— Ты помнишь госпожу Флер, Мари? — спросила Аделин, обувая туфельки.
— Матушку милорда Уве, миледи? Нет, не помню. Меня же тогда еще на свете не было. А что?
— Ничего, — улыбнулась Аделин. Она давно забыла лицо мачехи — в памяти были лишь яркие и теплые наброски воспоминаний. Но эта женщина на мгновение ожила и улыбнулась ей с настоящей любовью. — Просто она тоже была бы рада.
Мари принесла свадебный букет: белоснежные розы, хрупкие кокетливые орхидеи с пестрыми золотыми язычками, туберозы и фрезии. Аделин взяла его и подумала:
«Я выхожу замуж. Наконец-то я в это поверила».
Она спустилась в гостиную прямым ровным шагом хозяйки своего дома, стараясь держаться с привычным спокойным достоинством и не показывать, что ее душа сейчас рвется куда-то вперед, к солнцу, под облака. Гостиная была украшена цветами и традиционными связками колосьев для богатой жизни. Священник уже открывал Святое Писание. Уве стоял рядом с полицмейстером и Медведихой — госпожа Этиль дотронулась платочком до краешка глаза, и Аделин услышала негромкое:
— Помнишь, Марк? У тебя был такой яркий шейный платок и белая роза в бутоньерке.
— Помню, конечно, — ответил полицмейстер и осторожно снял с крутого плеча супруги невидимую пылинку. — Ты же сама мне его сшила, Этиль.
Бастиан стоял по правую руку священника: в белой рубашке и черном сюртуке, с маленьким орденом на груди, он казался торжественным, незнакомым и — Аделин так удивилась этому! — почти испуганным. Его шрамы побелели, став почти незаметными.
Аделин могла лишь поражаться. Несколько дней назад она увидела этого человека в водном зеркале и содрогнулась от его уродства — и вот теперь он стоит в ее гостиной, и она, Аделин, сейчас станет его женой.
«Удивительно, — подумала Аделин. — Когда все это закончится, я попробую написать об этом книгу».
В гостиной зазвучала торжественная музыка — приглашенный предусмотрительной Медведихой маленький оркестр, который расположился в стороне, заиграл свадебный гимн, и Аделин показалось, что струна ее души тоже звучит — глубоко, возвышенно, всем своим существом. Бастиан смотрел на нее, не отрывая глаз, и Аделин поняла, что сейчас он думал о том же, что и она.
О том, что мог бы провести всю жизнь в одиночестве — закрытым от мира, скованным своей сутью.
О том, что несколько дней назад входил в этот дом для допроса, еще не зная, что совсем скоро станет мужем его хозяйки.
О том, что все изменилось навсегда.
Медведиха снова всхлипнула от нахлынувших чувств; господин Арно смотрел по-отечески. За все то время, что он пытался свести Аделин со своим младшим сыном, полицмейстер привык к ней и стал считать почти родной. Уве казался спокойным, но Аделин понимала, что он с трудом сдерживает волнение.
Уве был встревожен, но его тревога была радостной.
Аделин подошла к Бастиану — он взял ее за руку и вдвоем они сделали шаг к священнику. Медведиха бесшумно приблизилась к ним и умелыми ловкими движениями обвила запястья Бастиана и Аделин красной шелковой лентой в знак того, что скоро они соединятся навеки.
— Возлюбленные чада мои! — откровенно говоря, священник недолюбливал Аделин, хотя она и была исключительно законопослушной ведьмой, но сейчас он смотрел вполне дружелюбно. — Мы собрались здесь сегодня перед лицом Господа нашего, чтобы сочетать законными узами этого мужчину и эту женщину. Встаньте на колени!
Бастиан и Аделин послушно опустились на колени, и священник вынул белую шелестящую харпу — полосу ткани с вышитыми на ней золотом строками Писания — и накрыл ею жениха и невесту. Стало очень тихо; Аделин сжала руку Бастиана.
— Волнуешься? — спросил он едва слышно. Аделин кивнула, и Бастиан произнес:
— Ты очень красивая, Аделин. Удивительно красивая.
— И я спрашиваю тебя, Бастиан из дома Беренгетов, — прозвучал над ними голос священника. — Готов ли ты взять в жены Аделин из дома Декар, любить ее, заботиться о ней и хранить ей верность, пока Господь не призовет одного из вас?
Бастиан улыбнулся и четко, словно рапортуя начальству, произнес:
— Да, я готов.
Откуда-то издалека донеслось всхлипывание Медведихи. Музыка плыла и плыла, запах цветов был свежим и сладким, и Аделин чувствовала, как восторг наполняет ее, словно пузырьки шипучего.
— Тогда я спрашиваю тебя, Аделин из дома Декар, — продолжал священник. — Готова ли ты взять в мужья Бастиана из дома Беренгетов, любить его, заботиться о нем и хранить ему верность, пока Господь не призовет одного из вас?
— Да, — выдохнула Аделин. — Да, я готова.
Священник снял с них харпу, и Бастиан помог Аделин подняться. Медведиха плакала от торжественности события, господин Арно старался держаться строго и чинно. Уве улыбался, и Аделин подумала, что давно не видела брата таким счастливым.
— Тогда я объявляю вас мужем и женой, — с улыбкой произнес священник и обвел Бастиана и Аделин кругом. — Любите друг друга, берегите и будьте счастливы. И пусть две души станут единой!
Глава 6. Портрет убийцы
Предусмотрительная Медведиха позаботилась и об угощении после венчания: Аделин с удивлением обнаружила, что прямо в саду был накрыт стол, так заставленный блюдами, привезенными из ресторана в Инегене, что не видно было скатерти.
— Сядем, да отпразднуем! — провозгласила Медведиха, которая с видимым удовольствием исполняла обязанности распорядительницы. — Пусть ваша жизнь будет сытая и богатая, и пусть всегда с вами будут близкие и друзья!
Сидя рядом с Бастианом во главе стола и глядя на гостей и слуг ее дома, которые разделили с ней и жизнь, и праздник, Аделин подумала, что все начинается заново. Солнечное утро было теплым и свежим, над садом летали стрижи, и воздух был наполнен запахами цветов и трав — так, что его хотелось пить, словно драгоценное вино.
«Все будет хорошо! — подумала Аделин с той мягкой и наивной надеждой, которая всегда появляется в такие дни. — Все обязательно будет хорошо!»
Для Куся тоже нашлось место и угощение. Сделав почетный круг над столом — Аделин испугалась, что невоспитанный сыч решит в очередной раз отметить Бастиана весомым знаком особого внимания — Кусь не стал садиться на хозяйкино плечо, чтобы не когтить открытую кожу. Он опустился на спинку стула Барта, замурлыкал, и слуга принялся потчевать Куся большим хрустящим тараканом — все слуги носили при себе парочку насекомых в мешочке на всякий случай. Сычик довольно урчал и смотрел по сторонам так важно, словно это именно он организовал всю свадьбу.
После пира, когда солнце подошло к зениту, полицмейстер с женой уехали, на прощание расцеловав Аделин и обняв Бастиана. Проводив их до ворот, Аделин обернулась к мужу — Господи Боже, теперь он ее муж! — и сказала:
— Знаешь, я никогда не думала, что выйду замуж. И что у меня будет такая славная свадьба.
Бастиан рассмеялся и, с уже знакомой осторожностью обняв Аделин, поцеловал ее — легким, почти неуловимым поцелуем. «Он тоже боится, — подумала Аделин. — Или нет… Он не хочет переступать через меня и мои желания. Он не хочет причинять мне боль».
Это было одновременно смешно, очень трогательно и очень правильно. Девушку не спрашивают, любит ли она своего мужа и хочет ли разделить с ним ложе. Никого не интересует, насколько ей приятны его прикосновения и поцелуи. Девушку просто отдают в руки супруга, которого выбрали для нее родители по должности и глубинам кошелька, и он будет делать с ней все, что сочтет нужным, потому что жена — это только вещь, не больше. И хорошо, если это будет молодой человек из знакомой семьи, от которого она хотя бы знает, чего ожидать! И хорошо, если они хоть немного нравятся друг другу!
Аделин неожиданно вспомнила, как Герта Лефевр, с которой она сидела за одной партой в школе, едва не повесилась после свадьбы. Родители подобрали ей завидного мужа: Морис Трюдо, золотодобытчик, владелец огромного дома в центре города, солидный человек с опытом и связями. А какое кольцо он подарил Герте на помолвку! А какой у него был экипаж, лошади, мебель, сад! Ну и что, что он старше своей новоиспеченной супруги на сорок лет, ну и что, что в первую брачную ночь она испытала все, что когда-либо приходилось испытывать шлюхам. Это не имело значения. Герту, которую вынули из петли, все называли дурой, не понимающей своего счастья, дурой, которая опозорила свою семью.
И тут вдруг Бастиан. Человек, который оставлял выбор за Аделин. Человек, который не хотел брать ее силой, как и положено мужу.
Она откликнулась на его поцелуй, чувствуя, как земля уходит из-под ног, как запахи трав и цветов становятся богаче и глубже, как каждый звук превращается в глубокий аккорд. От Бастиана веяло не страхом и тьмой инквизиционной допросной, а светом и теплом, и Аделин готова была утонуть в нем, раствориться, исчезнуть. Наверно, это и было тем единением душ, о котором сказал священник.
Аделин казалось, будто она стала настолько легкой, что ветер может подхватить ее и унести. В ушах нарастал шум, словно совсем рядом раскинулось холодное море, которого она никогда не видела, в висках стучала кровь, и на какой-то момент в мире не осталось ничего, кроме Бастиана. Когда они смогли-таки оторваться друг от друга, то Аделин поняла, что шрамов на его лице больше нет — она смотрела на них и не замечала.
Потому что любовь смотрит глубже, чем видят глаза.
Потому что любовь замечает главное.
Ей захотелось заплакать — и взлететь.
Потом была ее спальня — и свадебное платье, сброшенное на пол, казалось облаком. Дыхание комкалось в груди, Аделин отчаянно не хватало воздуха. Она не знала, что сейчас — утро, день, ночь, она не знала, что это за мир и время, она полностью утратила себя.
В ее мире теперь был лишь Бастиан — его прикосновения, биение его сердца. Так близко, словно оно стучало в ее собственной груди. Так важно, словно они действительно стали едины.
Кажется, она всхлипывала, подаваясь навстречу его ласкам.
Кажется, кровать ходила под ними ходуном.
Кажется, где-то высоко-высоко началась гроза. И судорога, пронзившая Аделин, была настолько густой и сладкой, что на мгновение, долгое, как лето, она действительно перестала дышать.
Потом они тихо лежали рядом, не разрывая объятий, и Аделин подумала: «Ведь у нас могут быть дети…» Бастиан улыбнулся и поцеловал ее в висок.
— Да, — сказал он. — Могут. Мы будем хорошими родителями, я точно знаю.
Аделин встрепенулась, удивленно посмотрела на него.
— Умеешь читать мысли? — недоверчиво спросила она. Бастиан рассмеялся.
— Нет. Ты просто сказала об этом вслух.
«Это возможно, — растерянно и счастливо подумала Аделин. — Мы можем стать родителями, мы можем жить в этом доме, мы ведь достойны счастья».
Издалека донесся крик сыча — Кусь парил над садом, довольный тем, что хозяйка жива, здорова и у себя дома, а не в подземелье за решеткой. Неужели это было только вчера! И сычик сидел у нее на плече, отважно готовясь разделить ее участь…
Аделин представила, с каким строгим и важным видом Кусь будет сидеть на краю детской кроватки, и рассмеялась.
— Все будет хорошо, правда? — спросила она. Злость бургомистра, который обязательно попробует свести с ними счеты, и козни убийцы девушек словно бы отступили куда-то: в жизни Аделин их сейчас не было.
И она наслаждалась этой минутой чистого, беспримесного счастья. Пила ее до последней капли, как холодную воду в жаркий день.
— Обязательно будет, — кивнул Бастиан. — Я сделаю для этого все, что смогу.
***
Они отправились в рощу на закате, и Бастиан подумал, что чуть ли не впервые в жизни выглядит не инквизитором, который должен пугать одним своим видом, а просто счастливым семейным человеком. Вот они с Аделин вышли из экипажа и спокойно направились к березам: под одной из них кто-то соорудил скамеечку — можно сесть и устроить пикник.
Бастиан даже пожалел, что не захватил с собой закусок и бутылку легкого вина. В такой светлый вечер с сиреневыми тенями, что падают от стволов по траве, у всего свой, особенный вкус. Надо наслаждаться им и каждой минутой лета, надо копить его в себе, чтобы вспоминать под осенним дождем и январской метелью…
— Аделин! — окликнул Бастиан. — Как твоя голова?
Аделин дотронулась до виска, словно вспомнила обо всем, что случилось с ней по вине семейки Гейнсбро, и Бастиан ощутил острый укол стыда.
— Пока еще болит, — вздохнула Аделин. — Меня раньше никто не впечатывал головой в ступеньки. Даже не знаю, сколько это продлится. Но магия потихоньку возвращается.
— Да, я заметил, — улыбнулся Бастиан. — Искры плавали, когда ты вернулась и увидела Уве.
— Сейчас уже ничего нет, — ответила Аделин и негромко добавила: — Так жаль…
Бастиан понимающе кивнул и, вынув из кармана заряженную пластинку Следовика, который полицмейстер вручил ему перед свадебной церемонией, сжал руку.
На этот раз все получилось намного быстрее и легче: артефакт успел привыкнуть к Бастиану. Аделин села на скамеечку, и Бастиан невольно залюбовался ею — сейчас, вечером, среди деревьев, она казалась сказочной феей, которая выпорхнула из сердцевины березы, заинтересовавшись гостем в своей роще и решив рассмотреть его получше.
Бастиан осадил себя. Чувства делали его уязвимым, но как тут будешь оставаться спокойным и холодным? Он спас эту девушку от неминуемой мучительной смерти, он почти влюблен в нее. Они, в конце концов, женаты. Это полицмейстер больше боится свою Медведиху, чем любит, а у Бастиана немного другой подход.