу назад с первым подносом…
Дальнейшее мало похоже на мой привычный вечер. Я обслуживаю всего одну ложу, но клиенты в ней захватывают каждую секунду моего времени, а количество выпитого, заказанного и перевернутого на пол превышает все разумные пределы. Они требуют менять стриптизерш — почему-то, этим тоже я должна заниматься, — притаскивают с танцопола возбужденно дышащих девиц, чтобы потискать их за коленки — ну хотя бы за коленки, что уж будет там дальше, не мое дело, — то улыбаются мне широко, то выдают язвительные комментарии, и снова, снова и снова…
Странно, но в этом хаосе у меня есть якорь.
Темноволосый Илья Демидович почти неподвижен, в отличие от своих активных друзей, после первого «экзамена» почти всегда молчит, а его взгляд из под полуопущенных век почему-то не подавляет меня, а держит на плаву.
И именно он, когда к четырем утра все уже начинают уставать — один из мужчин даже спит, откинувшись на диване, двое других о чем-то договариваются с весьма пьяными и расхристанными девушками — первым покидает клуб, напоследок одарив меня ироничной усмешкой и… пятитысячной купюрой в качестве чаевых.
Женя же почти приплясывает вокруг — спустя еще два часа. Вот уж в ком энергии хоть отбавляй: пока я бегала проторенным маршрутом, она — по всемуклубу, контролируя не столько випов, сколько обслуживание людей, что приносят деньги этим випам.
Я же сижу на банкетке, откинувшись на стену и совершенно не чувствуя ног.
— Съешь.
Виталик протягивает свежий сендвич и чашку горячего чая. Завтрак нам положен, но за этим обычно все идут в комнату для персонала.
Впрочем, я не спорю. Медленно жую, выпиваю горячий чай и смотрю на часы. Строго говоря, смена у меня заканчивается в семь, и мне бы помочь девчонка с уборкой, но…
— Сиди уже, — машет руками администратор.
Поездку до общежития я помню плохо — впрочем, так часто бывает после ночной смены. А там запираю дверь на ключ и валюсь на свою кровать, не умывшись, не забыв поставить будильник на шесть вечера.
Самое сложное в этом всем даже не работа как таковая, а этот постоянный переход с ночного сна на дневной и обратно, потому встаю я разбитой, с тяжелой головой и ватными руками и ногами. Еще и подташнивает — но это, скорее всего, от голода.
Бреду в душ, потом — на кухню, где делаю себе омлет, и снова начинаю собираться на работу.
— Ты не заболела? Бледная какая-то! — хмурится вечно бодрая Женя. Иногда за эту бодрость я её ненавижу, правда, не долго — она классная и, несмотря на вопли и маты, всегда за нас горой и всегда научит и поможет. — Поставлю тебя на «слепую зону».
Улыбаюсь с благодарностью.
Столов там немного, их к тому же реже всего занимают — неудобно расположены. Почти курорт. Тем более в начале вечера.
Так что большую часть времени я провожу в сервис-баре, помогая натирать бокалы — это монотонное занятие вводит меня в расслабленное состояние — и краем глаза поглядываю на постепенно собирающихся гостей. К полуночи, когда пойдет основная программа, здесь будет не протолкнуться — несмотря на дорогостоящий вход и алкоголь, «Red lips» никогда не страдает от нехватки посетителей…
— Майя… — Женя возвращается после разговора с управляющим и разводит руками, — Каримов с друзьями снова будет сегодня… сейчас. И потребовал, чтобы у него была «та же рыжая официантка».
3
Я знаю, что должна бежать; нестись, сломя голову. Но иду едва переставляя ноги. И не только потому, что чувствую непонятную слабость, но и потому, что не хочу… не хочу никого там обслуживать!
Видеть его не хочу!
Это глупости, конечно.
Какая разница? Я с пятнадцати подрабатывала то в магазинах, то в придорожных кафешках и никогда не считала обслуживающий персонал кем-то, кто стоит на ступеньку ниже. Никогда не стеснялась такого положения. Не зря ведь выбрала свой факультет — мне и правда хотелось быть связанной с сервисом, а затем вырасти и до управляющего. В идеале — в курортном отеле на берегу синего-синего моря, которое я никогда не видела.
Я не кривилась, когда мне тыкали, понимала, что иногда подвыпившие клиенты непристойное предложение могут сделать, не отказывалась хоть посудницам помочь, хоть уборщицам и не видела ничего крамольного в том, чтобы подавать напитки и блюда. Вот только… Почему это не работает с Каримовым? С чего у меня к нему какое-то… личное отношение?
Угу, такое же личное, каким личным оно бывает у кролика с удавом. Или у бабочки с пауком. Интересно, у них успевает развиться Стокгольмский синдром прежде, чем их сжирают?
— Всем добрый вечер, я Майя, буду вашей официанткой сегодня, — обозначаю свое присутствие компании мужиков. Кроме Ильи Демидовича и Андрея Павловича здесь еще двое, в костюмах и с серьезными лицами, и у меня мелькает надежда, что сегодня все по-деловому и спокойно.
Кажется, так и есть.
За исключением взгляда Каримова, который я снова ощущаю весь вечер — только на этот раз не путеводной звездой, а лупой коллекционера.
Я старательно улыбаюсь, отвечаю на каверзные вопросы — их поменьше сегодня — таскаю тяжелые подносы, пусть ноги и заплетаются, и отсчитываю даже не часы — минуты, до окончания смены, которая, похоже, сегодня не закончится никогда. Потому что к полуночи в клубе не протолкнуться, а у випов, похоже, заканчиваются темы для обсуждения, и они требуют напитков покрепче и «девок посимпатичней».
Слава Богу, танцовщицами я больше не занимаюсь, как и тем, чтобы таскать им добычу с танцпола. Потому просто киваю и ухожу на поиски Жени, способной решить этот вопрос… точнее, собираюсь уйти. Поскольку в этот момент холеный красавчик, которого все называют Олег, перехватывает меня за руку и так резко дергает на себя, что я не удерживаю равновесие и плюхаюсь ему на колени.
— Мне и эта подойдет, — довольно объявляет он окружающим и хватает меня за подбородок, разворачивая к себе. — Хорошенькая маленькая пчелка…
На такие случаи у нас четкие инструкции — привлечь внимание охраны, но… Собственно я уже под внимательным взглядом владельцев. Они же должны мне помочь? Или нет?
— Простите, я работаю в клубе только официанткой, — улыбка, чувствую, становится кривоватой. — Для всего остального есть другие… пчелки.
— А если мне нужна именно ты? — нахально уточняет мужик.
— Придется пересмотреть свои предпочтения, — стараюсь говорить примирительно, но по лицу вижу — этот красавчик не привык к отказам, и они ему не нравятся.
Я растеряна, отвратительно себя чувствую, а еще… иррационально обижена, что мне приходится самой защищаться.
— Отпусти.
Нет, не самой все-таки. Или у этого слова другое значение? Голос Ильи Демидовича раздается подозрительно близко… и когда мне и правда позволяют встать, я, фактически, оказываюсь уже в его объятиях. Нет, он не трогает и не обнимает — я чувствую исходящий от него хищный жар спиной.
— Андрея мне найди.
Он разговаривает отрывисто и скупо, а я почему-то боюсь обернуться и посмотреть на его лицо. Только киваю и выскакиваю из ложи.
Андрей — наш управляющий, и мне вдруг кажется, что того сейчас будут отчитывать за мою нелюбезность, а значит я работаю здесь последний вечер.
— Майя? — Женя хмурится. Но не из-за меня — похоже, ей опять не нравится мой внешний вид. Да и я чувствую себя странно — неужели и правда заболела?
— Позовешь Андрея? — киваю слабо.
— Все в порядке?
— Вот и узнаем…
Вздыхаю и иду собирать очередной заказ, который поступил от моего «любимого» столика. В голове — тупая боль от музыки и размышлений, руки подрагивают от тяжести подноса, а в ложе уже целая толпа — Андрей, танцовщицы, еще парочка постоянных клиентов, которых я узнаю.
Пожалуй, это последняя связная мысль.
Потому что дальше — темнота перед глазами, водоворот, тошнота и грохот, который перекрывает даже музыку. И, кажется, производит выпавший из рук поднос…
— Неплохой способ привлечь мое внимание.
Что?
Кто?
Это мне?
До меня доходит, что, во-первых, я лежу, и меня сюда в это «лежу» принесли, оставив смутное воспоминание о мужских руках. А, во-вторых, тот кто это сделал, находится совсем близко. И голос мне знаком… И воспринимается он еще более низким и тягучим, когда не разбавлен ритмом басов.
С трудом открываю глаза, пытаясь понять, где нахожусь и что со мной. Мне одновременно горячо и холодно, и потряхивает немного.
Не сразу, но понимаю — в этом кабинете я была. Один раз, когда меня принимали на работу и управляющий давал первичный инструктаж. Только в тот момент я не лежала на кожаном диване, а надо мной не склонялся владелец заведения.
И в этот момент до меня доходит, что именно он сказал. Щеки вспыхивают то ли от смущения, то ли от возмущения, я мотаю отрицательно головой и пытаюсь подняться:
— Я не…
— Оставайся на месте. Я вызвал врача.
— Врача? З-зачем?
— Затем, что если в моем заведении кто-то валится в обморок с коллекционным виски за пятьдесят штук, то я должен, по меньшей мере, понять причину.
В голове, наконец, вспышкой сверхновой — произошедшее. И тут же — ужас перед тем, что я натворила своим падением.
— Вы… мне придется выплачивать?
— Еще скажи — отрабатывать. Начиталась низкопробных романов? Или все-таки это и было твоей конечной целью?
Только хлопаю ресницами.
Я не идиотка и не тушуюсь перед людьми, но его резкость, насмешка и тяжелый взгляд — это то, к чему ни один человек не может быть готов. Потому я снова шепчу растерянно:
— Я не пыталась ничего…
— Верю.
— Я же понимаю, что я не та, кто вам…
— А вот это зря.
— Ч-что?
Смотрю на него в изумлении, силясь что-то сказать, но нас прерывает стук в дверь. И тут же в кабинет заходит врач скорой помощи в фирменном комбинезоне и занимает место Каримова. Тот, слава Богу, выходит — с него бы сталось продолжать изучать меня с любопытством натуралиста.
Меня слушают, задрав рубашку, ощупывают живот и лимфоузлы на шее, меряют температуру, а потом делают укол с жаропонижающим и успокоительным.
— Сильное переутомление и обычная простуда. Отсюда жар, слабость и обморок, — говорит доктор вновь появившемуся Каримову, не мне. — Лекарства я написал, но самое главное — постельный режим и теплое питье. Хотя бы дней пять. Справка вам нужна?
А это, наконец, мне. Я чуть заторможенно киваю, понимая, что справка в универе точно понадобится.
— Спасибо.
— Не болейте, — подмигивает мне доктор и выходит, о чем-то продолжая разговаривать с Каримовым.
Я же осторожно сажусь на диване, оправляю рубашку и провожу языком по пересохшим губам. Надо, наверное, отпроситься у Жени… или у Андрея? Черт, тут можно сразу у Каримова разрешения спрашивать…
Усмехаюсь.
— А тебе весело.
— Не слишком, — реагирую на него уже спокойней, видимо, укол начинает действовать. — Что мне… делать?
— А ты как думаешь?
— Не знаю… Я могу уехать домой? Или надо какое-то соглашение подписать?
— Все-таки хочешь отработать? — продолжает насмешничать.
— Я не хочу! — говорю с досадой. — Но я ведь понимаю, что не многое здесь зависит от моих желаний.
— Ну отчего же, — он уже откровенно улыбается, а я вдруг залипаю на мужских губах, — от тебя как раз зависит многое.
Загадки, домыслы, случайности… Голова идет кругом, а я не хочу и не могу об этом думать, не сейчас. Вздыхаю и встаю кое-как, а потом говорю тихо:
— Я хочу домой… выполнять все рекомендации доктора. Вы потом меня найдете, чтобы отчитать, уволить или там вычесть что из зарплаты, хорошо? Я никуда не собираюсь прятаться…
— У тебя и не получится, — он снова рядом. Но хотя бы не устраивает опять шоу с тасканием на руках — как я вообще буду смотреть в глаза коллегам после такого?! Доводит до двери, где мне один из охранников вручает мою сумку с вещами, видимо Женя собрала, а потом и на улицу, чтобы… усадить в свою машину?!
Я хочу отскочить… от неожиданности, но вместо этого просто шатаюсь.
И снова он понимает без слов, менталист чертов!
— Чего боишься? Что я узнаю твой адрес? Ты ж не планировала прятаться.
— Я бы вызвала такси.
— А если с тобой что-то по дороге произойдет? Нет уж, довезем.
— Но вы же заняты…
— Хочешь указать мне, что надо делать?
— Да с чего такая честь?! — не выдерживаю.
— Беспокоюсь, вдруг меня засудишь — все-таки все произошло на рабочем месте.
— Никогда не подумала бы, что вы такой… шутник, — хриплю, обессилев от этого идиотского спора, и неуклюже залажу на заднее сиденье. И уже даже ничего не говорю, когда он садится рядом — мне не хочется работать больше клоуном. Илья Демидович все равно будет делать то, что считает нужным — а чем больше я задаю вопросов или возражаю, тем меньше понимаю.
Голова тяжелая, потому я закрываю глаза и осторожно оседаю на стекло сразу, как только называю свой адрес. И возвращаюсь в реальность — с трудом, но возвращаюсь — когда меня осторожно треплют за плечо.
— Мы приехали. И лекарства купили по дороге, — голос мужчины как через вату, а его плечо — твердое и…
Стоп.
Какое плечо?
Я что…
Порывисто выпрямляюсь и едва ли не матерюсь, осознав, что я использовала тело Каримова, упакованное в дорогущий костюм, как подушку. Надеюсь хоть слюной не закапала.
И вместе с этим осознанием приходит и другое.
Что я появилась возле общежития посреди ночи — и никто меня туда сейчас не пустит.